Но это было дробление в первом приближении. От королевства западных франков отделились Бретань, Аквитания и Прованс, а крошечная Франция располагалась между Маасом и Луарой. Эта «территориальная революция»[117 - Тьерри О. Избр. соч. С. 244–247.] закончилась тем, что законная тевтонская династия Каролингов была свергнута в самом Париже, где в 895 г. воцарился граф Эд, сын Роберта Анжуйского. Сто лет боролись Каролинги против распадения своей страны, но этносы, возникшие на базе широкого спектра смещений, упорно отказывали им в покорности. Вследствие «феодальной революции», закончившейся в Х в., Западная Европа распалась политически, но продолжала выступать как суперэтническая целостность, противопоставлявшая себя мусульманам – арабам, православным – грекам и ирландцам, а также язычникам – славянам и норманнам. Впоследствии она расширилась, поглотив путем обращения в католичество англосаксов, потом западных славян, скандинавов и венгров. Этническая мозаичность не препятствовала развитию суперэтноса.
Зарождение суперэтноса – Византия
Второй пример. В Средиземноморье в древности существовала единая эллинистическая культура, в процессе развития включившая в себя Лациум и финикийские города. В этническом аспекте она напоминает западноевропейскую, потому что основное эллинское ядро не исчерпывает всех вариантов разносторонней эллинистической культуры. Конечно, Рим, Карфаген, Пелла имели свои локальные особенности и представляли собой самостоятельные этносы, но в суперэтническом смысле входили в широкий круг эллинистической культуры. Впрочем, это не ново, но для нас важно как отправная точка. Римское господство способствовало этнической нивелировке, а уравнивание в правах греческого языка с латинским привело к тому, что почти все население Средиземноморья слилось в один этнос.
Но в I в. н. э. в Римской империи появились новые, не похожие ни на кого из соседей люди, образовавшие в последующие два века новую целостность. Уже в начале своего появления они противопоставили себя «языцам», то есть всем остальным, и действительно выделились из их числа, конечно, не по анатомическим или физиологическим признакам, но по характеру поведения. Они иначе относились друг к другу, иначе мыслили и ставили себе в жизни цели, казавшиеся их современникам бессмысленными: они стремились к загробному блаженству. Эллинистическому миру был чужд аскетизм, новые люди создали Фиваиду; греки и сирийцы проводили вечера в театрах и любовались «пляской осы» (древний стриптиз), а эти собирались для бесед и тихо расходились по домам; своих богов эллины и римляне уже несколько веков считали литературными образами, сохранив их культ как государственную традицию, а в быту руководствовались многочисленными приметами; новые проповедники и неофиты с полной уверенностью считали реальностью инобытие и готовились к потусторонней жизни. Относясь лояльно к римскому правительству, они отказывались признавать его божественную природу и не поклонялись статуям императоров, хотя это часто стоило им жизни. Нюансы их поведения не ломали структуру общества, но из этнической целостности новые люди вызывали жгучую ненависть городских низов, требовавших их уничтожения, исходя из принципа отрицания права на несходство.
Считать, что причиной возникшей неприязни была разница в убеждениях – неправильно, ибо у необразованных язычников в это время никаких стойких и четких убеждений не было, а у людей нового склада они были многообразны. Но почему-то с Митрой, Исидой, Кибелой, Гелиосом эллины и римляне не ссорились, делая исключение только для Христа. Очевидно, вынести за скобки следует не идеологический или политический признак, а этнологический, то есть поведенческий, который для эллинистической культуры был действительно новым и непривычным.
Как известно, новая целостность победила, несмотря на огромные потери. Исчезли гностики, рассеялись по миру манихеи, замкнулись в узкую общину маркиониты (впоследствии – павликиане). Только христианская церковь оказалась жизнеспособной и породила целостность, не имевшую самоназвания. Условно мы будем называть ее византийской или ортодоксально христианской. На базе раннехристианской общины, разросшейся в V в. до пределов всей Римской империи и ряда соседних стран, возник этнос, называвший себя старым словом «ромеи». С V по Х в. в православие были обращены болгары, сербы, венгры, чехи, русские и аланы, и тогда создалась суперэтническая культурная целостность православного мира, сломленная в XIII в. «франками»[118 - «Франками» в XIII в. на Ближнем Востоке называли всех западноевропейцев.], «турками» и монголами. В XIV в. православная традиция воскресла в связи с возникновением великорусского народа.
Но считать Московскую Русь культурной периферией Византии нельзя, ибо местные традиции сделали из Руси самостоятельную целостность. И ведь вот что важно: течения, отколовшиеся от Вселенской Церкви в V в., – несториане и монофизиты, несмотря на то что их прокляли на Вселенских Соборах, продолжали ощущать свою обобщенность с православными, а простой церковный раскол 1054 г., когда спорящие стороны объявили противников еретиками, оформил уже происшедший разлом единой суперэтнической целостности: католичество стало новой структурой системы «Христианского мира». Ареал «католической» Европы отличался от «византийского» характером поведения населявших его людей. В Западной Европе возникли средневековые Nationes, из коих выросли современные нации, рыцарство, городские коммуны и все то, что отличает европейский от прочих суперэтносов мира.
Но и после раскола 1054 г. догмат христианства остался прежним, значит, дело не в нем, и история религии лишь отражает, как чуткий индикатор, глубинные процессы как социальной, так и этнической истории.
Надлом суперэтноса – арабы VII–X вв
Арабы – народ настолько древний, что к началу нашей эры былое ощущение этнического единства утратилось. Наиболее образованные арабы жили либо в византийской Сирии, либо в иранском Ираке, участвуя в политической и культурной жизни этих империй. О происхождении древних арабов свидетельствуют только легенды в Книге Бытия, а исторически зафиксировано, что в течение почти тысячелетия в Аравии жили разрозненные племена бедуинов и садоводов, попутно занимавшиеся торговлей и не имевшие даже общего самоназвания. Их быт и родоплеменной строй преимущественно определялись натуральным хозяйством и, следовательно, ландшафтом населяемой ими страны. Никаких тенденций к объединению не возникало, боеспособность арабов была на самом низком уровне, и поэтому до VII в. Аравия была полем соперничества трех соседних стран: Римской империи, парфяно-сасанидского Ирана и Абиссинии (Аскум). В самой Аравии наиболее активными были иудейские общины Хиджаса и Йемена.
В VI в. н. э. во всей Аравии наблюдается внезапный подъем поэзии, что следует рассматривать как модус активизации. Надо ли доказывать, что без порыва страсти сочинить хорошие стихи невозможно? В VII в. выступил Мухаммед с проповедью строгого единобожия и, образовав вокруг себя небольшую группу фанатичных, волевых, безумно храбрых последователей, первым делом уничтожил поэтов как своих конкурентов. Члены мусульманской общины порывали былые родовые связи, образуя новый, особый коллектив, который, так же как и византийский, имел конфессиональную доминанту и этногенетическую природу, ибо Мухаммед объявил, что мусульманин не может быть рабом, и принял в свою общину тех рабов, которые произнесли формулу ислама. Пропаганде новой веры также предшествовал инкубационный период накопления этнической энергии.
Создавшаяся консорция превратилась в субэтнос еще при жизни Мухаммеда и Абу Бекра. Разросшись от нескольких десятков человек до нескольких десятков тысяч, мусульманский субэтнос завоевал всю Аравию и навязал арабам догму единобожия. Индифферентные мекканские купцы и бедуины пустынь предпочли смерти или рабству лицемерное обращение в ислам. Так создался новый этнос с измененным стереотипом поведения, но с самоназванием – «арабы».
Используя силы покоренных и внешне обращенных в ислам, второй халиф, Омар, покорил Сирию, Египет и Персию, но уже при третьем халифе, Османе, псевдообращенные проникли на высшие должности в новом государстве и использовали религиозный порыв первоначального коллектива в целях личного обогащения. Ревнители веры убили Османа, но это вызвало взрыв негодования среди тех, кто не был фанатиком, и возникла междоусобная борьба между другом пророка – Али и сыном его врага – Моавием, в которой «псевдомусульмане» одержали победу. Однако они не изменили политики и официальной идеологии и продолжили завоевания под лозунгами ислама. Держава потомков Моавии, Омейядов, вобрала в себя не только арабские, но и сирийские, иранские, согдийские, испанские, африканские, кавказские и многие другие элементы, распространившись от Атлантического океана до Инда.
Арабы навязали разноэтническому населению Халифата свой язык и свою духовную культуру (ислам). Большинство покоренных народов стало арабоязычным, а там, где удержался свой язык, например в Персии, больше половины слов литературного языка – арабские.
Но уже в Х в. Халифат распался на отдельные области, совпадавшие с племенными ареалами. Идрисидов (789–926), Рустамидов (777–909) и Зиридов (972–1152) поддержали берберы. Бундов (932–1062) – гилянские и дейлемские горцы, Саманидов (819–999) – таджики и т. д. Даже сами арабы разделились. Испанские арабы подняли зеленое знамя Абассидов, египетские – белое знамя Фатимидов, а бахрейнские племена бедуинов создали сначала общину, а потом государство карматов, и все они фактически обособились в отдельные этносы, враждебные друг к другу.
Короче, с Халифатом в IX – Х вв. произошло то же, что случилось с империей Карла Великого: живые силы этносов разорвали железный обруч империи, как христианской, так и мусульманской, подобно тому как трава взламывает асфальт. Но политическое разделение ни там, ни тут не нарушило суперэтнического единства, отразившегося в известном сходстве некоторых элементов культуры и литературного языка – арабского и латинского. Мусульманский суперэтнос оказался гораздо жизнеспособнее, нежели породивший его арабский этнос. Уже в XI–XII вв. идею Халифата отстаивали туркмены-сельджуки, а в XIII в. – купленные на невольничьих базарах и зачисленные в армию куманы (половцы) и суданские негры. Инерция системы, созданной сподвижниками Мухаммеда, оказалась грандиозной.
Теперь поставим вопрос: можно ли считать религиозную концепцию доминантой описанного процесса? Как внешнее проявление – несомненно. Но внутренне, по содержанию дело обстоит сложнее. Карматство по своим философским концепциям отличается от ислама гораздо больше, чем христианство или даже иудаизм[119 - Бертельс А.Е. Насир-и-Хосров и исмаилизм. М., 1959. С. 202–247.], и тем не менее оно лежит в рамках не только суперэтнической конструкции – мусульманской культуры, но даже внутри собственно арабского этноса. Турецкие наемники и марокканские головорезы меньше всего думали о религии, и все же только они в XI в. своими саблями поддерживали суннитское правоверие. Вспомним, что Мухаммеду предшествовала плеяда арабских поэтов – язычников, христиан, иудеев, так что расцвет поэзии явился начальным звеном описанного процесса, равно как и развитие посреднической торговли, охота за неграми для продажи их в рабство и кондотьерство племенных вождей.
Однако доминантой всего процесса образования арабского этноса (а в суперэтническом смысле – всей мусульманской культуры) явился все-таки зачатый Мухаммедом ислам, для которого предшествовавшая эпоха расцвета арабской поэзии оказалась подходящей почвой. Ислам как символ стал объектом фанатического самоутверждения и способом введения единообразия. Обычное при бурном наступлении новой религиозной системы появление (в качестве своего рода неизбежных антитез) различных ересей и модификаций религиозно-идеологического содержания лишь стимулировало бурность протекания основного процесса. Далее, в пределах как собственно арабского этноса, так и суперэтнической культуры развилась многообразная интеллектуальная жизнь, приведшая к расцвету науки, искусства, своеобразных форм быта. Описанный процесс служит примером формирования суперэтноса, внешне характеризующегося религиозно-идеологической доминантой. Такие целостности давно известны науке: иногда их называют «культурными типами», иногда – «цивилизациями».
К Х в. энергия арабо-мусульманского этноса иссякла, несмотря на то что экономика расцвела, социальные отношения нормализовались, а философия, литература, география, медицина именно в эту эпоху дали максимальное количество шедевров. Арабы из воинов превратились в поэтов, ученых и дипломатов. Они создали блестящий стиль в архитектуре, построили города с базарами и школами, наладили ирригацию и вырастили прекрасные сады, обеспечивавшие пищей растущее население. Но защитить себя от врагов арабы разучились. Вместо эпохи завоеваний настала пора потерь. Французские нормандцы отняли у мусульман Сицилию. Астурийские горцы захватили Центральную Испанию и превратили ее в «страну замков» – Кастилию. Византийцы вернули Сирию (кроме Дамаска). Грузины освободили Тифлис от арабского гарнизона. За спасением пришлось обращаться к туркменам, берберам и туарегам. Эти выручили. В XI в. Альморавиды отогнали испанцев на север, а сельджуки подчинили Армению и Малую Азию. Однако пришельцы защищали не этнос арабов[120 - Ныне арабами называют население Ближнего Востока, говорящее на арабском языке. Это неправильно. Бо?льшая часть населения Сирии, Ирана и Северной Африки – смесь древних этносов в зоне контакта. Потомки истинных арабов – бедуины Саудовской Аравии.], которых они в грош не ставили, а суперэтнос – «мир Ислама», ибо сей последний стал для них этнокультурной доминантой. Среднеазиатские тюрки, суданские негры и дикие курды, входя в структуру распадающегося Халифата, усваивали принятые там нравы, обычаи, воззрения и т. п., становясь продолжателями дела общины, созданной Мухаммедом. Именно эти народы остановили натиск крестоносцев. При всем этом оставалась культура – произведения рук человеческих, не имеющие саморазвития и способные разрушаться. Но разрушение шло медленно, а очарование этой культуры охватывало все новые области в Африке, Индии, на Малайском архипелаге и в Китае. Там эта культура, на тысячу лет пережившая подъем этноса, ее породившего, существует и поныне.
Эта культура, восприняв в X–XII вв. столь большое количество чуждых ей элементов, привнесенных и инкорпорированными этносами, изменила свой облик и породила новые формы, причудливые до чудовищности. Мусульмане, этнически чуждые арабам, становились шиитами, исмаилитами, суфиями или исповедниками учений, внешне правоверных, а по сути оригинальных и далеких от первоначального мироощущения сподвижников Мухаммеда и первых халифов. А так как в эту эпоху этнические разногласия облекались в конфессиональные формы, то, идя обратным ходом – от культуры к этногенезу, можно вскрыть и охарактеризовать этнические контакты любого суперэтноса, например Срединной Азии и Дальнего Востока. Этой сложной проблеме будет посвящен особый экскурс, когда автор с читателем овладеют еще несколькими приемами этнологической методики.
Все приведенные выше примеры показывают, что суперэтносы – не условные конструкции историков, а целостности не менее реальные, чем этносы, хотя и имеющие некоторые особенности, которым мы уделим внимание ниже. Итак, мы можем констатировать, что суперэтнос, подобно этносу, – системная целостность, стоящая на порядок выше этноса. Возможно существование еще более высокой формы целостности – гиперэтнической, то есть образованной несколькими суперэтносами, противопоставившими себя другой группе. Однако это обычно эфемеры, и исследование этого уровня для наших целей не нужно.
X. Алгоритм этногенеза
Этнические реликты
Этническая история может насчитать свыше двадцати суперэтносов, исчезнувших в историческое время и заменившихся ныне существующими. Пока задача состоит в том, чтобы описать механизм исчезновения суперэтносов, а об их возникновении и распространении мы поговорим особо. Отметим как важную деталь, что часто на месте грандиозного суперэтноса, размытого историческими процессами, остаются островки, пережившие эпоху своего расцвета и упадка. Примерами подобных малых этносов могут служить баски, албанцы, ряд кавказских этносов и любопытный, очень устойчивый этнос ирокезов в Северной Америке. В отличие от большинства вымерших или ассимилировавшихся племен Северной и Центральной Америки ирокезы сохранили свою численность (20 тыс. человек), свой язык и свое противопоставление всем неирокезам. Правда, они изменили бытовой уклад и из воинов превратились в «музейные экспонаты».
Реликтовых этносов довольно много, причем часть из них вымирает, часть ассимилируется другими этносами, а часть, подобно ирокезам, сохраняет свое самосознание, более или менее стабильную численность и занимаемую ими территорию. Эти этносы мы называем персистентными, то есть пережившими самих себя и находящимися в фазе гомеостаза. Этнография знает очень много этносов-изолятов, благодаря географическому положению не втянутых в общение с другими этносами или вовлеченных в него только за последние 100 лет. Таковыми были многие племена Канады до появления там меховых компаний; индейцы внутренней Бразилии до начала каучуковой лихорадки; австралийцы, пока там не появились европейцы; некоторые горцы Кавказа (даже после захвата Гуниба русскими войсками). Есть много других народов и племен с большей или меньшей степенью изолированности в Индии, Африке и даже в Европе. Но, что самое важное, изоляты возникают на глазах историка. Таковы исландцы, потомки викингов, заселявшие остров в IX в. и за триста лет утерявшие воинский дух своих предков. Потомки норвежских, датских и шведских викингов и рабынь, захваченных в Ирландии, уже в IX в. составили небольшой, но самостоятельный этнос, хранящий некоторые традиции старины и брачующийся в пределах своего острова[121 - Стеблин-Каменский М.И. Культура Исландии. Л., 1967.].
Отсутствие частого общения с иноплеменниками неизбежно ведет к стабилизации отношений внутри этноса. Возникает структура, которую мы называем «застойной», а в этносе происходит «упрощение системы». Поясню на наглядном примере.
В Древнем Египте объединенные хамитские племена сложились в могучий этнос и создали разветвленную социальную систему. Там были фараон и советники, князья номов и воины, жрецы и писцы, торговцы, земледельцы и нищие батраки. Система усложнялась по мере возникновения столкновений с иноземцами. Завоевания в Нубии и Сирии производили профессиональные воины, договоры с Вавилоном заключали опытные дипломаты, а каналы и дворцы строили специалисты – инженеры, обучавшиеся с детства. Разветвленная система пережила вторжение гиксосов и возродилась, как бы налитая обновленной мощью. Но с XI в. до н. э. пошел процесс упрощения, и сопротивляемость системы упала. С 950 г. до н. э. власть над Египтом попала в руки ливийцев. В 715 г. до н. э. господство перешло к эфиопам, которые проиграли войну с Ассирией, и азиаты оккупировали Египет, который сам уже перестал защищаться. Саисская династия освободила страну, но держалась на копьях ливийцев и эллинов. В 550 г. до н. э. пала и она, после чего в Египте последовательно господствовали персы, македоняне, римляне, арабы, берберы, мамлюки и турки. Из всех социальных групп уцелели к I в. н. э. только земледельцы-феллахи и небольшая кучка эллинизированных горожан-коптов. Феллахи стали изолятом. Хотя вокруг них кипела активная историческая жизнь, им до нее не было дела. Они жили в обществе, этнически им чуждом, но оставались две тысячи лет сами собою. Это мы можем назвать этнической статикой, или покоем. Это означает, что развитие замедлилось настолько, что оно может при описании не приниматься во внимание.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
