Не думай о секундах свысока
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Добавить отзывДобавить цитату
Не думай о секундах свысока
Роберт Рождественский
Не думай о секундах свысока
Составитель – Александр Мурашов.
© Рождественский Р.И., наследники, 2019
© ООО «Издательство АСТ», 2019
Начало
«Вернуться б к той черте…»
Вернуться б к той черте, где я был мной.Где прилипает к пальцамхлеб ржаной.И снег идет.И улица темна.И слово «мама» — реже, чем «война».Желания мои скупы.Строги.Вся биография — на две строки.И в каждой строчке холод ледяной…Вернуться б к той черте, где я был мной.Вернуться бы,вернуться б к той черте,где плачу я в полночной духоте,где очень близко губы и глаза,где обмануть нельзя,смолчать нельзя.Измены — даже мысленно — страшны.А звездам в небетесно от луны.Все небо переполнено луной…Вернуться б к той черте, где я был мной.Не возвращаться б к той черте, когдастановится всесильной немота.Ты бьешься об нее.Кричишь, хрипя.Но остается крик внутри тебя.А ты в поту.Ты память ворошишь.Как безъязыкий колокол, дрожишь.Никто не слышит крика твоего…Я знаю страх.Не будем про него.Вернуться б к той черте, где я был мной.Где все впервые:светлый дождь грибной,который по кустарнику бежит.И жить легко.И очень надо жить!Начало
Я родился —нескладным и длинным —в одну из влажных ночей.Грибные июньские ливнизвенели,как связки ключей.Приоткрыли огромный мир они,зайчиками прошлись по стене. «Ребенокудивительно смирный…» —врач сказал обо мне.…А соседка достала карты,и они сообщили,чтобуду я не слишком богатым,но очень спокойным зато.Не пойду ни в какие бури,неудачисмогу обойтии что дальних дорогне будетна моем пути.Что судьбою,мне богом данной(на ладони вся жизнь моя!),познакомлюсьс бубновой дамой,такой же смирной,как я…Было дождливо и рано.Жить сто леткукушка звала.Но глупые картыврали!А за ними соседкаврала!Наврала она про дорогу.Наврала она про покой…Карты врали!..И слава богу,слава людям,что я не такой!Что по жилам бунтует сила,недовольство собой храня.Слава жизни!Большое спасибоейза то, что мяла меня!Наделила мечтой богатой,опалила ветром сквозным,не поверилабабьим картам,а поверилаливням грибным.Юноша на площади
Он стоит перед Кремлем.А потом, вздохнув глубоко,шепчет он Отцу и Богу:«Прикажи…И мы умрем!..»Бдительный, полуголодный,молодой,знакомый мне, —он живет в стране свободной,самой радостной стране!Любит детство вспоминать.Каждый день ему — награда.Знает то, что надо знать.Ровно столько,сколько надо.С ходу он вступает в спор.как-то сразу сатанея.Даже собственным сомненьямон готов давать отпор.Жить он хочет не напрасно,он поклялся жить в борьбе.Все ему предельно ясно.в этом миреи в себе.Проклял он врагов народа.Верит, что вокруг друзья.Счастлив!.. …А ведь это я —пятьдесят второго года.История
История!Пусть я — наивный мальчик.Я верил слишком долго,слишком искренне,что ты — точнее всяких математик,бесспорнейсамой тривиальнойистины… Но что поделать — мальчики стареют.Твои ветрапо лицам их секут…Секунды предъявляют счет столетьям!Я говорю от именисекунд… История — прекрасная, как зарево!История — проклятая, как нищенство!Людей преображающая зановои отступающаяперед низостью.История — прямая и нелепая!Как часто называлась ты — припомни! —плохой,когда была великолепною!Хорошей —хоть былапостыдноподлой!Как ты зависела от вкусов мелочных.От суеты.От тупости души.Как ты боялась властелинов,мерящихтебя на свой придуманный аршин! Тобой клянясь,народы одурманивали.Тобою прикрываясь,земли грабили!Тебя подпудривали. И подрумянивали.И перекрашивали!И перекраивали!Ты наполнялась криками истошнымии в великанывозводилахилых… История!Веселая история!Послушай!Ты ж не просто пыль архивов!История!..Сожми сухие пальцы.Живое сердце людям отвори.Смотри,как по-хозяйскипросыпаютсябессмертные создатели твои!Они проглатываютнемудреный завтрак.Торопятся.Целуют жен своих.Они уходят!И зеленый запахвзволнованно окутывает их.Им солнце бьет в глаза.Гудки аукают.Плывет из труб невозмутимый дым…Ты станешьсамой точноюнаукою!Ты станешь.Ты должна.Мытакхотим.Да, мальчики!
Мы – виноваты.Виноваты очень:Не мы с десантом падали во мглу.И в ту — войной затоптанную — осеньмы были не на фронте, а в тылу.На стук ночной не вздрагивали боязно.Не видели ни плена, ни тюрьмы!Мы виноваты,что родились поздно.Прощенья просим:виноваты мы.Но вот уже и наши судьбы начаты.Шаг первый сделан — сказаны слова.Мы начаты — то накрепко, то начерно.Как песни, как апрельская трава…Мы входим в жизнь.Мы презираем блеянье.И вдруг я слышу разговор о том,что вот, мол, подрастает поколение.Некстати… Непонятное… Не то…И некто — суетливо и запальчиво, —непостижимо злобойувлечен,уже кричит, в лицо нам тыча пальцем:«Нет, мальчики!»Позвольте, он – о чем?О чем?Нам снисхождения не надо!О чем?И я оглядываю их:строителей,поэтов,космонавтов —великолепных мальчиков моих.Не нам брюзжать,не нам копить обиды:И все ж таки во имя всей земли:«Да, мальчики!»Которые с орбиты космическойв герои снизошли!Да, мальчики,веселые искатели,отбившиесяот холодных рук:Я говорю об этом не напраснои повторять готов на все лады:Да, мальчики в сухих морозах Братска!Да, мальчики в совхозах Кулунды!Да, дерзновенно умные очкарики —грядущее неслыханных наук!Да, мальчики,в учениях тяжелых, окованные строгостью брони.Пижоны?Ладно.Делоне в пижонах.И наше поколенье — не они.Пусть голосят о непослушных детяхв клубящемся искусственном дымулихие спекулянты на идеях, не научившиеся ничему.А нам смешныпророкинеуклюжие.Ведь им ответить сможем мы сполна.В любом из нас клокочет революция.Единственная.Верная.Одна.Да, мальчики!Со мною рядом встаньте над немощью придуманной возни.Да, мальчики!Работайте, мечтайте.И ошибайтесь,дьявол вас возьми!Да, мальчики, выходим в путь негладкий!Боритесь с ложью!Стойте на своем!Ведь вы не ошибетесь в самом главном.В том флаге, под которым мы живем!Старые фотографии
Может, слишком старательноя по прожитым дням бегу… Старые фотографии,зачем я вас берегу?Тоненькие, блестящие,гнущиеся, как жесть…Вот чье-то лицо пустяшное,вот чей-то застывший жест.Вот детство вдали маячит,кличет в свои края. Этот насупленный мальчик —неужто такимбыл я?!Фотограф по старой привычкескажет:«А ну, гляди:отсюда вылетит птичка.Ты только смирно сиди».Он то говорит, что должен, —профессиональный тон.«Не вылетела?Ну что же…Ты приходи потом».И мальчишка на улицу выйдети будет думать, сопя:«Когда ж эта птичка вылетит?Какая она из себя?Синяя или оранжевая?»И мальчишка не будет спать. К дому, где фотография,он утром придет опять.Будет взгляд у фотографасумрачен и тяжел.Он мальчика встретит недобрым:«А-а, это ты пришел!Шляется тут, бездельник,а ты занимайся с ним…Не вылетит птичка без денег.Не вылетит!Уяснил?» Паренек уйдет осторожно.Но, исполнить мечту решив,он будет копитьна мороженомсэкономленныегроши.Через неделю мальчишкавернется к дому тому.И опятьне вылетит птичка,обещанная ему. И фотограф тогда ответит —будет голос жесток:«Нет этой птицы на свете,пойми ты это, браток.Я говорю серьезно,зря ты птицу искал». И мальчишка размажет слезысоленыепо щекам.Покажется мамена дивосмешною его беда,что птичка из объективане вылетитникогда…Он будет плакать.Не скороон забудет свою мечту. А потом он окончит школу.А после пойдет в институт.Поймет он, как слово дорого.Повзрослеет.Выйдет в отцы. И все же не будет любитьфотографовза то, что они…лжецы.«Мы…»
Мы в ревущих колоннах,как в газетных колонках.Однозначныебуквыот Амурадо Буга.По-крестьянски корявы,по-боярски нарядны —станем рядом,и сразуобразуется фраза!Та, что с громомна равных.Та, что мир осветила.Это – мы!От заглавныхдо слепого петита.Продолженье сказанийна ветру ошалелом…Кто нас пишет?Мы сами!Чем нас пишут?Железом!Сквозь разводы подпалинмы, как пот, проступаем.И Гераклы.И Будды.И бессмертье.И злоба… Мы в Истории — буквы.Лишь немногие — слово.«Все хочу я увидеть…»
Все хочу я увидеть.Хочу испытать все, кроме смерти,и услышать все шепоты мираи все его грохоты.Но даже и то, что небесный Госплан отпустил мне по смете,я честно приму.И вместе с друзьями потрачу до крохотки…Все желания могут исполниться, кроме самого яркого —колеса машины времени ржавеют – несмазаны…А мне боткуситьот того матросского яблочка!А мне быпочуятьрукопожатье товарища маузера!..Это вовсе не кровь, это время в жилах играет.Пусть потом разберутся, кто гений, кто трус, кто воин.Ведь не тогда человек умирает, когда умирает,а тогда, когда говорит:«Я собой доволен…»Я собой доволен… И можно готовить деньги,заказывать место на кладбищеи траурный выезд… А в соседнем сквере кудахчут хорошо одетые дети.И не знают еще,что им досталась эпоха — на вырост!Мы об этом тоже не знали.Мы не верили, что состаримся.И что однажды на сердце у каждого истина выжжется:никогда не бывает Счастьеконечной станцией!..…Потому-то и кружится этот мир.Потому он и движется.«Родных разыскиваю…»
Родных разыскиваю, родных…Веселый хрустсухарей ржаных.Два слова, сказанных невзначай.В горячих кружкахбесцветный чай. Родных разыскиваю, родных…Детдом вспоил меня,как родник.Ребята с временем обнялись.(Имен не помню.Не помню лиц…) Родных разыскиваю, родных…Курящихв тамбурах ледяных.Солдат небритых, как будто лес.«Не дрейфь, малец!Победим, малец!..» Родных разыскиваю, родных…Не смог бы я ничего без них.Зову:откликнись, моя родня… О, если б кто-тоискал меня!Я жизнь люблю!
Утро
Владимиру Соколову
Есть граница между ночью и утром,между тьмою и зыбким рассветом,между призрачной тишьюи мудрымветром… Вот осиновый лист трясется,до прожилок за ночь промокнув.Ждет, когда появится солнце…В доме стали заметней окна.Спит, раскинув улицы, город,все в нем — от проводов антенныхдо замков, до афиш на стенах, —все полно ожиданием:скоро,скоро! скоро!! —вы слышите? — скороптицы грянут звонким обвалом,растворятся,сгинут туманы…Темнота заползает в подвалы,в подворотни, в пустые карманы,наклоняется над часами,смотрит выцветшими глазами(ей уже не поможет это) —и она говорит голосамитех, кто не переносит света.Говорит спокойно вначале,а потом клокоча от гнева:– Люди!Что ж это?Ведь при мне вытоже кое-что различали.Шли, с моею правдой не ссорясь,хоть и медленно, да осторожно…Я темней становилась нарочно,чтобы вас не мучила совесть,чтобы вы не видели грязи,чтобы вы себя не корили…Разве было плохо вам?Развевы об этом тогдаговорили?Разве вы тогда понималив беспокойных красках рассвета?Вы за солнце луну принимали.Разве я виновата в этом? Ночь, молчи!Все равно не перекричатьразрастающейся в полнеба зари.Замолчи!Будет утро тебе отвечать.Будет утро с тобой говорить. Ты себя оставь для своих льстецов,а с такими советами к нам не лезь —человек погибает в конце концов,если он скрывает свою болезнь.…Мы хотим оглядеться и вспомнить теперьтех, кто песен своих не допел до утра…Говоришь, что грязь не видна при тебе?Мы хотим ее видеть!Ты слышишь?Поразнать, в каких притаилась она углах,в искаженные лица врагов взглянуть,чтобы руки скрутить им!Чтоб шеи свернуть! …Зазвенели будильники на столах.А за ними нехотя, как всегда,коридор наполняется скрипом дверей,в трубах с клекотом гулким проснулась вода. С добрым утром!Ты спишь еще?Встань скорей!Ты сегодня веселое платье надень.Встань!Я птицам петь для тебя велю.Начинается день.Начинается день!Я люблю это время.Яжизнь люблю!Творчество
Э. Неизвестному
Как оживает камень?Он сначалане хочет верить в правоту резца…Но постепенноиз сплошного чада плывет лицо.Верней — подобие лица.Оно ничье.Оно еще безгласно.Оно еще почти не наяву.Оно ещебезропотно согласнопринадлежать любому существу.Ребенку, женщине, герою, старцу…Так оживает камень.Он — в пути.Лишь одного не хочет он:остатьсятаким, как был.И дальше не идти…Но вот уже с мгновением великимрешимость Человека сплетена.Но вот уже грудным, просящим крикомвся мастерскаядо краев полна:«Скорей! Скорей, художник!Что ж ты медлишь?Ты не имеешь права не спешить!Ты дашь мне жизнь!Ты должен.Ты сумеешь.Я жить хочу!Я начинаю жить.Поверь в меня светло и одержимо.Узнай!Как почку майскую, раскрой.Узнай меня!Чтоб по гранитным жилампошла толчками каменная кровь.Поверь в меня!..Высокая,живая,по скошенной щеке течет слеза…Смотри!Скорей смотри!Я открываюпечальные гранитные глаза.Смотри:я жду взаправдашнего ветра.В меня уже вошла твоя весна!..»А человек,который создал это,стоит и курит около окна.Сын Веры
Я — сын Веры…Я давно не писал тебе писем, Вера Павловна.Унесли меня ветры,напевали мне ветры то нахально, то грозно, то жалобно.Я — сын Веры.О, как помогла ты мне, мама!Мама Вера…Ты меня на вокзалах пустых обнимала,мама Вера.Я — сын Веры.Непутевого сына ждала обратномама Вера…И просила в письмах писать только правдумама Вера…Я — сын Веры!Веры не в бога, не в ангелов, не в загробные штуки!Я — сын веры в солнце,которое хлещет сквозь рваные тучи!Я — сын веры в труд человека.В цветы на земле обгорелой.Я — сын веры!Веры в молчанье под пыткой!И в песню перед расстрелом!Я — сын веры в земную любовь,ослепительную, как чудо.Я — сын веры в Завтра —такое, какое хочу я!И в людей,как дорога, широких!Откровенных. Стоящих…Я — сын Веры,презираю хлюпиков!Ненавижу плаксивых и стонущих!..Я пишу тебе правду, мама Вера.Пишу только правду…Дел – по горло!Прости,я не скоро вернусь обратно.Стихи о моем имени
Ояру Вациетису
Мне говорят:«Послушайте, упрямиться чего вам?Пришла пора исправить ошибки отцов.Перемените имя.Станьте Родионом.Или же Романом, в конце концов…»Мне это повторяют… А у меня на родинев начале тридцатых в круговерти днейпартийные родителиназывали Робертамиспеленатых, розовых, орущих парней…Кулацкие обрезы ухали страшно.Кружилась над Алтаем рыжая листва…Мне шепчут:«Имя Роберт пахнет иностранщиной…»А я усмехаюсь на эти слова.Припомнитесь, тридцатые!Вернись, тугое эхо!Над миром неустроенным громыхни опять.Я скажу о Роберте, о Роберте Эйхе!В честь егостоило детей называть! Я скажу об Эйхе.Я верю: мне знаком он —большой, неторопливый, как река Иртыш…Приезжал в Косиху секретарь крайкома.Веселый человечище.Могучий латыш.Он приезжал в морозы, по-сибирски лютые,своей несокрушимостьюнедругов разя.Не пахло иностранщиной!ПахлоРеволюцией!И были у Революции ясные глаза…А годы над страною летели громадно.На почерневших реках дождь проступал, как сырь…Товарищ Революция!Неужто ты обманута?!Товарищ Революция,где же твой сын?В какую мглу запрятан?Каким исхлестан ветром?Железный человечище.Солдат Октября.Какими подлецамирастоптан,оклеветан?..Неужто, Революция,жизнь его – зря?!От боли, от обидынапрягутся мышцы.Но он и тогда не дрогнет, все муки стерпя.В своем последнем крике,в последней самой мысли,товарищ Революция,он верил в тебя!..Да будет ложь бессильной.Да будет полной правда…Ты слышишь, Революция, знамен багровых плеск?Во имя Революции —торжественно и прямо —навстречу письмам Эйхевстает партийный съезд!Рокочет «Интернационал» весомо и надежно.И вот,проклиная жестокое вранье,поет Роберт Эйхе —мой незабвенный тезка!.. Спасибо вам, родители,за имя мое…Наверно, где-то ждет меня мой последний день.Кипят снега над степью.Зубасто встали надолбы…Несем мы имена удивительных людей.Не уронить бы!Не запятнать бы!«Подступала поэма…»
Подступала поэма.Она изводила меня.То манила доступностью легкой,а то не давалась.Подступала поэма.Звучать начинала, дразня.А потомза границами голосавдруг оставалась…Если я уезжал,то она меня честно ждала,терпеливо ждалана ступенях у самого дома.Подступала поэма.Невнятной и точной была.Сумасшедшей и невозмутимой.Жестокой и доброй…А однажды приснилось мне:я нахожусь на посту.И ночная дорога,как пеной,туманом закрыта.Вдруг почувствовал я,как приходитв мою немотуощущение ритма,звенящая яростностьритма!Этим медленным ритмомя был, будто льдами,затерт.Он во мне тяжело нарастал,колыхаясь и зрея…– Кто идет? —закричал я.– Стой!Кто идет?И услышал спокойный ответ:– Время.Сказка о кузнеце, укравшем лошадь
Был кузнец непьющим.Ел, что Бог предложит.То ли от безумия, то ли от заботон украл однажды у соседа лошадь.Кузнеца поймали.И собрали сход… Дали слово старцу.Распростер он руки.Покатились слезы из-под дряблых век:«Люди!Я заплакал от стыда и муки!..Вор у нас в деревне!Мерзкий человек!..Мне стоять с ним больно.Мне дышать – противно!Пусть не станет вора на святой Земле!..» Зашептались люди.В общем, выходило:кузнецу придется кончить жизнь в петле…И тогда поднялся старец (очень древний!).От волненья вздрагивал седины венец.Он сказал:«Подумаем, жители деревни!..Что украли?Лошадь.Кто украл?Кузнец!!Он у нас – единственный!Нужный в нашей жизни.Без него – погибель!Бог ему судья…Мы, повесив вора, кузнеца лишимся!Выйдет, что накажем мы самих себя!Вдумайтесь!..»И люди снова зашептались.Спорам и сомненьям не было конца…И тогда поднялся самый главный Старец:«Правильно!Не надо вешать кузнеца!..Пусть за свой проступок он заплатит деньги!..А поскольку этот разговор возник —есть у нас два бондаря.Двое!И – бездельники!..Лучше мы повесим одного из них…»Умные селяне под домам расходятся.Курят. Возвращаются к мирному труду… Кузнецом единственнымбыть мне очень хочется! Если ненарокомлошадь украду.Друг
Мы цапаемся жестко,Мы яростно молчим.Порою — из пижонства,порою — без причин.На клятвы в дружбе крупныеглядим, как на чуму.Завидуем друг другу мы,не знаю почему…Взираем незнакомос придуманных высот,считая, что другомуотчаянно везет.Ошибок не прощаем,себя во всем виним.Звонить не обещаем.И все ж таки звоним! Бывает:в полдень хрупкиймне злость моя нужна.Я поднимаю трубку:«Ты дома, старина?..»Он отвечает:«Дома…Спасибо – рад бы…Но…»И продолжает томно,и вяло,и темно:«Дела… Прости… Жму руку…»А я молчу, взбешен.Потом швыряю трубкуи говорю:«Пижон!!» Но будоражит в полночьзвонок из темноты…А я обиду помню.Я спрашиваю:«Ты?»И отвечаю вяло.Уныло.Свысока.И тут же оловяннобубню ему:«Пока…»Так мы живем и можем,ругаемся зазря.И лоб в раздумьях морщим,тоскуя и остря.Пусть это все мальчишествоминые назовут. Листы бумагичистымичетвертый день живут, —боюсь я слов истертых,как в булочной ножи…Я знаю:он прочтет ихи не простит мне лжи!«Сначала в груди возникает надежда…»
Сначала в груди возникает надежда,неведомый гул посреди тишины.Хоть строки еще существуют отдельно,они еще только наитьем слышны.Есть эхо.Предчувствие притяженья.Почти что смертельное баловство… И – точка.И не было стихотворенья.Была лишь попытка.Желанье его.День
И опять он рождается в зябком окне.Барабанит в стекло,будто просит помочь.В нем — коротком, еще не потерянном дне —непрерывная боль,сумасшедшая мощь!..«Суета!» – говоришь? «Принесет – унесет?»Говоришь, что поэту гораздо важнейо бессмертии думатьи с этих высотобращаться к векам через головы дней?..Я не ведаю,чем тебя встретят века…Для спешащего дня я кричу и шепчу.И останется после хотя бы строка —я не знаю.Я знаю.Я знать не хочу.Мираж
Дежурный закричал:– Скорей сюда!Мираж! смотрите!Все сюда!Скорей!.. —И резко отодвинута еда.И мы вываливаемся из дверей. Я ждал всего.Я был готов к любому:к цветам и пальмам в несколько рядов,к журчащему прибою голубому,к воздушным башням древних городов.Ведь я читал,как над пескомбесстыдновставали эти памятники лжи.Ведь я читал,как жителей пустынис дороги уводили миражи…Ведь я читал,ведь я об этом знаю:слепящим днем,как в полной темноте,шагалилюди, солнце проклиная,брелик несуществующей воде. Но здесь…– Да где мираж?!– А очень просто.Туда смотри!.. Я замер,поражен:на горизонте плавали торосывторым,не очень ясным этажом.Они переливались и дрожали…Я был готов к любому.Ждал всего…Но Арктика!Ты дажемиражамиобманыватьне хочешь никого.Последнее
И. Кобзону
За окном заря красно-желтая.Не для крика пишу,а для вышептыванья.Самому себе. Себе самому.Самому себе.Больше – никому…Вновь душа стонет, душа не лжет.Положу бинты,где сильнее жжет.Поперек душиположу бинты.Хлеба попрошу, попрошу воды.Вздрогну.Посмеюсь над самим собой:может, боль уйдет,может, стихнет боль!А душа дрожит — обожженная… Ах, какая жизнь протяженная!Поступки надо совершать
«Не стоит…»
Не стоит от себя бежать,глаза потупив…Поступкинадо совершать! Одни поступки! Поступок — в трусе разбудитьзамах героя.Поступок — жить,не затвердивчужие роли.Поступок — быть собой в дымуи клятве пылкой.Поступок — вопреки всемумолчать под пыткой!Поступок — много долгих днейгореть,а послепорвать поэму, если в нейхоть капляпозы.Прикажет время зубы сжать —не протестуйте.Поступки надо совершать!Одни поступки!И кровь твоя через ничто,дымясь,проступит… Ведь если жизнь – поступок,тои смерть —поступок.Баллада о молчании
Был ноябрь по-январски угрюм и зловещ.Над горами метель завывала.Егерей из дивизии «Эдельвейс»нашисдвинули с перевала… Командир поредевшую роту собрали сказал тяжело и спокойно:«Час назад меня вызвал к себе генерал.Вот, товарищи, дело какое:Там – фашисты.Позиция немцев ясна.Укрепились надежно и мощно.С трех сторон – пулеметы, с четвертой – стена.Влезть на стенупочти невозможно…Остается надежда на это “почти”.Мы должны —понимаете, братцы? —нынче ночью на чертову гору вползти.На зубах —но до верха добраться!..» А солдаты глядели на дальний карниз,и один — словно так, между прочим, —вдруг спросил:– Командир,может, вы – альпинист?..Тот плечами пожал:– Да не очень…Я родился и вырос в Рязани, а тамгоры встанут,наверно, не скоро…В детстве лазал я лишь по соседским садам.Вот и вся «альпинистская школа»…А еще (он сказал, как поставил печать!)там у них —патрули!Это значит:если кто-то сорвется, он должен молчать.До конца.И никак не иначе……Как восходящие капли дождя,как молчаливый вызов,лезли, наитием находятрещинку,выемку,выступ.Лезли, почти сроднясь со стеной, —каменьсветлел под пальцами.Пар поднимался над каждой спинойи становилсяпанцирем.Молча тянули наверх своикаски,гранаты,судьбы.Только дыхание слышалосьистонсквозь сжатые зубы…Дышат друзья. Терпят друзья.В горуползет молчание.Охнуть – нельзя. Крикнуть – нельзя.Даже — слова прощания.Даже — когда в озноб темноты,в черную прорву ночи,все понимая,рушишься ты,напрочь срывая ногти!Душу твою ослепит на мигжалость,что прожил мало…Крик твой истошный,неслышный крикмама услышит.Мама… …Лезли те, кому повезло.Мышцы в комок сводило —лезли!(Такого быть не могло!!Быть не могло.Но – было…)Лезли, забыв навсегда слова,глаза напрягая до рези…Сколько прошло?Час или два?Жизнь или две?Лезли!!Будто на самую крышу войны…И вот,почти как виденье,из пропасти на краю стенымолча выросли тени.И так же молча —сквозь круговертьи колыханье мрака —шагнули!Была безмолвной, как смерть,страшная их атака!..Через минуту растаял чади грохоткороткого боя… Давайте и мы иногда молчать,об их молчаниипомня.Авторизация