Книга Температурная биография - читать онлайн бесплатно, автор Юлия Вершинина
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Температурная биография
Температурная биография
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Температурная биография

Entre possible et impossible, deux lettres et un état d'esprit.

Charles de Gaulle

Между возможно и невозможно две буквы и состояние духа

Шарль де Голль

Рядовой день, рутинные тексты.

Стася вышла куда-то, не прикрыв двери. Доносилось интервью.

Бархатное.

… я вслушивалась в голос респондента: обволакивающий, пушистый, тянущий нижние нотки. Не всегда правильный, с повторами. Чарующий, низкий, нежный. По бархатным басам.


Я любила Останкино, любила его отметки и безэтажность, парадность и кулуарность, кабинеты, лифты. Можно было замереть и неназойливо, одним глазом, наблюдать за всем тем, что творит сказку голубых экранов и так завораживает зрителя по ту сторону.

Закулисье… зашторье, задверье, зазеркалье. За-Звучье.


" – … три процента. Но зачем-то Бог оставил мне жизнь".

" – И вы не злитесь, не обижаетесь?

– Да вы что…?! – лёгкий смех – Нет, конечно! Ну как можно злиться или обижаться, когда любишь?"


По моим спине и рукам – тепло, будто в воду окунули.

Температура вокруг изменилась на градус.


… а потом я шла и разглядывала деревья.

Как листва под ветром прогибалась, колебалась в солнечных лучах и бросала блики. Я дышала, поскольку никак не могла справиться и рассчитать количество необходимого кислорода, и голова кружилась не переставая.

Кофту сняла, присела на лавочку. Под бёдрами – деревянные рейки, в лопатки вонзается спинка.

Под ногами – мягко, трава. Ветер. А по коже – горячие лучи. И воздух. Так много внезапно воздуха.


"Зачем-то Бог оставил мне жизнь" – это была первая мысль, мелькнувшая в моей голове когда-то давно, после комы.

Я тогда совершенно не понимала зачем я живу: ведь ни одному существу на тот момент мой уход не причинил бы сильной боли. У всех, кто меня окружал на тот момент, был кто-то ближе, чем я. Все бы быстро смогли утешиться. Я понятия не имела ни зачем мне жить, ни для кого. Ни КАК. Меня ничего не держало в этом мире… кроме понимания, что не я себе эту жизнь дала, поэтому не я могу её прервать.


Я помню как всё случилось: я не могла видеть перекошенное злобой лицо и закрыла глаза, но некуда было деться от звука.

Беспомощно только цеплялась за что-то:

– И что, только так, и никак по-другому?

– Да, только так! Оля, с тобой нельзя по-человечески! Да ты вообще едва ли человек, посмотри на себя!


Я помню ватные пальцы, ватный мир чуть накреняющегося сознания и выпуклые стены.


… потом я узнала, что у меня случился инсульт, после которого я впала в кому.

Я помню это непередаваемое чувство, когда стоящая напротив фигура двигает своим телом, лицом, издаёт звуки… и я как-то смутно и сосредоточенно начинаю догадываться, что эта фигура от меня что-то хочет. Но что она хочет? И я пытаюсь понять, сказать… а у меня не получается… а я как-то шевелю в ответ собой, своим лицом, телом, чтобы передать свою мысль, но не могу… и проваливаюсь.

Проваливаюсь.

И проваливаюсь.

И снова падаю.

И на меня следом падают стены, кровати, книжки, фигуры, какие-то палки и перекрытия.

И я помню, как это проживалось: чтобы встать – нужно было опустить ноги вниз. И как мучительно тяжело было сообразить, где низ и куда надо себя тянуть.

Беспомощность. Ненавистная омерзительная беспомощность ненужности. И рядом – никого… ни-одного-человека. Кто был бы во мне заинтересован.

И только в памяти всплывало, сменяясь каруселью: "Я люблю тебя", "Время, проведённое с тобой – бесценно", "Ты подарила мне Вселенную", "Неужели ты поверила, что таких как ты можно любить или хотеть? Ты мразь, ты ничтожество. Ты вообще едва ли человек. В тебе нет ничего человеческого. С тобой только так и можно."

И снова на меня летели стены, и вдавливало в пол, и снова дышать было больно, и сложно было понять, что от меня хотят двигающиеся фигуры вокруг.

И вновь, по воцарении сознания, одна-единственная мысль: "Но ведь зачем-то Бог оставил мне жизнь".


И эта озвученная моя – моя! – старая мысль, чужим, таким другим голосом, так и билась в голове.

И эта реакция – удивление, почти смех, вся лучезарность – "Ну как можно злиться, если любишь"? – Осталась. Во мне.

Словам я не верила.

Чем больше работаешь со словом, как с материей, тем больше складок и прорех в нём видишь.

И тем меньше веришь – чем виртуознее владеешь.

А сколько прочитано. А сколько услышано. А сколько нарушено и бездумно потреплено – и слово, буква, они словно теряют свой первозданный огонь. Слишком приелись.


Я потом узнала, кто это был, так поразивший меня своим интервью: S.J., – музыкант, певица, деятель.


Это изумление, этот лёгкий полу-смех ощущался кожей и всем телом целиком – теплотой. Такой искренней теплотой, что, казалось, в мире стали таять быстрее ледники.

И один из них – совершенно точно – во мне.

Не даром же говорят, что человек состоит из воды. Главное – понять, в каком агрегатном состоянии эта вода.

Боль пережитого словно заморозила меня, и у меня самой ничего не получалось с этим сделать.

Но этот смех, это искреннее удивление на вопрос в интервью… потеплело.


Пять минут – и в моих руках телефон.

Даже странно, что мне не пришла эта мысль раньше в голову:

– Дина, ты квартиру в Москве искала? Переезжай ко мне. Правда, у меня не квартира, а дом. И не совсем в Москве…


***


– Оль, жить как никогда хочется.

Я нашла её на дереве, у озера. Дина уселась на ветку, как воробей, и глаза у неё были красные.

Я присела рядом, не понимая, есть ли смысл что-то отвечать.

Я до сих пор не всегда понимала, где заканчивалась "я", а где начинался "другой". Я позволяла любимым людям самим находит границу между нами, потому что для меня её не было.

Молчала я и сейчас, рассматривая то, на чём остановился взгляд Дины:

… гладь была зеркально ровной. Потом вдруг набегал ветер, морщил воду – что шелк.


– Я пациентку потеряла. Коллеги, придурки – голос глухой, рвётся. Отвернулась – Девочка. Пятнадцать лет. Не одолела, не справилась.

– С чем?

– С собой.

И снова пауза. Молчать было больно. Говорить – ещё больнее. Ощущение беспомощности: и сказать нечего, и не поможешь ничем.

Только рядом быть.

Шершавая кора дерева…

… нашла, переплела пальцы.

Прилетели утки. Их гогот, хлопанье крыльев. Озеро пошло рябью. Дина вздрогнула:

– Сволочью ощущаю себя. Ребёнок погиб, а я на уток насмотреться не могу. Надышаться никак не получается этим ароматом, воздухом – свежим таким, глубоким, озёрным, прохладным. Рукой твоей такой тёплой и мягкой насытиться не получается.

– А ты живи за них. Они не могут это видеть – ты смотри. Дыши за них. За всех…

Полоснул острый взгляд. Ощутимо было – злится. Дина работала в кризисном центре психиатром, и не первый раз теряла пациентов. Но сказала мне об этом впервые.

– Дина, прости, я знаю.

– Откуда? Я не говорила тебе.

– Коллеги твои поделились. Да, так бывает. Врачи не всегда всех могут спасти. И да, ты тоже врач. И да, это не единичный случай за практику.

– Так не должно быть.

– Не должно.

– И ведь никто не понесёт ответственности! Идиоты!

Дина вырвала свои руки из моих, саданула ладонями по стволу и спрятала лицо. Укрылась.

– За что ответственность? У нас нет законов о психиатрической помощи и формально они не виноваты.

– Значит у нас неправильные законы! – и снова взгляд: острый, злой, бескомпромиссный. Режущий.

Я улыбнулась: когда из этих глаз напротив пропадало отчаяние и белёсость, всё становилось хорошо.

Эмоциональная Дина – живая Дина.

– Пойдём?

– Куда?

– Пойдём-пойдём! Озеро до завтра не пересохнет. И дерево не сбежит.


***


Дом.

Именно так, с большой буквы – Дом.


– Оль, я в привидения не верю! – цепляется мне за ладонь, сжимает пальцы, – Но вдруг они не знают?

– Кто?

– Привидения.

Улыбаюсь, пытаюсь обнять за плечи – Дина руки не выпускает, не привыкла ещё.

Привыкнуть и правда сложно, понимаю. Я тоже – за, без малого, десяток лет – не привыкла:

… каменная громадина среди деревьев, в строительных лесах и чёрной толи.

Я получила его в наследство, и немного побаивалась даже.

Едва переступив порог, хотелось сдержать дыхание и выпрями спину. Дом ощущался живым. Стены словно дышали, словно были плотью, в которых бежала кровь – система отопления располагалась здесь внутри стен.

Чуть закруглённые потолки и лепнина по углам.

Сложно поверить: в современном мире, в часе езды от центра Москвы такая… строгость великолепия.


– Оль, нам надо сделать ремонт, – шепотом.

– А что шепчешь?

– Не знаю… но надо.


Сейчас жилой была только одна комната – кухня на первом этаже, с камином.

– Дин, а может не надо?

– Обязательно надо. И надо облазить все уголочки, как кошке, засунуть свой нос в самый дальний шкаф и коробку… присвоить это место. А то он и твой, и… не твой, а "свой собственный".

Энтузиазма у меня эта идея не вызывает. Молчу.

– Да ладно тебе! – восклицает Дина, замечая отсутствие у меня реакции, – Нас ждёт труд, нас ждут приключения!


И началось…


Я минималист по природе своей.

Дина же кинулась обставлять Дом со всем рвением:

– Оль, а нам ситечко нужно? Ой, а какие подставки! – восторг ощутим, копается на сайте товаров для дома.

– Дин, ну какие подставки? У нас деревянных спилов по всей кухне… всё это от лукавого. Закрывай!

– А ножи?

– Ножи на фирму смотри… ножей нужно.

– Ой! Мыльницы какие!

– Дин…

– Помню… "от лукавого…" – бубнит себе под нос.


Дина не только самозабвенно обставляла Дом, с таким же энтузиазмом она раскатывала по стране на своём байке.


– Откуда-откуда ты сейчас приехала?

– Из Калязина – с гордостью, сама вся светится.

– В Москву? На байке? Ну, да, семь вёрст…

– Оль, ну а как там… попоить-покормить-в баньку…? Ну что ты меня прям с дороги допрашиваешь?

– А помнишь, что после баньки-то было?

– В печку.

– В мою как раз поместишься, – киваю на камин.

– Хоть куда! Главное накормленной! Так как..? – глаза искрят.

– Ужин у меня сегодня непритязательный: яичница… будешь?


Дина облизала ложку и подмигнула, доставая шуршащий свёрток из рюкзака:

– У меня к тебе сюрприз. Правда, я сразу про него забыла… он у меня провалялся…

– Сама пекла..?!

– Нет… но по моей просьбе пекли, тебе.

– Спасибо.


Я очень любила хлеб – домашний, зерновой.

Мы пили чай, в тишине и полумраке кухни, молча. Ломали кусочки от подсохшей слегка буханки, напрягая пальцы. Венки вздувались, выступая над кожей от усилий. Крошки и семена сыпались обратно на обёртку.

Зачерствевшие кусочки обмакивали в мёд.


***


– Пааааадажди!

– Что?

– Мы ремонт сделали? Дом типа новый?

– Да… – осторожно: мало ли, что взбредёт в эту голову!

– Сначала запускаем таблички!

– Кого-оо?

– Таблички! Ну, вместо кота! Кота у нас нет, так что вместо котов… я привезла…

Вытягивает из рюкзака две дощечки, оглядывает кухню, вешает их друг напротив друга.

– Оль, в нашей жизни множество вопросов! Один из самых важных, это что можно, а что нельзя. И вот как только в твоей голове появится вопрос… ты на кухню приходи, задавай сначала сюда, – кивнула на табличку "МОЖНО", – А потом сюда, – голова повернулась к не менее красноречивой надписи: "А НУЖНО?".

В жизни всё можно. Вопрос только один: а нужно?


А вскоре и кот появился.

Дина просто сняла его в дальнем саду с ветки абрикосового дерева, где он – абсолютно рыжий – висел калачиком.

– Правда, для абрикосика ты крупноват… – задумчиво тянула она, знакомя меня со своим найдёнышем – Будешь Персиком!

– Персильванием тогда уж. Всегда хотела кота Персильвания.


***


Дом сто квадратных метров.

Сто – сто!!! – сто квадратных метров.

Я держу в руках пучок травы и не знаю, куда его положить. Потому что метров – сто; а пригодных для жизни сегодня – шесть.

Неуёмная Динкина энергия добралась не только до жилых этажей. Зазвали даже гостей и помощников – так хотелось ей быстрее привести этот дремучий уголок моего наследства в порядок. Да я и не возражала.

… глушили сейчас серными шашками подвал. Подвал выходил в жилой коридор, поэтому задраивали скотчем все щёлочки и стыки. "Ну да… конечно, скотч газу та ещё помеха" – думаю я иронично, но пол проклеивать продолжаю.

Серная шашка дымит мощно, туристы на озере рядом не понимают откуда запах. Это мне видно, как из нашей вытяжки валит дым, а всей округе только аромат неопознанный остаётся.

Кот орёт под окнами и пытается пробиться в дом.

Дина передразнивает кота, тот замолкает с испуга.

… а пучок травы всё ещё в моих руках.

На шести квадратах сегодня нужно уложить всех спать. Всех – это самих нас, гитару, баян, гармошку, кота, штук пять подушек, вещи… и ту самую траву. Вспоминаю, что я – девочка и мышление у меня должно быть вроде как девичье – заматываю пучок во флис и запихиваю в гитару. Главное, чтоб никто не начал петь романсы на этой гитаре… Персильваний, вон, уже выводит рулады под окном аккомпанируя себе скрежетом когтей по окну (пытается преодолеть это самое окно), стекло высокое и скользкое и допрыгнуть до форточки не получается.

Дурдом и без хлеба.


… закрываю глаза и вижу параллельные миры.

… тонкие разводы покрытой плесенью паутины, гроздь чьих-то золотистых полупрозрачных яиц, полосатые пауки с блестящими пузиками. Реально блестящими, как капля ртути!

… тонкие осторожные полосатые щупальца-ножки очень медленно и изящно протягиваются в сторону меня и переходят в полосатое же тельце. Какой медленный и деликатный паук. Я бы на его месте так не делала – я бы на его месте меня бы испугалась.

Я похожа на участника химической атаки: закрыт лоб, нос, рот, шея, перчатки резиновые до локтей и фитиль от шашки.

Не заорала я при виде этого полосатого создания только потому, что на мне миллион влажных плотных масок и орать через них затруднительно. Потом – сил не стало, да и адаптировалась малец. "На невозможное требуется просто больше времени".

И потом… этот паук и правда был красивый. Мне стало даже его жалко.

… а ещё он, видимо, был полый – потому что когда я его раздавила, он громко щёлкнул.

Оказывается, есть множество очень красивых форм жизни, спрятанных от повседневных человеческих глаз и живущих в сырости и вечной темноте. Правда красивых. Очень необычных и изящных.

Но… серная шашка решит своё дело.

По дому развешены мокрые простыни, на столе – банка молока.

… "матрасники" тем временем всё же выкуриваются с пляжа, напуганные странненьким желтеньким дымком, поплывшим меж деревьев.

Интересно, а пауки-слизняки погибнут сразу? Не будут мучиться?

… стооооп! Кажись, я надышалась-таки серы и мысли явно идут не туда.

– Оль, если эта сера убивает всю заразу, может она и нас продезинфицирует?

– Эта сера убивает не заразу, эта сера убивает всё живое.


Женя кричит мне из подвала – я кричу ему, чтоб быстро вылезал оттуда – фитиль до шашки горит всего 90 секунд и чтоб не вздумал поджигать его с двух сторон!!! Только с одного длинного края!!!

Ладно, лиха беда начало…

Проводили Женю – машина только скрылась за поворотом – слышу снова звук мотор. Бочку прибыли пилить и все металлоконструкции снимать.

Я уселась на неё – пока можно – верхом, пытаясь дотянуться до абрикоса… да, они уже созрели.

И где я умудряюсь царапаться и раниться..? Стесала себе пол ноги.

"Министерство магии" сегодня на улице, звёздная россыпь по небу, стопятьсот одёжек, шерстяной платок.

Андрей режет автогеном (или как там он называется..?) бочку – это самый лучший бенгальский огонь из виденных мной.

Сергей пилит дрова, Валера что-то делает с лестницей.

… четвёртый мужик за день.

Дина смеётся. Кто-то говорит, что "и не столько за раз было! "

Попавшая под хвост шлея как-то сама организует вокруг меня весь процесс. Главное – не запутаться, не рехнуться, не надышаться серой.

Утыкаюсь лбом в банку с молоком, обнимаю крепко эту трёхлитровочку… а перед глазами заплесневелая паутина, прозрачные гроздья, полосатые лапки…


***


Уборка на последнем издыхании.

Вот почему, когда просто живёшь, Дом кажется обычным домом, а как только начинаешь убираться… он вырастает раза в четыре?!

Дина все порывалась найти нам помощницу по хозяйству, но я хотела здесь делать всё сама.

Но Дом подрастал, а пылесос – уменьшался. Вот и сейчас: чихнул, плюнул и заглох. Подавился каким-то листом, мелко пестрящим буковками:

"Ещё один из "красных флагов" современных реалий российской медицины – это личность самого врача. Беря за основу любой человеческой деятельности ПОТРЕБНОСТЬ, мы осознаём, что у медиков существует своя потребность выбора данной профессии, и, каким-то образом, они её реализуют. И потребность эта может быть самой разной.

Однако, распространённый стереотип восприятия тех, к кому мы обращаемся за помощью, заставляет нас видеть в этих людях некий идеальный набор личностных характеристик: внимательность, пунктуальность, образованность, понимание, доброжелательность. Что не всегда является правдой. В культуре восприятия врачей, психологов, воспитателей или пожарных инспекторов нет паттерна, что эти люди могут быть глупы, жестоки или нечестны… однако было бы неверно подходить к каждому представителю "помогающей" профессии с одним шаблоном или с одной и той же эмоциональной маской…"


– Отдай, пожалуйста.

Я отложила лист:

– Дин, а что это?

– Петиция. – пауза – Ты понимаешь, меня бесят психиатры и психологи!

– … сказал мне психиатр и психолог, – в тон закончила я.

– Я…

– Ладно-ладно, что случилось?

– Ничего, что не случалось бы раньше! – выпалила и замолчала, а щёки начинали ровно краснеть. – Нашей сфере нужны законы. Законы. А не всякие рекомендательные кодексы профессиональной этики! Понимаешь, люди в принципе беспомощны перед шарлатанами, а наши… клиенты… так беспомощны вдвойне!

– Что случилось?

Дина снова краснела, бледнела, сжимала скулы.

Я знала что она получила психологическое образование по своему желанию. Но проработала по этой профессии ровно одну неделю. Обозвала коллег шарлатанами, переучилась на психиатра и посвятила свою жизнь психиатрии. Переживала за клиентов больше, чем за себя… и каждую врачебную ошибку в этой сфере переживала особенно тяжко. Я уж думала промолчит снова. Но она, сцепив зубы, всё-таки ответила:

– Коллега моя… с клиенткой. В общем, в петлю девочка полезла.

Я была удивлена. Обычно Дина не делилась рабочими моментами.

Сейчас же стоит – жаром пышет, руки в кулачки. Но не плачет. Злится.


– Дин, ты что, хочешь поменять законы..?!

– А что? У нас демократия, народ вроде как источник власти. А я как раз его достойнейший представитель!

– Дин… законодательной инициативой по Конституции обладают Президент, Совет Федерации, ГосДума, представительные органы субъектов…

– Дай! – листок схватила, скомкала – Делаю, что могу и как умею. Можешь лучше – так научи. ГосДума? Так стану депутатом! Неужели этой деятельности недостойны девочки, считающие себя уродами из-за пары фраз заумных тётенек и дяденек и шагающие в петлю или с крыши? Невозможно желающие при этом жить и любить, но просто не понимающие, где эта любовь водится..? Ведь у нас совершенно невозможно наказать за последствия неправильного подхода, неправильно прописанных лекарств; да просто за невнимательность, безалаберность, глупость, тупость! И несерьёзность! Это люди, а не лабораторные мыши!

– Дина, прости, но ты так ничего не добьёшься. Ты просто загубишь свою же идею на корню. Это неправильно…

– А я не знаю, как правильно. А бездействие убивает меня, Оля! Нашей стране просто необходимы законы! Нельзя бездумно препарировать человеческую душу, человеческий мозг, сердце, убеждения, взгляды! Если не мы, врачи, то кто поборется за человека? А если это еще и не человек вполне, а ребенок? Такой, у которого психика только начала складываться? В три года? В пять? А подростки? Ох, Оля..!

И Дина боролась… боролась за каждого.

Смотря на неё, я точно понимала зачем живёт она: чтобы процент человеческой боли уменьшался.

С присутствием Дины на этой Планете становилось чуточку безболезненней.


***


Я даже могла понять любовь Дины к шрамированию. Да, действительно красиво… тонкие белые линии оплетали её ступни.

Но там было не только украшение – когда к нам приезжал хирург, Дина просила резать без обезболивания.

Помню, первый раз, когда Люба приехала резать, она привезла с собой не только целый арсенал обезболивающих ампул, она даже "Эмлу" захватила. Чтоб укол было делать не больно. Куда там! Дина поставила ноги на табуретку и жестко: "режь!"

Люба крутила головой с неё на меня, растерянно объясняя, что "щиколотки, кожа же тонкая, … близко, … больно"

"Никакого обезбола!" – Дина была такой… что захотелось водички. Сколько жестокости сейчас было в ней – "Пожалуйста" – добавила всё-таки, увидев изумление в карих глазах хирурга.

А я потом взгляда не могла оторвать, как под пальцами в тонких стерильных перчатках натягивалась кожа, скальпель входил под углом, вспарывал, срезал тонкий слой, капельки крови собирались под лезвием и лились строчкой на колени Любы, покрытые чем-то тоже медицинским.

– Олечка, чай сделай сладкий нам. Пить хочется.

Я улыбнулась в глубине себя: не только хирургией занималась Люба в университете. Дину хотя бы чаем сладким напоить надо, а как это сделать лучше, если не собственным примером?

Наверное, я и себе многому училась в эти минуты, когда беспощадные глаза Дины сталкивались с тёплой лаской медицинских пальчиков и плавились.


***


– Дина, солнце, вставай. Дина..! – даже не шевелится, – У тебя сегодня лекция, помнишь?

Свернулась крепче, одеяло вокруг себя намотала.

Ночь… рассвет ещё даже не начинал брезжить.

Сами согласились ехать во Владимир на лекцию, и только потом уточнили дату и время. Но что делать – уже согласились.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Вы ознакомились с фрагментом книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста.

Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:

Полная версия книги