Утешало только одно: спектакли должны были идти дважды в неделю. Николай, как выяснила Матильда, все лето должен был провести в полку и только осенью, по слухам, отправиться в кругосветное путешествие. По крайней мере, она сможет регулярно его видеть хотя бы издали.
«Ты все время будешь хотеть большего, – покачала головой Юля, когда она поделилась с сестрой своими соображениями, – такой уж у тебя характер».
Матильда горячо оспорила этот вывод, однако тем же вечером сделала пометку у себя в дневнике.
«Всегда хотеть большего. Человеку всегда будет мала любая отмеренная ему ниша. Я себя боюсь».
Еще Матильда выяснила, что обычно Государь и Великие Князья имеют привычку подниматься на сцену и беседовать с артистами во время антракта. Была надежда, что так будет и в это лето.
Николай присутствовал на первом же спектакле сезона, и на всех последующих. Глядя на то, как Николай подъезжает в своей тройке в сопровождении казака, Матильда почувствовала явную уверенность, что все будет хорошо, по крайней мере, у нее и, по крайней мере, этим летом. Она совершенно перестала бояться своего дебюта, и даже уборная на втором этаже с «плохими» окнами ее в тот момент уже не удручала.
Пьесы для выступления были подобраны исключительно веселые и легкие. Матильда танцевала польку, зажигательно, весело, отмечая, что Николай смотрит на сцену в бинокль, сидя рядом с Великим Князем Владимиром. Как же все-таки жаль, что у нее не было пока сольного номера! Матильда видела себя со стороны – миниатюрную, легкую. Платье нежного абрикосового цвета очень ей шло, и она это знала. К середине лета она успела загореть, темные серьезные глаза ее сияли, щеки пылали, раскрасневшись от танца. Видя, что Наследник наводит на нее бинокль, Матильда старалась смотреть на него в упор, мысленно повторяя про себя: «Посмотри на меня! Ты мне нравишься, заметь, что я есть».
Во время антракта Великие Князья действительно остались в зале, дабы поговорить с балеринами. Николай был среди них. Матильда продолжала смотреть на него, ее не покидало чувство, что он и рад бы заговорить с ней, но не решается. В конце концов, он отошел к князю Георгию Михайловичу, и едва она уже осмелилась двинуться следом, как к ней обратился Великий Князь Владимир Александрович, и пришлось начать разговор…
Как только занавес опустился, мнимое ощущения контакта с Николаем рассеялось. Настроение испортилось. Матильда поспешила в свою уборную выглянуть в окно. Может быть, еще раз увидеть Николая. Она могла его видеть, он ее – нет, если бы только нарочно не обернулся бы и не поднял головы к окнам второго этажа. Николай разговаривал с балеринами, потом уехал в своей тройке.
Она хотела ехать домой как можно быстрее, чтобы никто не заметил ее разочарования, но это было совершенно невозможно – ее тепло и горячо поздравляли с дебютом. Потом одна из артисток, Татьяна Николаева, отвела ее в сторону и сообщила, что очень хочет познакомить Матильду с господами гусарами – Евгением Волковым и его приятелем, Алешей Воронцовым, однополчанами Николая. Пока они вдвоем шли навстречу к ожидавшим их с цветами мужчинам, Татьяна успела рассказать ей, что неофициально живет с Волковым, а еще – что Николай говорил ему, а он, в свою очередь, поведал Татьяне, что Николаю очень нравится Матильда.
Ее слова не утешили Матильду. Ей стало обидно: нормальные люди живут со своими возлюбленными, а ей что, утешаться тем, что она якобы Николаю симпатична?
Воронцов смотрел на нее горящими глазами. Все, что она запомнила о нем – это взгляд человека сильного, но человека с неким надрывом, изломом, от которого рано или поздно пойдут трещины.
В имение она вернулась уставшая и опустошенная.
«Всегда хотеть большего… я себя боюсь».
* * *
В конце июля Матильда объявила домашним, что ей совершенно необходимо съездить в Петергоф между выступлениями. Провести день со своей новоявленной подругой Марусей Пуаре. Отец пожал плечами – смысла ехать в Петергоф за два дня до очередного выступления он не видел. Не лучше ли подождать, все равно ведь она окажется там на балете. С другой стороны, отказать любимой дочери он был не в силах, к тому же у Матильды, насколько он понимал, было не так уж много подруг. Ей вполне хватало общения с сестрой. «Пусть съездит», – решил он.
В глубине души Матильда стыдилась того, что обманывает родных, тем более по такой глупой причине – ради маловероятной, «случайной» встречи с Наследником. Это шло вразрез с теми установками, которых она обычно придерживалась. И в который уже раз со времени ее первой личной встречи с Николаем возникало очередное противоречие: то, как она старалась поступать, то как привыкла жить – теперь, получалось малоосуществимым или же неприемлимым.
Весь день в гостях у Маруси они, по настоянию Матильды, гуляли на свежем воздухе. Таким образом, она надеялась случайно столкнуться с Николаем. Но ее надежды не оправдались.
В конце лета, перед самым переездом в город, в имении широко и с размахом отметили день рождения Матильды. Посмотреть на праздничный фейерверк сьехались не только гости и многочисленные друзья семьи, но и крестьяне из соседних деревень. Матильда, глубоко тронутая вниманием и заботой близких, оставалась серьезной. Ощущение праздника омрачало осознание того, что скоро Николай надолго уедет, и не сможет видеть ее на сцене: кругосветные путешествия не длятся неделю-другую.
Гуляние окончилось глубоко заполночь, и, когда отец, по своему обыкновению, задумчиво и ласково осматривал перед отходом ко сну, стоя на веранде, принадлежащие ему окрестности, именинница решила составить ему компанию и попросила рассказать ей любимую семейную легенду. Отец уверял, что это была правда. Прапрабабушка Матильды по папиной линии была-де княгиней Красинской, и она, Матильда-Мария, дочь Феликса Ивановича, урожденного Адама-Феликса Яновича Кшесинского-Нечуя, имела гипотетические права на польский престол.
Теперь эта семейная легенда приобрела для Матильды совем другой смысл: призрачную надежду, чудо – шанс на то, что она могла бы быть достойной Николая, могла бы быть с ним рядом. Так в античных трагедиях являлся бог из машины, а потом можно было бы жить долго и счастливо, до ста лет, и никогда-никогда не умирать.
– Выше нос, Мария-Матильда, маленькая Кшесинская. Лето прошло, ничего не поделать. Впереди первый сезон на императорской сцене, – сказал отец.
Его сын и обе его дочери посвятили свои жизни балетной сцене. Как и он сам.
* * *
– Мария, звонят, – крикнула Матильда горничной из своей комнаты.
– Матильда Феликсовна, там гусар. Вы одевайтесь. Они к вам пришли.
Волков явился с поручением – передать госпоже Кшесинской-младшей фотокарточку Наследника, неприменно забрав у нее при этом ее карточку тоже.
– Нет у меня карточки, – отрезала Матильда.
Фотографии у нее были, но выглядела она на них решительно не столь прелестно, чтобы вручать такое Николаю – так она полагала.
Вслух, конечно, она этого не произнесла. Она постаралась, по возможности, вообще не выдавать признаков охватившего ее волнения. Происходило что-то просто из ряда вон выходящее, совершенно при этом невероятное! Ведь наверняка… наверняка Наследник не страдает страстью к собиранию карточек решительно всех артисток!
– Для такого случая у меня также имеются инструкции, – не смущаясь и глядя Матильде в глаза, промолвил Волков, – мне велено привезти вашу карточку, а если таковой у вас не окажется, привезти, собственно, вас. Едемте.
– Куда?
– В Петергоф.
– Не могу ехать, – отрезала Матильда. И сама своим словам испугалась: надо было согласиться, они бы с Наследником, наконец, поговорили…
– Матильда Феликсовна, милая, ну поезжайте тогда в Петербург, – взмолился Волков.
– В Петербург? – не поняла Матильда.
– В Петербург. К фотографу Позетти. Наследник так и передал – Позетти лучший, если и делать фотографию, то только у него. И обязательно в одном из тех нарядов, в которых вы в Красном Селе выступали. Не могу я вернуться и без вас, и без вашей фотокарточки.
– Передайте Наследнику, что Кшесинская вам отказала. Не люблю я… фотографии.
Глава 5. Долгая зима
Из-за связи Евгения Волкова с Наследником Матильда незаметно сблизилась с Татьяной Николаевой. Новая жизнь, новые знакомства, первый сезон на сцене, впервые она скучала по кому-то, с кем даже не была толком знакома – странное чувство.
В сентябре начались репетиции. Более всего Матильде было интересно слушать о том, каково это – жить самостоятельной жизнью, без родителей. У Татьяны было что-то, чего не было у нее: свое жилье и свой возлюбленный. Таня старалась не хвастаться, Матильда – не завидовать. Зависть она считала одним из тех чувств, кои должны быть ниже достоинства нормального человека. Вот, скажем, великолепная Вирджиния Цукки – Матильда ей не завидовала, она перед ней преклонялась.
Жить одной! Самостоятельной, взрослой жизнью! И Матильда, и Юлия продолжали жить с родителями, которые очень неохотно отпускали их куда-нибудь из дома, да и то – только к близким и хорошо знакомым, и при этом еще и в сопровождении, а не одних. Сестры договорились бороться за свои права, но единственное, что они смогли отвоевать – это разрешение самостоятельно (только не поодиночке, а хотя бы вдвоем!) ходить к этим самым близким и хорошо знакомым, где молодым барышням точно будет безопасно.
Пришлось пойти на то, чтобы говорить отцу, что они идут в одно место, а идти в совершенно другое.
– Ложь – это ведь не цель, это всего лишь средство, – уверяла сестру Матильда.
У Матильды и Юли была «своя половина»: спаленка на двоих и своя гостиная. Спальня соединялась с кабинетом отца дверью, к которой был приставлен туалетный столик.
В конце концов, это превращалось в целые спектакли. Пока было тепло, они еще ухитрялись как-то выкручиваться. С наступлением холодов приходилось принимать более изощренные меры: они тихо собирались, надевали вечерние туалеты, и тут же в комнате, переодевались пальто и уже в таком виде прощались с родителями. Возвратившись домой, они на цыпочках крались обратно и представали перед отцом уже облаченные в ночные рубашки с пожеланиями спокойной ночи.
С одной стороны, все эти приключения придавали любому выходу на прогулку особенное веселье и интересность, с другой – слушая рассказы Татьяны о ее быте с Волковым, Матильда понимала, что ее выходки с переодеванием – это какое-то ребячество.
Получалось, пока другие артистки, ее ровесницы, встречали обычных молодых людей, проводили с ними время, обустраивали свою жизнь – Матильда будто бы была влюблена даже не в человека, а какую-то идею о человеке: далекую и прекрасную, но совершенно недосягаемую.
– А Наследник ни с кем еще не жил, – поделилась как-то Татьяна после одной из репетиций, – он вот тоже, Евгению немного в этом смысле… завидует. Евгений говорит, он страшно рад, что на него обратила девушка внимание, да при том артистка. Он бы все хотел как-то с тобой познакомиться, повидаться, да только кто же вам решится устроить свидание!
Приближался день отъезда Николая из Петербурга, вместе с ним – начало его кругосветного путешествия. Со своим очередным родственником – Великим Князем Григорием Александровичем, котороо Матильда уже имела удовольствие лицезреть – именно к нему жался Николай тогда, в тот первый день сезонов в Красном Селе вместо того, чтобы разговаривать с артистками. Из Петербурга они должны были отправиться в Афины, а затем, осмотрев город, уже в компании греческого королевича Георгия, на крейсере «Память Азова» продолжить свое увлекательное приключение морем.
