С нас требуются взятки и откаты.
Мы – пленники коммерческих страстей.
Мы терпим издевательства богатых.
Прощаем равнодушие властей.
Мы – чемпионы по долготерпенью.
И вновь по указанью сатаны
построился отряд уничтоженья
уже полуразрушенной страны.
Уехали
Здесь все теперь по-новому,
все нынче не по-нашему,
с всеобщей безработицей,
с постыдными утехами.
Былые одноклассники,
родные однокашники,
уехали. Уехали. Уе-ха-ли!
Быть может, ради рейтинга,
а может, ради деточек,
со зла ли на правительство,
добра ли ради, смеха ли…
Седые академики,
науки нашей светочи,
уехали. Уехали. Уе-ха-ли!
Ну что ж… Грустить не надобно.
Бог с ними, с эмигрантами,
порвавшими с Отчизною,
с несчастиями здешними.
Зачем им тут общение
с погибшими талантами?
Важнее там знакомство
с делягами успешными.
Обидно, что уехали
они с такими рисками
в страну традиций благостных,
среди которых главная —
вражда к всему славянскому
и ко всему российскому,
к соборной нашей родине,
к народу православному.
Остаюсь
Вот пришло письмо издалека,
Где живут богато и свободно…
Пусть судьба страны моей горька, —
Остаюсь с обманутым народом.
Пусть судьба печальна и горька…
Мы – изгои в собственной стране.
Не поймем: Кто мы? Откуда родом?
Друг далекий, вспомни обо мне, —
Остаюсь с обманутым народом.
Друг далекий, вспомни обо мне…
Слышен звон чужих монастырей.
Снова мы себя переиначим.
На обломках Родины моей
Вместе соберемся и поплачем.
На обломках Родины моей…
Мы еще от жизни не ушли.
Свет берез не весь еще распродан.
И вернутся снова журавли.
Остаюсь с обманутым народом.
И вернутся снова журавли…
Не зови в дорогу, не зови.
Верой мы сильны, а не исходом.
Не моли о счастье и любви, —
Остаюсь с обманутым народом.
Не зови в дорогу, не зови…
Убитые русские дети
И снова планета в бреду и во мгле.
И солнце неласково светит…
И снова, и снова на нашей земле —
убитые русские дети.
Пришла на планету безбожная рать.
Глаза их и души – пустые…
Скажите – возможно святых убивать?
Ведь малые дети – святые!
Малышка у мамы – единственный сын…
Убит он осколком снаряда.
Играл… Не расслышал он крика «Бежим!»,
когда началась канонада.
На вид ему было лет шесть или пять,
и был он невзрачным, неброским.
А мог бы он вырасти, мог бы, как знать,
стать Лермонтовым, Чайковским…
Ах, если б талант у мальчонки расцвел,
он мог бы прославить науку…
Ни я, ни сосед, даже Бог не отвел
убийцы спокойную руку.
