и пусть так будет долго, лучше – вечно.
Ведь мне для счастья просто нужно знать,
что жив-здоров, и почему-то важно,
что не боишься всё-таки – летать,
хоть разбивался в кровь, и не однажды…
Ведь главное – что светятся глаза
огнём всё тем же – сильным и тревожным,
которые на каждое "Нельзя!!!"
сужаются ещё упрямей: "Можно!".
И знать я не желаю, не хочу,
кого ты любишь/губишь/рядом держишь –
последний гвоздь сегодня вколочу
в гроб наконец-то умершей надежды…
Ты говоришь – не надо забывать
Ты говоришь, не надо забивать
гвоздями крышку гроба у надежды,
ты говоришь – не надо забывать,
ты говоришь – люби его, как прежде…
Ты говоришь, что нет конца любви,
и вера – как была, так остаётся,
убитая – казалось бы, в крови!!! –
Надежда снова встала и смеётся.
Ты говоришь, что так они, всегда –
втроём, и – неразлучные – за мною,
и перед ними всякая беда
бессильная поникнет головою…
Ты говоришь, что в жизни суждено,
то – хочешь, иль не хочешь – а случится,
и снятся нам – не сбывшиеся, но
и им любовь не прожитая снится…
Ты говоришь, не надо забивать
гвоздями крышку гроба у надежды,
ты говоришь – не надо забывать,
ты говоришь – люби его, как прежде…
Пусть я давно не верю в чудеса
Пусть я давно не верю в чудеса,
я не наивна, а – наоборот,
но всё равно прошу, чтоб небеса
тебя послали в этот новый год.
И я листок с желаниями жгу –
успеть, успеть – пока куранты бьют,
и быстро-быстро, через не могу,
горчащий от золы глотаю брют…
Обрывками желания – давлюсь,
не зря, видать, в народе говорят
[Сама же над собой опять смеюсь!],
что рукописи – вечны, не горят.
Пусть я давно не верю в чудеса,
я не наивна, а – наоборот,
но всё равно прошу, чтоб небеса