Универсальный саквояж мадам Ренар

Действующие лица:

Лев Берёзкин (род. 1995 г., 19 лет) – будущий журналист, будущий копирайтер, будущий пиарщик, будущий блогер и шарлатан, поэт, большой дипломат и просто интеллигентный человек.

Мечтает стать знаменитым писателем.

Сын неудачливого физика-изобретателя.

Будущий компаньон Фёдора Летнего, о котором напишет авантюрный роман.

paganelius@gmail.com

Фёдор Летний (род. 1994 г., 20 лет) – будущий коммерсант и шарлатан, будущий копирайтер, будущий пиарщик.

Формула счастья: любимое дело, верный друг и деньги.

stremitelny@gmail.com

theodor65@yandex.ru

destroyer23@gmail.com

Мадам Ренар (род. 1973, 36 лет). – Международный преступник, которого разыскивает Интерпол.

Загадочная личность, которая появляется не в каждой книге, но в каждой присутствует.

Предпочитает классический стиль во всём, не переносит сленг и нецензурную лексику. Выраженный индивидуалист, враг всякого влияния на свои вкусы со стороны общества (не считая людей, которых высоко ценит). В целом скорее мизантроп, хотя если начнёт давать советы, не может остановиться.

Профессор Летунов Степан Дмитриевич (род. 1957 г., 60 лет)– химик.

С радостью посещает диетические столовые

Любит историю, классическую литературу, классическую музыку. Часто ходит с женой в театры, консерваторию и джазовую консерваторию, Оперу, музеи.

Краевед, точнее, москвовед, как все интеллигентные москвичи его лет.

Сергей Яковлевич Юферов (род. 1979, 36  лет) – капитан органов безопасности.

Девушка в зелёной шляпе

Изящная, нежная, одухотворённая. Вечно не к месту говорит, поступает, появляется, исчезает и цитирует Бродского. Постоянно вспоминает безрадостное детство и исправляет ошибки юности. Ищет настоящую любовь.

Устали от одиночества? Вам поможет курс самопринятия «Возлюби себя»!

Творческая раскраска «Пятьдесят оттенков души» наполнит вашу душу яркими эмоциями!

Депрессия? Выгорание? Ваши проблемы успешно решат сертифицированные специалисты из Всемирной Академии Энергетических Инверсий!

Набор на курс дао: «Как жить, ничему не сопротивляясь»

Собрание сочинений «Бесконфликтология»: в этой книге вы не найдете ничего, что хоть как-то могло бы вас взволновать

Выходные в клубе «Прими себя»:

Супер-тренинг по уотердринкингу, мастерская рукопожатий, экспресс-курс по надеванию брюк: «Надел брюки – взял жизнь в свои руки!»

Лев Берёзкин перестал стрекотать клавиатурой ноутбука. Он грыз зубочистку (чистый бамбук).

Ваши надежды мешают настраивать ваши рекламные предпочтения, – быстро добавил он. – Ваши мечты препятствуют развитию общества. Ваши привязанности отбрасывают прогресс назад! И запомните: здоровым, счастливым и талантливым вы миру не нужны – такие слишком мало покупают. Под вас не настроить рекламу. Реклама, как лавина, сносит всё на своём пути.

Абзац.

«Змеиный жир с частицами золота» видели? А импульсная сигарета? Вот вы, лично вы, встречали кого-нибудь, кому бы это помогло бросить курить? А виртуальное пианино? Кое-кто десять лет в музыкальную школу ходил – спрашивается, зачем?

Общество потребления пустилось во все тяжкие. Неважно, что покупать – лишь бы без передышки. Неважно, что продавать, важно создавать спрос.

Берёзкин перечитал текст два раза – и стёр. Редактор вчера ещё ругалась: слишком в лоб. И опять получилось:

Обезумевший прогресс, тотальный контроль и дикое одиночество – это и есть наше время! Двадцать первый век – …

Экран мобильного засветился: Фёдор.

Глава 1. Фёдор Летний принимает решение

Рига,

2015 год

– Федя. Федя, почему ты молчишь? Федя?! Неужели я не заслуживаю даже ответа! Ах, значит, не заслуживаю. Какой шарман. Может быть, ты объяснишь, почему, Фёдор? Я, кажется, с тобой разговариваю. Ты как, не собираешься отвечать? Шарман! Какой шарман!

Мать вышла. С косяка осыпалась краска.

Не прошло и пяти минут, как она ворвалась снова.

– Ну, ладно. Допустим, у меня тяжелый характер. Но у тебя патологически отсутствует самокритика. Впадаешь в истерику от каждого замечания. Федя, это манИшка величия, понимаешь? Ты считаешь себя правым просто, чтобы ни над чем не задумываться. Боишься увидеть себя со стороны. Если бы ты хоть на минуту задумался! Человек, который признал свою вину, в силах исправить ситуацию. Она в его руках! Она в твоих руках! Федя! Федя, в чем дело? Ты что, с ума сошёл?

Не дождавшись ответа, мать выскочила из комнаты. С косяка снова посыпалась краска. Но опять не прошло и пяти минут, как мать вернулась.

– Послушай. У тебя проблемы с социальной адаптацией. Я сейчас нашла хороший тренинг. Логика, эмоции, имидж, физиология – всё вот это. Представляешь, всего за три занятия!

Сделав паузу и снова не дождавшись ответа, мать продолжила:

– Это не психология. Это мотивация. Просто мотивация. На три-то занятия ты уж как-нибудь напряжёшься? Федя, правда. Один раз напрягись. Ты научишься действовать. Федя! Ты не хочешь того, чего ещё даже ещё не видел!

– Я не хочу это видеть. Потом не развидишь.

– Ты даже не выслушал меня до конца!

– Это опасно для нервной системы.

Опять хлопнула дверь.

– У тебя какая-то дикая потребность унижать, – послышалось снаружи. – Я не понимаю. Я прошу тебя объяснить. Спокойно, хладнокровно, как взрослый. Федя. Федя?! ДА ЧТО ЖЕ ЭТО ТАКОЕ, В КОНЦЕ КОНЦОВ!

Канадские социологи продлили подростковый возраст до 30 лет

Небо было чистым, Двина сверкала на солнце, Старый Город на том берегу рисовался, как на открытке. И Лев Берёзкин, который пешком перешел мост и потом забрел не туда, и должен был сделать крюк мимо гавани с катерами, пока нашел пляж у Вантового моста, чуть не разозлился, обнаружив на песке чьи-то кроссовки и футболку. Припёрся-таки какой-то енот.

Какой-то енот сидел на циклопическом бетонном обломке старой набережной. Крепкий енот, выносливый: апрель на дворе, а по бледной, малость порозовевшей от солнца спине ещё ползут струйки с длинных светлых волос.

Парень тряхнул башкой, убрал мокрые волосы с лица, и снова уставился в телефон.

Длинный, плечистый, в зеленых штанах-карго, съехавших так, что видны трусы, а на голой спине прямо-таки написано: вали отсюда.

Тебя только тут и не хватало! Спокойно, без паники, – Фёдор Летний незаметно размял пальцы (в случае чего – сразу в табло, без предисловий), повернулся и осмотрел чужака от желтых кедов до больших карих глаз под сросшимися бровями. Маленький, тощий тип в застиранных джинсах и чистой белой майке близоруко щурился. Ветер швырял ему в лицо черные кудри, рот был широким, как у лягушки, взгляд – уверенным.

Вот сволочь. Ни слишком глубоко посаженных бесцветных глаз, ни рыжего ничтожества на подбородке. Поди, брекетов тоже нет.

Незнакомец бесцеремонно устроился на соседнем обломке и тоже достал телефон. Порыв ветра заставил его откинуть кудри с лица. Фёдор тоже сгрёб волосы назад, рукой с телефоном потёр зачесавшийся нос – и едва не уронил телефон в воду. Незнакомец взволнованно крякнул, но тут же сделал безразличный вид. Несколько минут оба молча читали в телефонах. Потом покосились друг на друга. Потом встали и побрели по набережной, пиная друг другу попавшуюся пивную банку. Допинали до моста, взяли банку с собой. После моста тоже попробовали пинать, но упустили. Банка ускакала на проезжую часть, и некоторое время шли молча. Потом незнакомец указал на одинокую мужскую туфлю, по которой то и дело проезжали автомобили.

– Всё думаю, – он заправил за уши свои чёрные волосы, – куда деваются от них люди?

– В смысле? – удивился Фёдор.

– Ты часто видишь на дороге одну туфлю? Я вот регулярно вижу.

– А что не так? Люди просто выбрасывают старую обувь.

– По одном башмаку? – незнакомец засмеялся. – А вторые где?

– Где?

– Вот я и спрашиваю: где?

– Мне бы ваши проблемы, Марьиванна, – пробормотал Фёдор Летний.

– Но всё-таки где? – не отставал новый знакомый. – Кого-то убивают и прячут улики? Что за люди регулярно оставляют на улице по одной туфле?

Фёдор долго его разглядывал, отчего руки незнакомца пришли в беспокойство, а лицо стало, как на фото для паспорта.

– О’кей, – заключил Фёдор Летний. – Оставляют. По одной туфле. И?

– Да ну вас!

Он ещё и на вы перешёл. Пафосный придурок.

От: мать

Пропущенные звонки (30)

Последний звонок 16:36

Непрочитанные сообщения (11)

Вторую туфлю так и не нашли, хотя искали добрый километр. Прошли пляж, где гуляющие отравляли атмосферу своим радио с бодрым диджеем и телефонными разговорами, пересекли залитое асфальтом поле, где по праздникам устраивались авиашоу, и скоро уже бродили по полуострову. Народу здесь только и было, что пара рыболовов. Прошел речной трамвай, набежавшая волна швырнула к берегу серую гальку и уволокла назад.

– Как зовут? – спросил Фёдор.

– А тебя?

Незнакомец почему-то замялся.

Фёдор пошевелил траву носком кеда. Оттуда выскочил кот, плюхнулся в воду и в ужасе проплыл метра три.

– Ой! – испугался Фёдор. – Бедняга! Прости, друг, не хотел!

– А он тебя трогать просил? – возмутился новый знакомый.

Кот доплыл до берега в двух шагах от них, смерил их гневным взглядом и убежал.

– Так как тебя зовут? – Фёдор повернулся к незнакомцу. – Я первый задал вопрос.

– Ладно, – тот вытер руки о штаны. – Лев.

– Что? Где?

– Я, – парень ткнул пальцем себе в грудь. – Ну, ты скажешь, как тебя зовут или мне угадывать?

– Э-э, мнэ-э, давай.

– Степан Колбаса.

– Вы меня с кем-то путаете.

– Исай Громохрючец.

– Это моя вторая фамилия.

– Карл Суицидаль.

– Почему сразу Суицидаль? – Фёдор поскрёб голову. – Хотя да, вы правы. Тлен, всё тлен.

Оба снова сунулись в телефоны и простояли так несколько минут.

– Я всё понял, – сообщил Лев. – Тебя зовут Иван Теодолит.

– Почти, – откликнулся Фёдор. – Чуть Теодором не стал. Бабушка хотела.

И знакомство состоялось.

– Меня вообще хотели Фаддеем назвать. Как Беллинсгаузена, – поделился Фёдор Летний.

– Это у кого такие садистские наклонности?

– Мать.

– Погоди, угадаю: мать – филолог?

– Журналистка.

– Что пишет?

– Про воспитание.

– Примите мои соболезнования, Теодор.

– Благодарствуйте.

(Эгоцентрик. Хоть бы поинтересовался, откуда человек в курсе).

– А что твой отец? – Лев подрыгал ногами, чтобы стряхнуть с кедов песок. – Или нет отца?

– Есть где-то, – Фёдор поднял голову от телефона. – Мать говорит, что он айтишник, и что у него… короче, он геймер.

Солнце ушло, ветер усилился. Становилось холодно.

– Если что, пиши, – небрежно предложил Лев. – Ты есть где-нибудь? Под своим именем? Я найду. Э, да, Теодор: как вы насчёт завтра?

– Завтра… – задумчиво протянул Фёдор. – Трудно сказать. Скорее всего, я сегодня уеду.

– Надолго?

– Навсегда.

– Европа?

– Хрен его знает.

– То есть?

Фёдор пожал плечами.

– А деньги?

– Двадцать евро есть.

– Работа?

– Найду.

– А куда же ты денешься, пока найдешь работу? Где ты жить собрался? Что жрать?

– Там посмотрим, – усмехнулся этот псих с блеском в глазах.

– В каком смысле «посмотрим»? – Лев не терял надежды образумить болезного.

– В прямом. Это как бы такое дело… Собственно говоря, я намерен поискать что-нибудь… чего-нибудь… Только не ржите, Лео. Приключений.

Лев тупо пялился на него.

– Ну, чтобы найти то, что нужно, – слишком быстро и слишком бодро продолжал Фёдор, – надо ведь, чтоб что-то происходило!

– Это, например, что?

– Что-то. Слушай, не хочу об этом. Зря сказал.

– Стой-стой. Стойте, Теодор! Что читаешь? Пратчетт?

– Это само собой.

– Филип Дик? Я сразу понял.

– Кто бы не понял, – согласился Фёдор. – И Пехов. И…

– …и Азимов!

– Ты читаешь Азимова?!

– Я его всего очень давно прочёл.

– …Или вот Конан Дойль.

– Ой, да! – подхватил Лев. – Конан Дойль – вещь! Только я его не читал, а смотрел.

– А я читал. И Эдгара По читал.

– И я читал.

– И Лавкрафта всего.

– И я всего. Только он слабоват.

– Да.

– А вот Жюль Верн…

– Нет, его не могу, – вздохнул Фёдор. – Медленно.

Лев долго молчал.

– Слушайте, Теодор, – он наклонился и долго, сосредоточенно завязывал шнурок. – У вас такое сомнительное дело… Возьмите меня с собой?

Фёдор упёрся взглядом в тот берег – Заячий остров с телебашней. Вздохнул и отвернулся. По Каменному мосту вдалеке медленно ползли машины и нудно дребезжал трамвай. Город, в котором никогда ничего не происходит.

– Ну, возьмите, – Лев поковырял землю носком кеда, – вам что, жалко? Я не знаю, чем хочу заниматься, ты не знаешь, чем хочешь заниматься – давай не знать вместе? Вдвоём веселее.

– Ты что, – Фёдор медленно обернулся, – ты это всерьёз?

– Если ты не против.

– Я против? А ты можешь?

– Ну, только у меня совсем денег нет. Никаких.

– Учишься?

– Небо копчу.

– А чего родители?

Лев отбросил с лица кудри, растрёпанные береговым ветром.

– Матери уже четыре года, как нет. Рак. У отца новая жена. Давно, уже родили двоих. Мелкие в Снегирях сейчас, у бабушки. Но ты же понимаешь, у них двое маленьких детей. И я вон дома сижу.

– А если ты передумаешь? Я ведь серьёзно.

– И я серьёзно.

– Еду неизвестно куда, ищу неизвестно что, без денег… – Фёдор наблюдал на мосту вечернюю пробку. – Имей в виду, я не просто попутешествовать. Я хочу своё дело. И план мой называется «тщательно спланированное ХЗ». Кто знает, сколько я буду скитаться. Ты тоже будешь скитаться?

– Ясен перец, буду скитаться!

– Уверен? Может, тебе кажется.

– Не думаю. Ну, раз мы вместе едем, пошли? Не знаю, что у нас будет завтра, но сегодня могу предложить ужин. И переночевать, если надо.

– Твои не будут против?

– Отец точно нет. Мат…чеха у меня ничего такая женщина.

– Чем занимаются?

– Она преподаватель. Французского.

– Ого.

– С какой стороны посмотреть, – Лев пожал плечами.

– Чего смотреть? Французский, небось, знаешь.

– А куда я денусь с подводной лодки? – усмехнулся Лев. – Из плохого у нас – отсутствие денег. Зарплата учителя – сам понимаешь. Из хорошего – французский да, знаю. Ещё я знаю английский. Ну, как, знаю – меня в Лондон хотели отправить учиться, но…

– …Из плохого у вас – отсутствие денег.

– Э, да.

– Хорошо тебе, – Фёдор завязывал шнурок. – Я вот не знаю английский. Ну, как, не знаю – читаю, фильмы смотрю, но не говорю. И ещё я не знаю немецкий. Меня хотели отправить учиться в Берлин, там-то можно и бесплатно, только всё равно – общага, еда, шмотки. А я ещё и язык – кто так преподаёт! Так нельзя преподавать. Из плохого у нас тоже…

Состоялось братское рукопожатие.

– А отец?

– Изобретатель, – помявшись, признался Лев. – Расслабьтесь, Теодор, нищий он. Да не смотрите так. Сначала-то всё было хорошо. Отец даже получил грант от Французского научного общества.

– На что грант?

– На крошкособиратель.

– На что-о?

Лев заправил в джинсы вылезший край футболки.

– На крошкособиратель. Микродронт. Высокочувствительный датчик находит крошки на любой поверхности – от кухонного стола до простыни, от джинсов до рюкзака или сумки. После удаления крошек подает сигнал. Если удаление не окончательное, горит красная лампочка.

– А крошки куда?

– Крошки утилизует, из них получает часть энергии. Ещё часть – аккумулятор. Простой. Как у телефона. Управляется из машины, из офиса, из аэропорта, из любой точки, была бы сеть.

Фёдор сделал удивлённый жест. Явно не мог взять в толк, как такое может приносить доход.

– Потом, – продолжал Лев, – какой-то слизень подал на него иск: типа, изобретение вовсе не отцовское, а его. Два года, шесть судебных заседаний. Суд отец проиграл, деньги кончились – пришлось искать, куда переехать. Продали квартиру в Москве, купили в Риге. Он почему-то думал, что здесь развернётся. Ну, и не развернулся. Хорошо, один знакомый предложил ему читать лекции в здешнем университете. Но деньгами я бы это не назвал. Если бы не ойробот – вообще не знаю, что было б.

– Ойробот?

– Ну да. У отца он ещё и окна моет, и клавиатуру чистит желейной тряпкой, и за плитой следит, чтобы там ничего не сбежало и не пригорело, и на телефонные звонки отвечает, как будто это ты. Определяет собеседника, анализирует записи разговоров и генерирует разговор твоим голосом. И шарики гелием надувает. И ещё, если в раковине посуда, смертоносно воет.

Ойробот

– Это твой отец мог не напрягаться. Если в раковине посуда, и так смертоносно завоют.

– Единственная вещь, которую он удачно продал. Давно, мы тогда ещё в Париже жили. Отчисления маленькие, зато всегда.

Они вышли к шоссе. В медленном потоке машин тащился двухэтажный серый автобус с красно-синей надписью на борту. Лев ещё помнил, как два года назад приехал в таком из Москвы.

– Вот и подумай, – продолжал он. – Какие у меня перспективы?

– Здравствуйте, «какие»! Ты вон хоть сейчас в любой офис можешь…

– Не собираюсь, – брезгливо процедил Лев.

– Я и сам не собираюсь, – хмыкнул Фёдор. – Работать на дядю – хрен вам, выкусите!

– Ты хочешь свой бизнес? – уточнил Лев.

– Осталось решить, какой.

– Если быть откровенным, – Лев потёр шею, – лучший бизнес для меня – лежать под одеялком, но…

– Да, коллега, да.

– Короче, если нужен компаньон, он у тебя есть.

– Уверен, что не передумаешь?

В тот вечер Лев Берёзкин ещё не подозревал, как часто будет задавать себе этот вопрос.

Глава 2. Идея изобретателя

Мимо дома протрещал по брусчатке мотоцикл. Дом был старый, деревянный, в два этажа. Зелёная краска облупилась, ставни облезли. Каменные ступеньки крыльца начинали разваливаться, в щелях проклюнулись кусты папоротника.

Лев достал ключи. Тяжёлая дверь гулко стукнула, закрываясь за ними.

На дощатом полу лежали солнечные квадраты и над ними танцевал хоровод пылинок. Квартир на этаже было три. На двух дверях висели почтовые ящики, забитые так, что из них торчали смятые голубые конверты – счета за квартиру.

У средней двери стоял на коврике старый стул. Под винтовой лестницей кренился буфет без дверец. Фёдор со своим ростом кланялся, рассматривая на полках трубы, термостаты, горелки, листы стали, пластиковую руку с торчащими проводами…

– Сопрут ведь, – усомнился он. – Цветной металл.

– Не сопрут, – отмахнулся Лев. – Ты только сам ничего не трогай. У отца там… Потом расскажу, идём.

Лев отпер дверь, вылез из кедов, прошёл через кухню. Заглянул в гостиную – пусто. Тогда он вернулся, обулся опять, и оба поднялись по крутой лестнице через второй этаж на чердак.

– Ясно, – сказал Лев, обнаружив на железной двери висячий замок. – Отца нет. Чего вылупился, там у него мастерская. Арендует. Пошли обратно. Он, наверное, в магазин пошёл.

Гостиная была маленькой. Весь угол занимала кафельная печь. У стены перед дверью пианино. У окна теснились диван и столик с лампой. На столике поверх стопки книг ютился маленький ноутбук. Стол в центре комнаты весь был завален чертежами, а среди них тоже ноутбук – огромный “Pear”.

Лев уже был в кухне, совал что-то в микроволновку. Фёдор вдруг понял, что это никакая не микроволновка. Внутри прозрачного контейнера двигалась электронная рука, выдвигая по очереди то один, то второй «палец».

– Пятикоординатный манипулятор? – небрежно спросил он.

Прозрачные трубки тянулись из корпуса устройства под холодильник. Лев ткнул пальцем в переднюю панель корпуса, там стукнуло, зажужжало, взвыло – и по трубкам задвигалась кашица.

– Боже, что это, – бормотал Фёдор. – Надеюсь, не майонез. Может, сыр? Нет, непохоже… Тесто? Слишком лёгкая субстанция… Яйца? О, это яйца!

Раздался писк и на панели контейнера засветилась синяя кнопка.

– Ты практически прав, – Лев открыл дверцу. – Омлет с сыром.

– Копать-колотить! – вырвалось у Фёдора.

Жёлтая кучка на блюде несомненно была омлетом. У неё не оставалось выбора.

– Скрамбл знаешь? – Лев протянул ему стеклянную тарелку. – Это скрамбл.

– Его едят?

– Ещё как.

Фёдор съел свою порцию, вилкой собрал, что осталось на тарелке, и сунул в рот, стараясь ни крошки не уронить.

– Подожди, но это же… это же некислые бабки!

– Ты же сам видишь, – Лев орудовал вилкой. – У отца проблемы с интерфейсом. Дешёво, вкусно, питательные свойства продукта не нарушены, а если работать над формой, придётся либо удорожать аппарат, либо чем-то жертвовать в качестве продукта. А он не хочет.

– А как оно работает?

– Разбирает продукт на молекулы: белки, жиры, углеводы, и пересобирает согласно поставленной задаче. Ну, не совсем на молекулы. На мелкие составные. Суй в загрузочный блок хоть творог, хоть морковку, хоть слипшиеся пельмени. Хоть растения. Смотри, сейчас он нам сделает печеньки.

Не вставая с табуретки, Лев дотянулся до аппарата и ткнул пару кнопок.

Пластиковый контейнер засветился. Из «пальцев» на стеклянный поднос стала выдавливаться жидкость. Жёлтые лужицы тут же превращались в печенье, которое Лев высыпал в миску и поставил на стол.

– Я запросил, чтобы добавки – шпинат, креветочное масло и сыр. Нормально, будешь жрать?

– А… из чего всё это?

– Что в холодильнике оставалось. Масла сливочного немножко, сметана, чеснок, морковок пара, картофелина вчерашняя варёная была, зелень какая-то умершая, палочки крабовые – так-то я их почти не ем, а так – ну, я всего не помню. Набросал, чего было.

Чай Лев наливал из самого обычного чайника.

Холодильник в кухне был старый. На полу стоял бумажный пакет с картошкой и луком. В корзинке на подоконнике лежали помидоры, а на буфете выстроилась батарея стеклянных банок. В голове не помещалось, как такой человек – изобретатель! – не может нормально жить.

– Но…

В железной двери четырежды повернулся ключ.

Вошедший был невысок, худощав, тревожная складка залегла между чёрными, как у Льва, бровями, но аккуратно постриженная борода и седеющие волосы были тёмно-русыми. Обнаружив парней, человек быстро поднял палец, чтобы его не беспокоили, бросился к столу и что-то долго писал. В блокноте. Ручкой.

Закончив писать, он вышел в кухню, присел на край стола и с интересом взглянул на Фёдора.

На ужин были глазунья с салатом из зелёного лука и помидоров, блины с яблоками, сыр. Жена изобретателя готовила на обычной сковороде и резала обычным ножом.

Мачеха Льва пришла на самом интересном месте их разговора, удовлетворила свое любопытство насчёт того, сколько Фёдору лет, и кто его родители, и неужели в здешних школах действительно учатся целых двенадцать классов и он закончил школу в девятнадцать лет, выяснила, где живут родственники его семьи и чем занимаются, после чего выгнала всех с кухни.

– Господа, к делу, – Берёзкин промокнул рот салфеткой. – Чем вы намерены заниматься?

– Э-э-э… – протянул Фёдор.

– Так я и думал, – усмехнулся изобретатель.

Берёзкина мешала ложечкой в чашке с чаем.

– Фёдор, раз уж у вас общие планы, может быть, вы позовёте к нам свою маму? Ведь её это тоже касается.

Фёдор Летний хотел было сказать «нет», но не успел открыть рот, как уже звонил матери.

Глава 3, в которой происходит исторический разговор

– …Целыми днями сидит за компьютером, – жаловалась Летняя.

Рядом с женой изобретателя она казалась ещё выше. Обе красились в рыжий, обе носили очки, обе были в джинсах, обе говорили скороговоркой. Только Берёзкина была стриженая, маленькая, как фея, в зелёной разлетающейся тунике, с ярким весёлым лицом, а мать – бледная, рослая, как валькирия со своими длинными волосами.

– Правда, он ещё читает, но всё-таки – игры, сплошные игры и ничего, кроме игр! Даже с бывшими одноклассниками не гуляет. Книги, в основном, в транспорте и в кровати. У меня волосы дыбом встают, когда я думаю, что он так и просидит за своим ящиком всю жизнь. Что я вырастила взрослого лося, который в двадцать лет ничего делать не хочет, социализироваться не желает, а желает только лежать на диване, играть в игры и ждать, пока мать придет с работы и принесет в клюве вкусненькое! У него мотивация на нуле!