Стало тихо. Петрову налили полстакана водки. У него было лицо страдальца. Это выглядело необычно. Выпил. Даже не стал закусывать. Ни на кого не глядел, вперив взгляд куда-то в угол.
Пожевал рукав. Он был среди нас. Но достаточно было заглянуть ему в глаза, чтобы понять, что он далеко-далеко от нас, где-то там в облаках, где порхают души несчастных влюбленных.
Вот и всё о Петрове. И так ему слишком много внимания и чести. Хотя и есть за что. Я имею в виду не честь. А в прочем, он же был по-своему честен перед собой и никогда не изменял своей натуре.
8
КАК ПРАВИЛЬНО СДАВАТЬ БУТЫЛКИ
Были времена, когда стеклянная бутылка представляла ценность. В том числе и материальную. Вы где-нибудь в парке присядете на скамеечке в летнюю жару, чтобы порадовать себя бутылочкой лимонада «Буратино» или жигулевским пивом. Сорвали металлическую крышечку о край скамейки. Тут же перед вами возникает не очень опрятная фигура и терпеливо ждет, когда вы освободите бутылку. Изредка бросает на вас косые взгляды. Пустая бутылка тут же перекочевывает в сетку. Довольный сборщик тары неторопливо удаляется.
Территория строго делится на участки. Переход границы грозит нарушителю неприятными последствиями. Между неопрятными сборщиками бутылок шла непрекращающаяся война. В ход пускались все средства: от словесной перебранки до кулаков. Границы нужно было бдительно охранять. Особенно не жаловали новичков.
Перенесемся в студенческое общежитие номер пять. Здесь. Как по всему студгородку, действовал строгий сухой закон. До горбачевского указа еще было далеко. Так что последний генеральный секретарь был всего-навсего жалким плагиатором. У нас суровость законов компенсируется необязательностью их исполнения. Иначе народам России было бы просто не выжить. Некоторые законы без слез умиления читать невозможно. Не был исключением и сухой закон. Наши законодатели, сами знаете, не сильны в истории.
Четверка сидит в комнате. Суббота. Закончилась ударная учебная неделя. Хочется расслабиться. Воскресенье впереди. В желудках пусто. В карманах ветер гуляет, доставляя неприятности заарканенной вше. Жизнь представляется сплошной мировой скорбью. Ужинать придется только хлебом с пресной водой из крана. Сыт не будешь, но и от голода не умрешь. Можно кипяточек нагреть. Попить чаек, потешить желудок. Если удастся у кого-нибудь стрельнуть заварки и сахарку. Это не всегда удается.
Такая перспективка! Конечно, в молодых головах рождаются разные проекты. Даже фантастические. Все какие-то ущербные. Одному предлагают загнать часы. К чему они на голодный желудок? Это отцовский подарок на совершеннолетие. Папа снял их с собственной руки. И больше трешки не дадут. На стекле трещина. И ход стрелок непредсказуем.
На раз хватит поужинать с портвешком. Но владелец часов наотрез отказался расставаться с родительской реликвией.
Можно, конечно, ночку поработать на Вокзале-Главном. Но на голодный желудок какие из них грузчики? По мешку отнесут и упадут. Красивые и молодые. Очень привлекательная картина! Занять? Это даже не смешно. Только народ насмешишь. Он у нас очень смешливый! Ему только палец покажи, будет по полу кататься и давиться смехом.
Безнадега… Поднимается длинный худой второкурсник и роется у себя в встроенном шкафу в вещах. Выворачивает все карманы, ощупывает подкладку, заглядывает под стельки ботинок.
Прощупывает прокладку. Может быть, в дырочку что завалилось. Но чуда не происходит. Тут комнату оглашает радостный вопль. Все напуганы, хотя вопль и радостный. А их товарищ подпрыгивает чуть ли не до потолка. Глаза его искрятся оптимизмом.
– Ну, мы и идиоты?
– А что сразу «идиоты»? Сколько нашел? Ну, чего не покажешь? Зажилить хочешь?
– Выше крыши!
Лица светлеют. «Выше крыши» – это хорошо. Значит, сегодня никому не грозит голодная смерть. Счастливые лица! А спаситель начинает выставлять из шкафа одну бутылку за другой. Вскоре перед ним целая батарея. Даже не верится, что они выпили столько.
– И что это значит? – спрашивают его товарищи. – Что ты этим хочешь сказать? Поделись!
– Наш ужин, наш портвейчик и даже поход в кинотеатр. Когда вы в последний раз смотрели фильм? Не знаете, что там сегодня дают. А в прочем, зачем я задаю такой вопрос.
Еще ни разу они не сдавали бутылки. Здесь в Академгородке. И не очень представляют, как это можно сделать. Пункт приема находится далековато. И там они не бывали до сих пор. Ехать на автобусе? Но чтобы ехать на автобусе, надо иметь деньги. И немалые, потому что их четверо. Четыре умножить на шесть копеек получается двадцать четыре. Чтобы иметь деньги, надо сдать бутылки. Получается замкнутый круг.
Им грустно.
– Ну, пойдем пешком. Как давно мы не бродили по сосновому бору. Представляете, какой воздух! Сдадим нормы ГТО по переноске тяжестей быстрым шагом. Одновременно и по туризму. Давно мечтал стать туристом. И вот такая возможность представилась.
Им даже подумать об этом страшно. Пешком в неведомую даль по лесным тропам? Но другого выхода нет. Разве что спросить у кого-нибудь ковер-самолет в общежитии?
Не только в шкафу, но и на антресолях, и в тумбочках, повсюду были бутылки. И под кроватями. «И когда они успели выпить?» – снова подумал каждый. Не инопланетяне же здесь пили? А ведь до этого были уверены, что они почти непьющие, так изредка позволяют себе пригубить несколько капель. Но действительность оказывается иная.
Сумки и сетки загружены бутылками. Пришлось даже позаимствовать у соседей пару вместительных сумок, в которых привозятся домашние припасы. Наша четверка выходит. Руки заняты, на спинах рюкзаки. И не просто выходят, а выходят на тропу наживы, вирус которой заразителен.
Весело звякают бутылки, как будто они радуются, что наконец-то попадут в верные руки. Они любят путешествовать. Жизнь бутылки, если ее не разобьют, развивается циклически. Звонкий разговор бутылок привлекает внимание обитателей общежития. Появляются любопытные, их удивленные взгляды устремлены на нашу четверку. Со всех сторон им предлагают бутылки. К сожалению, пустые.
– Заберите! А то скоро и ногой ступить будет некуда! Ну, пожалуйста, ребята! А мы вас вечером чаем напоем.
Когда вахтерша увидела нашу четверку, обвешанную с ног до головы сетками, сумками и рюкзаками с пустыми бутылками, то потеряла дар речи. Многое она повидала на своем веку, но такое впервые. Широко открытыми глазами она проследила их путь до выхода.
После того, как она пришла в себя, то первым ее побуждением было задержать их, вызвать милицию. А если это преступление? Хотя и все знакомые лица, но кто их знает. Но здравый смысл подсказал ей, что не стоит этого делать, что так она себе сделает только хуже. Бутылки выносятся, а не заносятся. Если бы они несли бутылки в общежитие, тогда было бы другое дело. К тому же бутылки пустые. А сухой закон касается бутылок со спиртным. А значит, этот самый закон здесь никак не применим. И можно даже этот случай рассмотреть, как положительный, поскольку ребята очищают общежитие от скверны. И может быть, этих парнишек еще и наградить надо за их благородный поступок. Вон как они пыхтят и пыжатся. И спины у них мокрые.
Активность в этой ситуации могла выйти боком.
– А откуда в общежитии такое количество бутылок? – непременно спросил бы Адольф Иванович. – Значит, вы не исполняете своих прямых должностных обязанностей. Я буду вынужден поставить вопрос о вашем служебном соответствии. У нас в студгородке, о чем вы прекрасно осведомлены, действует сухой закон. И мимо вас проносят спиртное.
Адольф Иванович Гросс – это глыба. Говорил он мало, но всегда по существу. На нем постоянно был строгий черный костюм, белоснежная рубашка и темный галстук.
На ветер он слов не бросал и все свои обещания выполнял. Поэтому, когда он говорил, его не слушали, а внимали ему.
Наша четверка, обливаясь потом и вспоминая недобрым словом картину Репина «Бурлаки на Волге», тащилась по лесным тропинкам. Это было поближе и не привлекало внимания. Нужно было смотреть под ноги, чтобы не запнуться о какой-нибудь сучок или корень. Но зато прохожие попадались крайне редко. И сразу шарахались в сторону.
Падение грозило боем посуды и потерей дохода. Поэтому четверка проявляла всевозможную осторожность.
Перешли через дорогу, прошли жилой квартал и снова погрузились в лес, где на них недоуменно глядели белки, не понимая, как эти существа могут издавать такой музыкальный перезвон.
В конец убитые доплелись до приемного пункта. Вздохнули полной грудью. Вот оно воздаяние за труды! Но то, что они увидели, повергло их в полное отчаяние. Почему судьба к ним так неблагосклонна? Очередь, как лесная тропа, по которой они прошли, извивалась. Начало ее терялось вдали возле одноэтажного зеленого сарая. Причем здесь стояли не только неопрятные особы, но и мужчины, выглядевшие, как доктора наук, и субтильные дамочки, место которых не в приемных пунктах, но в приемных начальников.
Они наглядно осознали масштабы того, что Владимир Ясное Солнышко называл «веселие Руси есть пити». Конечно, они знали, что у нас пьют, но не в таких же масштабах! Им было не привыкать к очередям. Они были везде. Но с такой они столкнулись впервые. Это даже не очередь, а какое-то Вавилонское столпотворение, исход из Египта. Обреченно переглянулись и вздохнули. Не тащить же драгоценную тару назад. На это уже не оставалось никаких сил. Да и никто не мог дать гарантии, что в другие дни очередь будет меньше. Конечно, можно закопать драгоценный груз в ближайшем лесочке, сверху закидать лапником и поставить веху. Где вот только взять лопату? Они же не кроты, чтобы копать подземные ходы носами. Сейчас же им хотелось кушать. И очень сильно. Самый смелый из них робко спросил:
– Последний кто?
Его не услышали. Он спросил громче. В конце концов не все же здесь глухонемые.
Мужчина в рабочей спецовке ухмыльнулся.
– Последних у нас нет. У нас все первые. Разве об этом вам не говорят в ваших университетах?
– Я имел в виду «крайний».
– -Ага! – кивнул мужчина. Обнажил кривые желтые зубы. – Кто же захочет быть крайним? Тянуть за всех! Не! Парень! Крайних ты тут не найдешь. Ищи в другом месте.
Бывают такие противные типы, они лишены всякого сострадания. Им бы только похохмить. Повернулся старичок.
– Ета… ребята! Кладовщица сказала, чтобы … ета… очередь не занимали. Вот так ета!
– Не занимать?
– У нее рабочий день кончается… ета… Она тоже человек. Муж, наверно, есть, дети.
– Кончается? Еще время-то!
