Изгнанники Менантра. Книга 2

Часть 1

Дубравы, окружавшие обитель пророка Доминго, наглухо отделяли древние строения от сутолоки богатого городка. Неподалеку от обители, притулилась академия, похожая на крепость. Длинные, крытые террасы соединяли учебное заведение с монастырем. Вся жизнь Эльена сосредоточилась возле ученого городка. Студенты наполняли захолустье Эльена задором молодости и добавляли бурление жизни в мрачное бытие старинного центра знаний.

Благодаря академии здесь появились два борделя, крупный рынок известный своими диковинками как научными, так и шарлатанскими, аукционный дом Ретано, и богато украшенная ратуша. К которой присоседилось одно из немногих в стране мест презрения старости и инвалидов, а также один из лучших лекарских центров Амората, Лечебница Азалии Благословенной.

Несмотря на захолустный статус городка, его жители совершенно не нуждались. Население кормилось за счет огромного количества паломников, ученых, студентов, и прочих приезжих, сдавая жилые места, тем, кто посещал старинный центр веры и знания.

Солнце нещадно палило, заливая ярким светом мостовую городка. По растрескавшейся брусчатке шел паломник, несмотря на невыносимый зной, он не снимал с себя черного балахона из плотной шерстяной ткани, лицо его скрывал глубокий капюшон.

Странника сопровождали четыре монаха. Необычная процессия медленно двигалась к обители Доминго, осевшая пыль сделала их черные балахоны, серыми, красноречиво указывая на долгий путь, который им пришлось пройти.

Город не обратил ни малейшего внимания на гостей, куда больше жителей взволновало известие о том, что ночью в Эльен прибыл сам Верховный. Обыватели гадали, что могло привести Скюло в их городок, коронация не предвиделась, да и день святого Доминго еще далеко.

Визит Святейшего породил множество нелепых слухов. Досужие языки придумали, что готовится церемония провозглашения будущего монарха, наследника короны принца Гвидо. Король Гумберт, в последние годы совсем сдал, несмотря на молодой возраст его здоровье подкосили пьянка и неуемная любовь к женщинам, одарившая короля целым букетом заболеваний специфического свойства.

Анна Лушич, королева Амората, давно перестала допускать мужа в постель. Королева пользовалась в народе непререкаемым авторитетом, в ее руках постепенно собирались рычаги управления королевством, отчего отношения между супругами все более накалялись. Она всеми силами стремилась как можно скорее отодвинуть, малоспособного Гумберта от власти, чтобы взять опеку над малолетним принцем, и иметь возможность управлять королевством от имени Гвидо.

Такой поворот не устраивал особо приближенных к королю рыцарей, и ту часть двора, что кормилась от щедрот развратного государя. И в первую очередь тех, кто сделал состояние, потакая порокам, и слабостям монарха.

Особенно опасным для королевы оказался союз двух сильнейших родов Амората, родственных Гумберту, Армандо, и представителя древнего аристократического рода Эрнесто Хабоно, создавшего интригами и талантом дельца огромное состояние. Эрнесто ссужал королю серьезные суммы, чем создал свое могущество, фактически получив статус второго человека в королевстве.

Скюло сохранял нейтралитет, пытаясь играть на противоречиях, соперничавших группировок. Верховного устраивал любой из предполагаемых исходов, но пользуясь моментом, старый интриган пытался выжать из ситуации максимум пользы для святого престола.

Процессия подошла к воротам обители, монахи остановились в десяти шагах от входа в монастырь. Вперед вышел высокий, худощавый человек. Легкой, почти юношеской походкой он подошел к мощным створам, и ударил в дерево, укрепленное железом. От удара сухой руки тяжелые двери обители содрогнулись, прогудел колокол. В окне над воротами появился настоятель, аббат Адамий Назарио, толстое лицо настоятеля кичливо скривилось при виде грязного паломника.

– Кто стучится в обитель святого Доминго? – прогремел бас Адамия.

– Раб божий Кейст Урбино смиренно просит Его Святейшество принять покаяния недостойного грешника! – ответил голос из капюшона.

– Жди!

Монахи окружили короля, и стянув с него балахон, облачили Кейста в рубаху. Позади встал один из братьев и возложив руки на плечи монарха, принудил его встать на колени. В такой позе король смиренно ожидал аудиенции Верховного жреца.

Время шло, жители города собрались вокруг иноземного короля, и с любопытством наблюдали как монарх изнывает от палящего зноя. Так прошел день, вечер принес тяжелые тучи и затяжной дождь, мелко моросивший весь следующий день и ночь. По телу текли студеные потоки дождевой воды, но Кейст не чувствовал пронизывающего холода, от долгой неподвижности ломило ноги. Время от времени его глаза скользили по лицам зевак, которые потеряли индивидуальность, сменяясь как в калейдоскопе. И тогда в душе некроманта начинал ворочаться внутренний зверь, требуя еды, еды, что с таким любопытством наблюдала за унижением короля.

Превозмогая соблазн, Кейст терпеливо ждал, наслаждаясь страданиями сопровождавших его монахов, что также мокли и мерзли рядом с ним, вынужденные принимать капризы погоды и волю Святейшего.

Ворота обители беспрестанно отворялись, принимая все больше посетителей. Судя по гербам, вышитым на плащах, и выгравированным на каретах и сбруе лошадей, в монастырь стекался весь цвет королевской знати Амората и Сальяда.

К исходу третьего дня ворота открылись и к монарху вышли братья обители. Они помогли Кейсту подняться, король с трудом удержался на занемевших от длительного коленопреклонения ногах. Поддерживая под руки, его ввели в ворота обители, затем провели в алтарное помещение. В центре на белоснежном троне сидел Скюло, лицо Верховного жреца сохраняло непроницаемое выражение. Он словно не заметил появление Кейста. Широкий зал заполнили знатные паломники, на балконах, идущих по периметру помещения, размещались лица королевской крови, они сидя наблюдали за происходящим. Дворянство попроще расположилось внизу по обе стороны выложенного черным бархатом пути, женщины и мужчины в богато украшенных нарядах смотрели на проходящего мимо Кейста.

Грязная рубаха, голые, покрытые черной коркой прилипшей грязи стопы, и спутанные черные с проседью волосы вызывали отвращение у высокородной публики. Несмотря на унижение, облик Кейста выражал покорность и смирение, глаз король не поднимал, не желая встречаться взглядом со Скюло. Лишь остроконечная бородка дерзко топорщилась на удлиненном лице короля, тайно выражая истинное отношение к происходящему.

Бархат закончился у ног Святейшества, его полное тело, облаченное в пурпурно-золотистые одежды, возвышалось на троне над согбенной фигурой Кейста. Взгляд Верховного обратился на короля, глядя на него с отеческой любовью Скюло произнес.

– Что привело тебя в обитель бога, сын мой?

– Отец мой духовный, наместник Бога на земле. Раб божий Кейст приносит свое покаяние и просит прощение грехов из твоих рук – тихо, но чеканя каждое слово произнес Кейст.

По залу прошел гул, и тут же умолк, стоило Скюло взглянуть на собравшихся.

– Отрадно слышать, что отступник вроде тебя Кейст Некромант, добровольно явился принести раскаяния в своих грехах. Однако, боюсь, что тебе придется провести немало времени в монастыре прежде, чем, ты сможешь обрести прощение божье. Готов ли ты принять волю бога, и передать судьбу свою в руки его слуг на земле?

Кейст не произнося ни слова опустился на колени, после чего поцеловал перстень на руке, протянутой Верховным. Улыбка затаенного торжества блуждала на толстом лице скопца, его глаза блаженно зажмурились, а дыхание заметно участилось.

– Тогда сын мой, признаешь ли ты власть отца нашего Бога, и наместника его на земле над властью земного правителя!

– Признаю! – произнес Кейст, целуя возникший возле лица пальцы Скюло.

– Готов ли ты искупить свою вину, и пройти путь покаяния?

– Готов!

Первосвященник поднялся с места и слегка наклонившись вперед возложил правую руку на голову Кейста, со словами.

– Назначаю тебе испытание верой. Ты должен пройти путь монаха, до его пострижения, для усмирения плоти и гордыни. Все это время, ты, будешь оставаться в обители, и беспрекословно служить братьям как младший послушник. По истечению года тебя ждет покаяние перед равными и исповедь пред высшим. А сейчас, встань с колен брат Кейст! Прими свое послушание и войди в обитель как младший среди равных, да посетит тебя благословение господне в твоем не легком служении!

Кейст вновь поцеловал протянутые персты старого евнуха, и Скюло под торжественный перезвон вышел из зала.

Тощие монахи, схватили Кейста, неожиданно сильно, для их комплекции и поволокли куда-то вниз. После, его долго мыли и чесали, позже он присоединился к общей молитве монахов.

Как вскоре выяснилось звание младшего послушника, оказалось самым низшим в монастырской иерархии. Его заставили чистить туалеты, и убирать навоз за скотом, позже перевели на строительные работы. От постоянной тяжелой работы и плохого питания монарх слабел день ото дня. Тело беспрерывно ныло непрекращающейся болью от усталости и голода. В келью несколько раз вламывались братья, и учиняли обыски. Часто по ночам, вместо сна, ему приходилось стоять на коленях и читать священные гимны, а утром снова возвращаться к изнурительной работе.

Спустя пару месяцев монахи поостыли, им надоело издеваться над смиренным послушником, и они переключились на вновь прибывших. Стараясь не думать о том, что происходит вокруг, монарх продолжал искать возможность попасть в архив обители. И вскоре ему представился случай.

В светлый праздник Лаверты Чистой, который по традиции закончился грандиозной попойкой, и развратом, с привлечением дам из соседних борделей, главный архивариус, мертвецки пьяный возлежал меж огромных грудей жрицы любви. Он расположился в местной конюшне. Прямо у входа валялась ряса, там-где ученый монах, движимый страстью, стянул ее с себя. Сочный храп возвещал на всю округу, что брат спит беспробудным сном.

Холодный туман раннего утра еще густо покрывал безобразия прошедшего празднования, когда в сарай вошел Кейст. В нос пахнуло свежей соломой и терпким запахом навоза, он пришел убрать за лошадьми, и споткнулся о кучу тряпья, в которой что-то громко звякнуло.

– Ключи! – пронеслось в голове короля.

Осторожно, стараясь не дышать, он извлек тяжелую связку из складок ткани, и тихо выскользнул из сарая. Руки тряслись от волнения, вдавливая очередной ключ в хлебный мякиш. Кейст остановился, и оглядел свою работу, на не профессиональный взгляд монарха отпечатки вышли славные. Усилием воли послушник смирил дыхание, и когда удары сердца сделались ровнее, отправился в обратный путь. В тумане он налетел на кастеляна, который неторопливо ковылял через двор в сопровождении двух стражников.

– Ты что тут делаешь? – недовольно спросил кастелян.

– Иду убирать конюшню – быстро проговорил Кейст.

– Ааа!!! Это ты молодец! Хвалю, но на будущее, если еще раз будешь трезвым в великий праздник, я прикажу тебя высечь на конюшне, за гордыню и непослушание. Не тебе ли настоятель велел веселиться и славить благословенную Лаверту?

– Но он говорил о всех нас …

– Вот! – протянул кастелян. – О всех нас! В том числе и о тебе! А ты, что же?! Постной рожей, в святой праздник, отравляешь божественную благодать, снизошедшую на братьев твоих!!! – почти крича закончил кастелян, назидательно подняв толстый палец к небу. Стражи глумливо заржали.

– Теперь иди, и помни о том, что я тебе сказал, а я в свою очередь прослежу за тем, чтобы ты впредь не позабыл моих слов.

Быстрее рысака домчал король до сарая. В дверях стояла мощная фигура архивариуса, шатаясь, абсолютно обнаженный, он справлял нужду на двор. Мутные глаза, с трудом оторвались от струи и тупо уставились на Кейста.

– Что? Ты кто такой? – растеряно спросил толстяк.

– Я брат твой, Кейст. Пришел убрать конюшню…

– Ну так убирай… Нечего пялиться на мой срамной уд! Да. А где моя ряса? – удивленно поинтересовался архивариус, скорее у себя, чем у Кейста.

– Вот, возьми – прозвучал ласковый голос короля откуда-то сбоку.

Брови архивариуса удивленно взлетели наверх, как послушник так быстро прошел мимо него в сарай. Но секунду спустя он отбросил удивление, и положившись в сем вопросе на бога, принял из рук младшего протянутую рясу. Со звоном к его ногам упала связка ключей. Он тупо уставился на нее, а затем медленно стараясь не расшевелить демона в голове опустился на колени, чтобы поднять ее. Обратно выпрямиться он не смог, пришлось вновь обратиться за помощью к брату Кейсту. Монах-монарх с превеликим удовольствие отвел архивариуса к его импровизированному ложу, и помог тому водрузить непомерную тушу, на столь же внушительную жрицу любви.

Спустя три месяца король сумел пробраться в архивы монастыря. Сидя по ночам в кромешной темноте, Кейст читал тексты пользуясь полезной способностью. Не сразу, даже как-то буднично, он осознал, что его глаза прекрасно видят и без света. Позже обострилось обоняние, оно стало настолько острым, что он мог определить приближение человека задолго до того, как слышал его шаги. Прошло еще полгода, и наконец ему попалась одна единственная запись в старинной судебной книге. На длинной полоске тонко выделанной кожи, убористым почерком неизвестного монаха, сохранилась стенограмма допроса Кура Чернокнижника. Текст удивил короля, оказалось, что никто не считал Кура слугой Агара. Как показывал сам Кура ему удалось открыть путь в мир богов, именно богов, а не бога. Ниже стояла пометка комиссии, что собрали для проверки слов обвиняемого, и ее выводы подтверждали правдивость слов Куры.

«Обследование, проведенное в катакомбах, северной части лабиринтов старинных подземелий обители, привели нас к заключению, что в зале номер двадцать пять находиться ложная стена, прозрачная с обеих сторон. Сквозь зыбкую пелену, можно разглядеть неведомый мир, что располагается за ней. При попытке попасть на ту сторону, члена комиссии брата Марло атаковал жуткий монстр, в результате наш брат окончил свой земной путь безвременной кончиной. Тело так и не удалось достать, при любой попытке нарушить границы призрачной завесы нас атаковала невиданная доселе тварь. По сему пришлось ограничиться осмотром внешних границ выхода в потусторонний мир, без дальнейших попыток проникнуть за его пределы…».

Далее следовал подробный отчет об установленных свойствах явления, и о том, что комиссии пришлось спешно покинуть опасное помещение, поскольку тварь перебралась на их сторону. Секрет потаенного прохода спрятали за мощной кирпичной кладкой, возведенной сразу после возвращения членов комиссии. По подсчетам Кейста с тех пор прошло более семи веков, вход в катакомбы давно перекрыли железными вратами. Обозначенные врата располагались за алтарем в главном зале храма Эландо, поэтому искать их не пришлось, но попасть в замурованные коридоры решительно не представлялось возможным. Помимо того, что зал охранялся стражей, за прошедшие века двери изрядно заржавели, так, что любые попытки открыть их наверняка бы окончились провалом. Осматривая спаявшийся металл, Кейст покачал головой представляя, как оглушающий скрежет сдвинувшихся створ, пробуждает обитель.

И снова помог случай. При строительстве нового крыла для братии, была снесена старая часть крепостной стены. Частично ее разобрали, а частично она обвалилась, покалечив двух братьев. Вскоре во время расчистки строительной площадки от завалов рухнувшего камня обнаружился фундамент древней башни, архивариус весьма заинтересовался находкой. Когда-то еще в молодости, он читал, что на этом месте стояла башня, в которой проживал известный алхимик Риговер Артмутский. По легенде он изобрел способ превращать любой металл в золото, за что и поплатился жизнью. Тогдашний король Астурии Тимилион Красивый, попытался заполучить его секрет, сначала обещая возвышение при дворе и богатство. Однако алхимик оказался крепким орешком, тогда король обещал ему право сидеть в его присутствии, это также не соблазнило ушлого Риговера. Наконец Тимилион предложил алхимику самому выбрать, что он пожелает в обмен на свой секрет. Недолго думая Риговер попросил руки дочери короля Диневы, Тимилион согласился, но как только алхимик переступил порог его замка, схватил ученого и долго пытал. Вскоре Риговер выложил все, что знал, после чего отправился на корм собакам, а король в ту же ночь пропал. Сколько Тимилиона не искали, найти пропавшего монарха так и не удалось.

Настоятель одобрил рвение к познанию истории, и назначил архивариуса главным на раскопках обнаруженного строения. Особенно грело душу обещание последнего добыть секрет Риговера.

В раскоп архивариус поставил Кейста и еще двух братьев. С огромным трудом удалось пробиться в нижние этажи башни. От ветхости стены кусками осыпались от одного лишь прикосновения, словно, кто-то не хотел, чтобы башню когда-либо раскопали. За неделю команда выбилась из сил. Глыбы цельного гранита, перекрывавшие проходы в комнаты, и огромные отвалы битого камня, лишили воли и желания копать дальше.

В самих комнатах ничего ценного кроме барахла, да и то в ужасном состоянии, не обнаружили. Архивариус мертвецки пьяный лежал на одном из отвалов, он понимал, что теперь придется отвечать перед настоятелем, которому было обещано возвращение секрета легендарного алхимика. Подавленный ожиданием неизбежного наказания, архивариус запил.

Вымотанные в конец братья тихо разбрелись по кельям, Кейст в гордом одиночестве продолжал стучать киркой, и ломом, где-то в глубине потерянной лаборатории алхимика. Измотанный тяжелой работой король, в раздражении нанес удар по плитке, украшавшей пол очередного помещения. Железный прут ударил в глаз изогнувшегося в причудливой позе тритона, которого неизвестный художник, в далекие времена, выложил из смальты на полу. Сверкнул сноп искр, маленькие звездочки погасли в полумраке, а в низу, что-то тихо щелкнуло, и мозаика плавно откатилась в сторону, открывая черный зев прохода в прошлое.

***

Уговорить Хельма вернуться в Риен, стоило немалых трудов, пришлось рассказать о заговоре гильдейцев. Узнав, что на кону судьба родного Даноста, Хельм не раздумывая дал согласие.

Риен поразил гнома, несколько лет добычи золота преобразили город. Из мертвого склепа он превратился в оживленный центр торговли, во многом соперничавший со столицей. Город хорошо охраняли, и требовалось, немалое количество везения и денег для того, чтобы попасть внутрь, и тем более проникнуть в святая святых Риена, на площадь Золотого рока.

Гильдейцы снабдили Амадо и Хельма грамотой торгового дома Фюрда, которая давала право проезда на территорию закрытого города. Родриго изображал представителя ювелирной гильдии города Кастрос, а Довард младший, торгового посредника от дома Фюрда.

Встречи с ведущими торговыми домами Даноста затянулись на неделю, за это время Амадо успел напроситься на осмотр источника ценного металла. Мастер дома Тахен, согласился показать любознательному чужаку площадь Золотой рока, как торговому посреднику Хельму тоже позволили присутствовать на экскурсии.

Первые впечатления потрясли обоих. На месте старой площади в выдолбленной породе желтыми змеями струилось жидкое золото, растекаясь по многочисленным отстойникам. Откуда дальше его разливали по формам и складировали в зданиях, окружавших центральную площадь. Ранее дома служили жилищем для отцов города, ныне же перестроенные в складские помещения, они потеряли свою прелесть и своеобразие, превратившись в часть рабочего квартала. На той стороне, за маревом, ничто не шелохнулось, лишь золото мерно перетекало из одного мира в другой.

– И что, там никого нет? – спросил Амадо у мастера, пожилого гнома, с седыми вислыми усами.

– Ну почему же нет? Есть господин гильдеец! Уж мы с ними намаялись. Прут и прут, они ж из чистаго золота, огромные! Уж сколько наших там полегло. Тут же господин гильдеец, в чем беда! У них там бывает все жидкое, тогда мы качаем золото спокойно, а бывает, оно остывает и на месте золотых морей появляются натуральные, скажу вам леса. Вот тогда-то и приходят эти, ну великаны, и начинают тут все крушить. Мы их и пальцем не трогали, а они нас как глину молотят. Утаскивают к себе, а оттуда уж никто не возвращался.

– Ну так, а чего им не нравиться? Говорят, чего, или так, молча безобразничают? – спросил Родриго подстраиваясь под речь мастерового.

– Дык, кто ж их разберет, лопочут, что-то на своем. Поди, пойми их. Мы раз, еще в самом начале, вволокли одного цепями, к нам, значится сюда. Так он застыл, а мы его разбили да в переплавку, много золота тогда получили, а потом эти повадились.

– Так все-таки, кого-то из них вы убили?

– Да нет же! Говорю вам господин, застыл он, мертвый был! Никого мы не убивали! – убеждая Амадо горячился мастер.

Человек покачал головой в знак согласия, выражая лицом сочувствие, невзгодам мастера и золото добытчиков. Глядя на ручьи текущего мимо золота, Хельм становился все мрачнее, черты лица заострились, а глаза сделались колючими и злыми. Посмотрев на Родриго, гном проронил.

– Надо это заканчивать.

– Как? Вам уже надоело? – удивился мастер.

– Да – отрезал Хельм.

– Мы увидели достаточно. Мое любопытство удовлетворено сполна – дружелюбно глядя на мастера ответил Амадо.

Вернувшись в гостиницу, человек пристально посмотрел на Доварда младшего, и жестко произнес.

– Ты едва не выдал нас. Что с тобой Хельм?

Подняв глаза гном, немного помолчал, затем ответил.

– Я не мог предположить, что этим все закончиться. Негодяи обогащаются, разрушая чужой мир, и причина во мне. Все-таки права была Аар.

– Аар просто дух этого мира, она не твоя жена. Не нужно ее воспринимать как Маю.

– Причем здесь это?

– Я лишь говорю, что у нее могут быть свои причины говорить тебе, то, что она тогда предсказала. Поверь моему опыту, предсказаниям не стоит верить, они могут оказаться банальной манипуляцией.

– Ты обвиняешь Аар в обмане?

– Нет. Я знаю не более твоего, но не стоит строить свою жизнь исходя из чьих-то предчувствий, видений, снов. Твоя логика и разум всегда лучше подскажут что правильно, а что ведет к гибели. Воля же поможет преодолеть любое проклятье, любое предначертание. Природа заложила все необходимое в тебя.

Хельм быстро взглянул на человека, густо покраснел, и резко поднявшись с кресла направился к Амадо, затем развернулся и вышел из комнаты.

Сон нарушил тяжелый стук в дверь, Родриго шатаясь поднялся с кровати. Тело, вялое после сна, плохо слушалось.

– Кто там? – ворчливо спросил он.

– Господин гильдеец, откройте, случилось страшное! Быстрее за мной идут! – послышался срывающийся голос.

Дверь распахнулась, впуская в полумрак комнаты скудное освещение коридора и насмерть перепуганного гнома. Дав немного отдышаться нежданному посетителю, Амадо спросил.

– Так что случилось, господин Берли? – человек узнал в испуганном гноме младшего сына Фюрда.

– Господин все плохо. Наш глупый торговый представитель попался в лапы страже Риена. Хельм пытался пробраться в Золотой рок, и попался! Вот так! – гном вытаращил на Амадо и без того огромные глаза. – Что теперь делать? – визгливо спросил он, с надеждой глядя на человека.

– Для начала перестать кричать – спокойно ответил Родриго.

Гном осел на табурет, прикрыв рукой трясущиеся губы.

– Сейчас же уезжайте из города. Я тоже постараюсь выбраться, но вместе с господином Довардом.

– Но это невозможно! Он в тюрьме под надзором, и его так не отпустят. Его преступление относиться к очень тяжким. Он покушался на собственность Торговой палаты.

– В том, что случилось, есть и моя вина. Я останусь и постараюсь его вызволить. Да и не смогу я смотреть в глаза его жене, если он сгинет в застенках Даноста, поэтому придется вытаскивать этого дурака. А вам мой дорогой Берли, я все-таки посоветую бежать, и как можно скорее. К утру здесь поднимется переполох и город закроют. Тогда ваша поимка станет делом времени – Амадо улыбнулся перепуганному Берли.

***

Хлесткие удары и звон мечей, разорвали ночной покой Риена. Тяжело загудел набат, звук мощной волной прошел по улицам, отражаясь от зданий. Гномы вывалили из домов, мимо зевак пробегала обеспокоенная стража и вооруженные наемники.

– Что случилось?! Война?! – отовсюду неслись вопросы, но воины, не замечая окружающий переполох стягивались к городским казематам.

При входе лежало с десяток стражей, четверо глухо стонали, остальные уже испустили дух. Осторожно переступая трупы, воины вошли в тюрьму, и застыли. Коридор представлял собой еще более удручающе зрелище. Тут и там чернели покалеченные тела охраны, выбитые двери вымостили проходы к камерам. Разрушения, оставленные неизвестной силой, произвели на гномов ужасающее впечатление. Казалось, что ураган прошел сквозь коридоры и казематы, сметая все на своем пути.