Все парки Парижа

1

Это было убийство: огонек сигареты, выброшенной из проезжавшей машины, был совершенно точно жив, когда Антуан осторожно наступил на него носком начищенного ботинка. Работа приучила его следить за мелочами, ибо, как известно, плохо все, что может заставить тебя споткнуться.

На улице было холодно и влажно, в облаках над бульваром Сан-Мишель возник намек на рассвет. Антуан остановился под навесом у дверей в стиле модерн, вынул из кармана пачку сигарет, зажигалку и закурил. В темных окнах кадрами немого кино жило его отражение: черный костюм, белая рубашка, черный форменный галстук. Сигаретный дым размывал очертания лица, скрывал мысли.

Под вывеской «La cité céleste1» гулко тикали старинные черно-белые часы.

Антуан регулярно слышал вопрос, как он может продолжать курить: многие считали, что постоянное столкновение со смертью должно привить стремление к здоровому образу жизни. За время своей работы он видел достаточно здоровых и больных, но одинаково мертвых людей, чтобы сформировать только одну полезную привычку: уважение к выбору другого человека. Поэтому в ответ на вопрос о курении он просто пожимал плечами.

Узкая улочка, на которой располагалось бюро ритуальных услуг, была бы не такой узкой, если бы половину проезжей части не занимал припаркованный транспорт: автомобили, велосипеды, а еще машина городской службы, из которой рабочие вытаскивали временный металлический забор. Если борешься за сохранение архитектурных шедевров, стоит помнить, что зданиям наполеоновской эпохи регулярно требуется промывка кишечника.

Часы над дверью деликатным перезвоном объявили девять утра.

Антуан потушил сигарету и выкинул ее в урну, и уже собрался заходить, когда рядом с ним остановился блестящий Ducati Diavel – разумеется, красный. Женщина, сидевшая сзади, спрыгнула на мостовую. Из-под ее замшевой куртки вырвался белый шарф, такой же, как на фотографиях летчиков Первой мировой. Она позволила шелку расположиться вдоль плеча, и только отвела за ухо прядь волос, бившуюся о стекла темных очков.

– Добрый день, – с легким полупоклоном произнес Антуан.

Прорисованные карандашом брови изгибались четко над линией оправы. Антуану захотелось увидеть ее глаза. Если ей чего-то и недоставало, то, пожалуй, обреченности, присущей искренно скорбящим родственникам. Возможно, речь о том, чтобы заказать погребальную церемонию заранее? Учитывая популярность мумификации среди высшего класса, на эту услугу сейчас гигантская очередь.

– Здравствуйте, – ответила она и стянула очки.

Либо эта дама сама отправила супруга на тот свет. Вот этими руками, которые только что усмирили белый шелковый шарфик.

Ее спутница, не слишком изящно отталкиваясь от асфальта ногами, выровняла мотоцикл по линии парковки. Потом сняла шлем, пригладила ладонью черные волосы, заплетенные в сложное множество кос, и перекинула ногу в блестящих лайковых брюках через седло. Девушка была невысокой и пухленькой, но двигалась уверенно.

Из-за аварии с участием Ferrari Антуан испытывал предубеждение в отношении уверенных девушек и итальянского автопрома, но вполне мог отделять рабочие вопросы от личных.

Он распахнул перед гостьями дверь.

Оказалось, Шарль Дерош, владелец «Ля ситé селéст», ждал их приезда. Обычно неспешный – такой уж бизнес! – он выскочил из кабинета и оказался рядом с женщиной с белым шарфом, назвал ее Элéн и поцеловал в обе щеки с нескрываемым удовольствием, а потом повторил эту же процедуру с ее спутницей, которая была представлена как Джанис. Ее корявое «приятно познакомиться» заставило Антуана спрятать улыбку. Услышав такое произношение, дед выразился бы максимально неполиткорректно и, покачивая головой, укатил бы на своем инвалидном кресле в другую комнату. Или нет, наоборот, тут же включил бы диктофон и рассматривал бы пышную спутницу Элен как экзотического зверька в зоопарке.

Антуан просочился в свой маленький кабинет, который когда-то был подсобкой: с появлением роботов-уборщиков она все равно простаивала, и Дерош год назад отдал ее в пользование помощнику.

Работа Антуана вполне устраивала. В последнее время его обязанности не сводились к переноске покойных: он отвечал за логистику всей церемонии, выбор маршрутов перемещения, подготовку автомобилей и решение любых неожиданных вопросов, возникавших в процессе транспортировки. У покойников же зачастую находились красивые родственницы, которых устраивало, что вероятность встретиться с Антуаном дважды в многолюдном Париже не так уж высока, и, к тому же, отсутствует риск потерять хорошего сантехника.

Дерош, похоже, неплотно прикрыл дверь, потому что в коридор просачивались обрывки разговора. На россыпь вопросов о том, как они добрались и хороша ли в Париже погода, Элен отвечала на французском с восточным – эльзасским, как уверенно определил Антуан – акцентом. Помощница больше молчала, но каждая ее реплика заставляла Антуана прислушиваться: просыпался исследовательский интерес.

Отъезд гостей он не застал: на урнах для праха, доставленных в половине десятого, сбоили голографические панели – видимо, их повредили при перевозке. Пришлось оформлять возврат, а потом ехать на вертикальное кладбище в La Defance-102, где проходила сегодняшняя церемония.

Как всегда, не без накладок: ячейка, в которую должны были поставить маленькую урну с прахом, не среагировала на выданный родственникам пин. Дежурный с мастер-ключом, за присутствие которого Антуану пришлось побороться с руководством, тут же перепрограммировал замок. Когда наконец урна была установлена, ячейка загорелась зеленым и встроилась в сложный узор мандалы на стене. Антуан наблюдал, как родственники покойного задирают голову вверх, как отблески света касаются их лиц, как пальцы перестают спазматически сжимать носовые платки. Церемонии дают людям возможность придать форму невидимому: новому году, обещаниям жить вместе долго и счастливо, власти, смерти, горю… Видимое – конечно, определено в пространстве и времени, а, значит, понимаемо и когда-нибудь непременно исчезнет.

В «Ля сите селест» он вернулся к восьми, и то потому, что хотел проверить резервный дизель генератор. Ему не давала покоя машина социальной службы, которую он видел с утра: если они вдруг повредят какой-нибудь кабель, то «Ля сите селест» останется без электричества, а, значит, высокотехнологичная процедура мумификации одного из клиентов может окончится крайне неловко. Убедившись, что с оборудованием все в порядке, Антуан зашел в парадный вход. Желтая полоса света из-за приоткрытой двери перерезала коридор. Опять забыл выключить свет?..

Антуан прошел к кабинету владельца и с удивлением обнаружил Дероша на месте – да еще и с бокалом в руке. Синий парадный пиджак был небрежно брошен на кресло. Дерош приглашающе махнул в сторону хрустального графина, который разбрасывал брызги света по поверхности деревянного стола.

Антуан поднял пиджак с кресла и повесил на напольную вешалку, плеснул себе в бокал золотисто-медный напиток и уселся напротив. У хозяина «Ля сите селест» явно было настроение поговорить.

– Как Жан-Пьер поживает? – спросил Дерош. Его седые волосы, зачесанные назад, казались соломенными в теплом свете ламп.

– Не теряет хватки, – ответил Антуан. – Очередная сиделка продержалась месяц. А у нее был диплом бакалавра, между прочим.

– Ммм… – Хозяин засунул палец между шеей и шелковым платком и слегка ослабил узел. – Значит, тебе по-прежнему нужны деньги…

Антуан хохотнул. Когда Дерош предложил ему работу в агентстве ритуальных услуг, он был на мели пару месяцев без каких-либо перспектив и раздумывал, какие еще органы, кроме почки, сможет продать Bioworks Inc. Вот это называлось «нужны деньги». Сегодня финансовое положение вообще не вызывало у него беспокойства.

– Я думал уйти на покой, – сообщил Дерош.

Прозвучало не слишком воодушевляюще. Антуан покрутил бокал в руках, вдохнул аромат.

– Ммм… – Коньяк оказался хорош: похоже, хранился его для особого случая. – А как это связано с визитом Элен и ее помощницы?

Дерош сначала застыл, а потом расплылся в улыбке и погрозил Антуану пальцем:

– Ты внимательный. Давай за это.

Антуан поднял свой бокал, принимая похвалу. Они выпили, и Дерош продолжил:

– Госпожа Елена представляет одного частного коллекционера, который планирует выкупить у меня маленькую семейную реликвию. Я и не думал, что это может столько стоить… Даже съездил сегодня домой и привез сюда, чтобы положить в сейф. Мне хватит, чтобы уехать из этого средневековья и совершить кругосветное путешествие, а потом осесть где-нибудь на Филиппинах.

– … чтобы тебя похоронили в висячем гробу в Сагаде3? Брось, для этого надо быть местным!

– Но никто же не мешает мне попробовать?.. – Дерош поднял бокал.

Антуан коротко улыбнулся и потер лоб. Почему бы не попробовать. За окнами звонкие девичьи голоса дружно пропели Je suis malade4 и рассыпались нестройным смехом.

Дерош вытащил из ящика стола хьюмидор с красной шелковой кистью, открыл и повернул к Антуану.

– Так что скажешь?..

Что он в ужасе?.. Что он только почувствовал, как обретает контроль над собственной жизнью, а теперь Дерош говорит, что все опять поменяется? Что как только «Ля сите селест» выставят на продажу, его купит компания Elysium, которая вместе с Virtual Sky Corp. создает гигантские цифровые мемориалы?.. И что «Элизиум» принесет с собой корпоративные цвета, корпоративные ценности и другую корпоративную мудотень, которой он досыта наелся в Sekan Group?

И которая совсем не помогла ему сохранить работу.

– Что я рад за тебя. – Антуан покачал головой, отказываясь от сигары. Коньяк весенним солнцем согрел желудок, во рту осталось переливчатое послевкусие.

– А если я продам «Ля сите селест» тебе?

Во рту стало горько.

– …и что ни один приличный банк Парижа не даст мне кредит. Извини, Шарль.

– Не подумал об этом. Налей себе еще.

Дерош неспешно вынул сигару из хьюмидора и осмотрел шляпку в поиске идеального места для среза. Пристроил кончик в гильотину, а потом резким движением отсек его. Поднес сигару к носу и вдохнул запах.

Антуан неосознанно повторил это движение – втянул воздух и даже через стол почувствовал аромат табака из открывшегося среза, густой, пряный, ореховый. Дерош обожал церемонии. Вероятно, поэтому «Ля сите селест» считалась одним из самых респектабельных ритуальных агентств центрального Парижа. Дерош даже мог позволить себе некоторую экстравагантность: носить синий приталенный пиджак, установить в церемониальном зале аудиосистему Dolby последнего поколения или игнорировать настойчивую рекомендацию доминирующей дзайбацу не брать человека на работу.

За эту экстравагантность Антуан был ему бесконечно благодарен.

В руке Дероша вспыхнула газовая зажигалка. Он неспешно вращал кончик сигары над огнем, а потом поднес ко рту и подул, чтобы усилить розжиг. Нахмурился – видимо, с первого раза не удалось достичь равномерного горения – и снова неспешно покрутил над огнем, а потом сделал первую затяжку.

– Как тебе вертикаль в «Ля Дефанс-дис»? – спросил он, выпуская струю ароматного дыма.

2

Дерош засобирался домой ближе к десяти. Антуан попрощался с хозяином и зашел в свой закуток, где оставил вещи утром. В голове слегка шумело: он успел пообедать в три, а до ужина дело не дошло. Обнаружив в ящике стола шоколадный батончик, Антуан вгрызся в него зубами, с сожалением расставаясь с чудесным послевкусием коньяка, и отправился проверить морг. Там, на старинном металлическом столе в окружении флюоресцирующих прозрачных трубок лежало тело господина Дельфино, из-за которого и приходилось проверять резервный генератор. Процесс бальзамирования был деликатным и требовал около 12 часов, зато патентованная технология давала гарантию, что мумия сохранится на десятилетия. Господин Дельфино, владелец сети ресторанов, которые располагались в лучших моллах Парижа, вполне мог себе позволить бальзамирование. А вот Антуану придется выбрать вертикальное кладбище где-нибудь на окраине – если его мнение вообще кто-то спросит.

Он хмыкнул, выпрямил спину, и, изображая Дероша, поправил несуществующий шейный платок и неспешно прошелся между столов. Сделал вид, что проверяет оборудование, дает указания Захиру, который слишком уж доверяет электронике, и останавливает Маргариту, когда в результате ее косметических ухищрений покойник выглядит свежее, чем при жизни.

Если Дерош всерьез говорил о продаже «Ля сите селест» – а Martell Cordon Bleu подтверждал худшие опасения – то скоро этот уютный маленький мир изменится. Превратится в прошлое.

Антуан аккуратно защелкнул запоры двери и проверил ручку, а потом, оставив господина Дельфино наедине с патентованной технологией бальзамирования, поднялся в холл.

Полоса света из кабинета Дероша все еще пересекала коридор, и в этот раз он точно забыл выключить свет – дверь хлопнула минут десять назад. Вздохнув, Антуан прошагал к кабинету, распахнул дверь и рукой потянулся к выключателю…

… и столкнулся с безумным взглядом выпученных карих глаз.

У книжной полки в дальнем конце кабинета стоял кто-то, одетый в черное с головы до ног.

Не до конца соображая, что делает, Антуан захлопнул дверь – заурчал и закрылся кодовый замок – и тут же набрал номер экстренной связи.

– Полиция! – крикнул он голосовому помощнику, прислушиваясь к звукам за дверью. – Антуан Дессе, агентство «Ля сите селест», у меня тут вор в кабинете, адрес…

За дверью громыхнуло.

Какого черта он там делает?! Выворачивает книжные полки?! Похоронное бюро никогда не подвергалось нападениям – если не считать пьяный дебош на похоронах госпожи Бушаллих или вдову господина Мюллера…

– Месье Дессе, не подходите близко, преступник может быть вооружен! Наряд будет через три минуты…

Послышались звуки падающих на пол тяжелых предметов.

Да какие сокровища он там ищет?! Семейная реликвия Дероша… А еще в комнате есть окно.

Антуан зарычал, набрал код и снова распахнул дверь.

Ситуация в комнате изменилась: полки были сломаны, книги валялись на полу вперемешку с осколками гипсовых бюстов древнеримских мыслителей, а в стене зияла открытая пасть сейфа. Воришка пытался запихнуть в объемный черный рюкзак серую картонную коробку. Оружия при нем не было.

Вроде бы.

Антуан в два прыжка пересек комнату и выхватил коробку, а левой рукой засадил противнику несколько раз под ребра. Вор крякнул, сделал шаг назад, а потом хлопнул Антуана ладонями по ушам. В голове зазвенело, мир утратил реальность. Антуан согнулся, прижимая коробку к животу. Вор стоял совсем близко, и Антуан ударил его самым низким способом, который придумало человечество: с размаху между ног. А потом ударил каблуком по ступне.

Вопль слился с завываниями полицейских сирен, вор с трудом разогнулся, прихрамывая, подхватил рюкзак, метнулся в сторону окна и исчез в темноте.

Шатаясь, Антуан вышел из кабинета и направился к входной двери, на звуки громкоговорителей и красно-синие вспышки, а потом споткнулся обо что-то в полумраке холла. Включил свет.

На полу лицом вниз лежал Дерош. По черно-белой плитке расплылось темно-красное пятно крови.

3

На «скорой» ехали втроем: Дерош, Антуан и коробка.

Дерош лежал на носилках и казался ужасно маленьким и бледным на фоне дешевого флисового одеяла. Он так и не пришел в сознание, пока машина с дикими завываниями неслась к госпиталю, подпрыгивая на мостовой.

Антуан следовал за носилками как змея за дудочкой факира, пока у дверей в операционную его не остановил медбрат.

– Что у вас в руках? – спросил он.

– Обувная коробка, – признался Антуан. Это заключение он вынес, пока ехал в машине «скорой», осматривая мятые углы и остатки штрихкода на сером картоне.

Его самого тоже осмотрели, потом допросили, потом обвинили в отсутствии камер в кабинете Дероша.

– Стоило позаботиться о безопасности ваших клиентов! – сурово грозил пальцем полицейский.

В ответ Антуан выдал длинную цитату из рекламной статьи на тему конфиденциальности и защиты персональных данных клиентов во времена тяжелой утраты, а сам подумал о пустом сейфе в кабинете Дероша. Полицейские пообещали вернуться с вопросами завтра.

Антуан спустился в кафетерий, взял в автомате кофе и холодный сэндвич с бужениной. Хлеб, завернутый в прозрачную пленку, оказался влажным там, где к нему прижимались вялые салатные листы, и неприятно скрипел на зубах. Как резиновый. Дожевывая бутерброд, Антуан развернул экран вирт-браслета и написал еще одно сообщение деду. Предыдущее, отправленное из скорой, было помечено как прочитанное, но до ответа Жан-Пьер не снизошел. Или опять запутался в сенсорных кнопках.

Когда Антуан, выкурив сигарету, вернулся на пост к операционной, к нему подошла медсестра и хрипло спросила:

– Вы – родственник месье Дероша?

– У месье Дероша родственников не осталось. Я его друг.

Девушка нахмурилась, раздумывая.

– А еще старший сотрудник его агентства «Ля сите селест». – Антуан развернул визитку на экране вирт-браслета и постарался, чтобы его выражение лица соответствовало фотографии. – Это я его нашел.

Медсестра вздохнула:

– Уже отвезли в палату. Перелом носа, трещина в кости предплечья. И повышенное давление. В остальном он в порядке.

Антуан на секунду прикрыл глаза. Оказывается, это странное чувство в груди было вовсе не спазмом голодного желудка.

– Спасибо.

– Завтра с десяти до часу и с пяти до восьми.

– Что?.. – удивился Антуан.

Медсестра возвела очи горе, ответила:

– Часы посещения!

– А-а-а… спасибо! – повторил он и перехватил коробку поудобнее, чтобы вызвать такси.

Машина, конечно, приехала не к тому входу, и по парковке пришлось пробежаться дважды. Свою машину Антуан продал после аварии, чтобы оплатить счета. Чаще всего он пользовался общественным транспортом, иногда – каршерингом, и еще реже – такси. Как сегодня, например.

Домой он явился в четыре утра. Отряхнул с ботинок гравий садовой дорожки, переобулся в домашние туфли и плюхнулся на пуфик в прихожей, оставшийся со времен, когда здесь еще разговаривали по стационарному телефону. Шумно выдохнул, запустил пальцы в волосы и помассировал голову, а потом наконец откинулся спиной к стене.

Надо было написать Захиру, чтобы патологоанатом завтра не грохнулся в обморок от увешанного полицейскими лентами холла. И еще вызвать клининговую компанию. К счастью, месье Дельфино поедет к месту захоронения к десяти…

Со стороны комнаты приближалось жужжание.

– Что не спишь, дед? – громко спросил Антуан и приоткрыл один глаз.

В коридор выехала электрическая инвалидная коляска и дернулась, останавливаясь. Одно колесико продолжало неспешно крутиться вокруг своей оси.

– Что у тебя опять случилось? – сурово спросил дед.

Антуан еще по дороге решил, что скрывать ничего не будет.

– В «Ля сите селест» забрался вор, а я его спугнул. Дерошу досталось, пришлось отвезти его в больницу.

Дед нахмурился и оперся ладонью о подлокотник, как будто собирался встать:

– И что, жив наш модник?

– Ага. Перелом носа, но это не страшно.

– Что у вас там красть-то?!

Антуан обошел инвалидное кресло, сел на корточки и открыл заднюю панель. На пальцы упала пара капель – опять подтекала тормозная жидкость. Антуан проверил настройки, подтянул пару болтов.

– К нам сегодня заходила некая Элен, судя по акценту – она родом из Эльзаса. Она обещала эту реликвию у Дероша купить. Он уже размечтался, что уедет в кругосветное путешествие, вытащил из заначки бутылку…

Уложив деда, Антуан снова спустился вниз, разогрел чайник на кухне, бросил пакетик в чашку и залил кипятком, и вышел на веранду. Сквозь стеклянные стены и потолок сочился серый утренний свет. Стоило поспать хотя бы полчаса, но Антуан чувствовал себя на взводе. Мысли в голове суетились, как мошкара над болотом.

Он собрал разложенные на столе пластинки в аккуратную стопку – дед опять слушал записи диалектов начала двадцатого века.

Когда исчезает язык, исчезает целый мир, говорил дед. Для сохранения языка важна не только лексика, но и ритм, и он может быть ключом к ментальной картине мира, которая выстраивается у носителей языка. А ритм можно уловить, только слушая живую речь.

Антуан, балбес двенадцати лет от роду, слушал, открыв рот. Не то, чтобы он понимал в ментальных картинах мира – просто отец с ним не слишком-то разговаривал. Он вообще плохо говорил после того, как на заводе на него упала тяжелая металлическая дверь.

Прожив в доме деда, полном чужих голосов, два года, Антуан решил, что станет переводчиком.

И вот что из этого получилось.

Он записал голосовое сообщение для Захира, отправил заявку в клининговую компанию, от которой тут же получил подтверждение и требование оплатить аванс в два раза больше собственной зарплаты. Со вздохом списал средства со счета «Ля сите селест» на оперативные расходы. Сделал глоток, придерживая веревочку чайного пакетика большим пальцем. Потом подошел к аудиосистеме и ткнул пальцем на кнопку воспроизведения, не глядя на название. Под стеклянным корпусом игла поплыла к пластинке, и комнату заполнил голос женщины.

Баскский. Ни с чем не перепутаешь.

Антуан сходил в комнату и вернулся на веранду с обувной коробкой. Водрузил ее на стол и аккуратно открыл крышку. Внутри оказалась скомканная газетная бумага. Антуан убрал комочек. Потом еще один.

Женщина на пластинке говорила про Гернику. Сначала про город, потом – про картину Пикассо.

Между газетами лежала старинная деревянная коробка, расписанная черной, красной и золотой краской, которая местами облупилась. На когда-то гладкой отполированной поверхности были зазубрины. Сверху рисунок был совсем неразборчив, а на боковой поверхности отчетливо просматривалось что-то вроде длиннохвостой мыши.

Женщинский голос затих. Что-то щелкнуло, захрустело, потом заговорил мужчина. Сначала про Париж, потом снова про Гернику.

Антуан кончиками пальцев погладил крышку и нашел стык, а потом аккуратно поддел верхнюю панель. Она поддалась с легким скрипом. Внутри лежала полуистлевшая тряпка с вышивкой по краю – что-то вроде носового платка?.. Порыскав по столу, Антуан нашел ручку, аккуратно отогнул край тряпки – и отшатнулся.

Мужчина на записи своевременно зашелся кашлем.

Внутри лежала мумия крысы.

4

Дерош выглядел вполне неплохо: подбородок гладко выбрит, халат аккуратно расправлен на груди. Белую нашлепку на носу и черные синяки под глазами можно было игнорировать.

Услышав, что мсье Дельфино при вчерашнем вторжении не пострадал, церемония прошла без сучка без задоринки, а клининговую компанию удалось уговорить на 20% скидку, владелец «Ля сите селест» расслабился и позволил себе утонуть в подушках. Постельное белье казалось невероятно притягательным – эти идеально натянутые, похрустывающие простыни…

Антуан, спавший ровно час на заднем сиденье такси по дороге в больницу из Иври-сюр-Сен, с трудом подавил зевок, а потом вспомнил о самом главном.

– Я не сказал полиции, что мне удалось кое-что забрать у вора. Когда мы боролись, я думал, что это что-то важное, – смущенно объяснил он, вынимая обувную коробку из потертой кожаной сумки, которую носил на широком ремне, – но теперь уже не уверен…

Дерош схватил коробку, открыл ее и радостно посмотрел на своего помощника:

– Она здесь, Антуан. Все в порядке!

– Я рад. Очень… рад.

– Черт, Антуан, ты просто не представляешь, что для меня это значит…