– Я так и знала! Вы теперь нам совсем бесполезны, сестрица. Всё забыли: семью, брата, сестёр… Как есть, как пить, как ходить…
– Я не забыла, как ходить, – возразила Роза. – Ведь я долго была… больна.
– Да мы уж не надеялись, думали – помрёте. А это младшие наши. Лавр, Камелия! Подойдите, поцелуйте руку сестре!
Роза уловила неприязненные нотки в голосе Манни и нахмурилась. Что бы это значило? Девчонка не любит младших? Надо скорее узнать все подробности, но расспрашивать прямо нехорошо. Роза словно со стороны наблюдала, как дети слезли на пол, поправляя сползающие грубые чулки, и по очереди подошли к ней, взяли кисть и неловко приложились к ней губами. Девочка шмыгнула носом, втягивая в себя текущие сопли, а мальчик хромал. Отлично. Здесь точно придётся всех лечить… А антибиотики наверняка ещё не изобрели… Ну ничего, ничего, зря, что ли, всю жизнь интересовалась травками? Пенициллин выделить трудно, но попробуем иммунитет укрепить…
Ох, не было печали – черти накачали!
– Почему они здесь сидят одни? – спросила Роза, протянув руку, чтобы заправить прядку волос, которая у девочки падала на лицо и постоянно рисковала влепиться в сопли. Камелия резко отпрянула, зыркнув огромными голубыми глазищами. Она не походила ни на брата, ни на сестру – крепенькая, маленькая, с широким личиком и слегка топорными чертами. В ней не было изящества Манни, ни хрупкости Лавра. И она боялась.
– Не бойся меня, малышка, я тебе ничего плохого не сделаю, – Роза с улыбкой присела на корточки, опершись на стену. Личико девочки оказалось прямо перед глазами, и Роза осознала всю степень запущенности случая. Дикарка, а не ребёнок. Младшая просто сжалась, даже уменьшившись в размерах, напряглась, как котёнок, никогда не знавший ласки, готовый припустить в укрытие при первом движении.
– Пойдёмте, сестра, – Манни нетерпеливо дёрнула Розу за накидку, заставляя встать.
– Иду. Дети, давайте за мной, незачем вам сидеть тут.
Роза поманила младших рукой, они переглянулись, и мальчик ответил сипло:
– Я хочу есть, сестра. И Ками тоже.
– Конечно, я вас накормлю, – Роза ощутила, как жар бросился в лицо – покраснела. От жалости, от гнева? Никто не занимается этими детьми, что ли? Все вьются вокруг больной Розиты? Господи, разве так можно? Злость родилась где-то в районе груди, вскипела, запенила голову, и Роза рявкнула, как на нерадивую медсестру:
– Магнолия, блин! Срочно накорми их!
– О, сестрица! Вы окончательно очнулись, и мы окончательно поняли, что вы сошли с ума, – язвительно заметила Манни. – А кто говорил, что у нас мало запасов? Что надо беречь еду для тех, кто полезен в замке?
Так, Розита сволочь. Но теперь надо как-то исправлять ситуацию. Нет, детей она угробить не даст. Однако надо срочно узнать, на какие ресурсы можно рассчитывать. Роза сдвинула брови, надеясь, что получилось так же грозно, как и раньше, и ответила сестре:
– Не пререкайся! И пошли на кухню. Дети, следуйте за мной.
Она двинулась на выход и уже на лестнице сообразила, что не знает, где тут кухня. Но отступать нельзя, позади – вся гордость русской женщины! Роза подбоченилась, несмотря на свой балахон, и решительно взялась за перила.
Тело подчинялось ей уже практически полностью. Она даже не покачнулась, а ноги сами искали ступеньки и находили их. Ощущение, не оставлявшее Розу с того момента, как она встала с кровати, – управлять деревянной куклой, дёргая за ниточки – растворилось в небытие. Теперь хозяйкой тела была она, Роза Дмитриевна Егорычева, прожившая на свете восемьдесят два года, маявшаяся давлением и тахикардией, камнями в желчном, одышкой, сосудами и варикозом. Тело не маялось ничем. Абсолютно никакой боли. Только желудок ещё поджимало от голода, и голова легонечко кружилась. Но это нормально, это пройдёт. Зато к ней вернулось зрение, а мышцы приятно пружинили при каждом движении.
Никогда не думала Роза отыскать это чувство всемогущества, присущее только молодости!
Словно окрылённая надеждой, что всё будет хорошо, она спустилась на нижний этаж и оказалась в огромном каменном холле. Ни дать ни взять – фойе в их больнице: те же высокие потолки, то же гулкое эхо, тот же каменный пол, правда, совсем не полированный. А ещё в больнице не было такого количества нищих, сидящих прямо на камне, на подстеленных лохмотьях.
Роза растерянно обвела взглядом чумазых женщин, детей и стариков. Сердце замедленно стукнулось в грудь. Ого… Лечить не перелечить… А глаза какие! Какие худые лица… Какие маленькие рахитичные дети! Отовсюду кашель, стоны, хрипы…
Холодные пальцы коснулись её руки, и Роза вздрогнула, опустив взгляд. Поймала глаза мальчика.
– Я хочу есть.
– Сейчас, миленький, – машинально ответила Роза, внезапно осознавая масштаб катастрофы. Человек двадцать точно. Плюс персонал. Половина – немощные. Как замок ещё держится? На честном слове, ей-богу! На идее? Да, это возможно. Как наши в войну…
Нет, не надо думать о той войне. Сейчас есть вещи поважнее. Роза обернулась к Манни и спросила:
– Кто эти люди?
– Крестьяне из окрестных деревень, – с оттенком легчайшего, почти незаметного презрения ответила девочка. – Попросили защиты, вот, живут тут… Жаль, что вы, Розалия, не помните, из каких соображений решили дать им кров.
– Наверное, из соображений человеколюбия и гуманности? – предположила Роза с усмешкой. Нет, Розита точно не была человеколюбивой. А какой? А хрен его знает. Пока бывшая обладательница сего тела Розе не нравилась ни на сантиметр. Эх, надо посмотреть запасы и потом заняться всеми этими людьми… Роза кивнула Манни:
– Где кухня? И покажи мне резерв еды.
– Да пожалуйста, – та пожала плечами и махнула рукой в сторону: – Кухня там.
Кое-как они пробрались через живой ковёр из людей, и Роза подобрала балахон, чтобы не мотался по головам. Манни живо наклонилась, дёрнув за ткань:
– Не срамитесь! Надо было одеться хотя бы…
– Прекрати стонать, – фыркнула Роза. – Узнаю всё, что мне надо, и оденусь.
– Вы хозяйка, лисса Розалия, вы лицо нашего замка! Нашего рода!
– Лисса Магнолия, – Роза глянула девушке прямо в тёмные блестящие глаза. – Не ты ли собиралась стать лучником? Это не слишком-то красиво для вашего… нашего мира? Или я ошибаюсь?
Манни побледнела, покраснела, потом топнула ногой:
– Да, хотела! И хочу! А замуж не пойду, так и зарубите это себе на носу, дорогая сестрица!
– Господи, да никто тебя замуж не гонит, – пробормотала Роза. – Наташка такая же была…
– Кто такая Наташка?
– Никто, – быстро ответила Роза и толкнула дверь без ручки: – Это, что ли, кухня?
Помещение было настолько же не похоже на кухню в маленькой хрущёвской квартирке Розы, как лебедь не похож на русалку. Каменный пол, каменные стены, каменные своды потолка, но доминировал надо всем камин. Или очаг, Роза даже не знала, как правильнее. Широченный, закопчённый, со следами золы… И погашенный. А повариха осунувшаяся. Раньше была толще, это видно невооружённым взглядом. Господи, сколько они тут уже голодают?
– Здравствуйте, – вежливо, хотя и с ноткой жалости обратилась Роза к плотной женщине в длинном холщовом платье, покрытом спереди широким замызганным передником из той же ткани. Повариха всплеснула руками, расплывшись в щербатой улыбке, и заголосила:
– Лисса Розалия! Кормилица! Матушка вы наша! Встали, оправились! Как же вы нас напугали!
Она бухнулась на колени, ища потрёпанными руками её кисть, нашла и приникла к ней губами. Роза застыла, чтобы не спугнуть. В основном, себя. Как привыкнуть к этим проявлениям раболепной любви? Что она, поп, что ли, чтобы ей руки целовать? Да и вообще… Как-то неудобно… Ну зачем женщине в годах ползать на коленях? Нет, это всё надо прекращать… Потом. Вот разберётся с насущными проблемами и будет менять мир.
– Ничего, ничего, всё будет хорошо, – пробормотала Роза по инерции, с усилием отнимая руку. – Покажите мне, пожалуйста, где у вас запасы еды?
Повариха подняла на неё недоверчиво блеснувшие глаза и осторожно ответила:
– А как же вы… Что ль забыли? Это как же так?
– Рада, ты слышала, что хозяйка сказала?
Манни повысила тон, чуть выступив вперёд, и повариха встала, охая и опираясь руками о колени:
– А сейчас, сейчас, что ж нам… Раз хозяйка сказала, мы ж завсегда…
