Тери привычным жестом распахивает ближайшую.
– Смотри, здесь туалет и душ. Это дом торгов, но и в обычных домах все устроено так, чтобы девушки обходились сами, без служанок. Быт у вэнков очень простой.
Комнатка крохотная, туалет и душ выглядят непривычно. Может, это и к лучшему, когда тюрьма больше вызывает искреннее любопытство, чем пугает.
– Покажешь мне, как тут всем пользоваться? – уточняю.
– Ага. Только портной тоже здесь будет. И кто-то еще наверняка. Мужчины клана станут меняться, чтобы тебя сторожить.
Я нервно оглядываюсь назад. Портной пока стоит снаружи, в большом коридоре. Почему-то к нам не подходит. Освоиться мне дает?
Громилы-слуги ловко подхватывают паланкин и уносят.
Что это Тери сказала?
– От кого сторожить?! А они сами не опасны?! – по спине прокатывается ледяная волна.
– Они все тут опасны. Все мечтают выдрать друг другу глотки и вспороть животы. Но сговора женщин они опасаются еще больше. Будут сторожить тебя друг от друга, от меня и от других мужчин, – Тери поводит плечами.
Я невольно отступаю от нее и почти упираюсь напряженной спиной в стену.
– От тебя зачем? – нервно сглатываю.
– Я могу тебя убить. И этим спасти от рабства. Тебе достаточно сделать знак.
– А ты почему сама… ну, не того? В свое время, – осторожно интересуюсь. Сердце пропускает удар.
– Тогда испугалась. А теперь привыкла. Жизнь… она всюду жизнь. Просто разная. Ко всему привыкаешь, – Тери отвечает безучастно ровно.
У меня сдавливает виски. Я не хочу привыкать. Но и этак «спасаться» от рабства я не собираюсь.
– Заходите в комнату, пора уже снимать мерки, – к нам подходит портной и прерывает жутковатый разговор.
Понимаю, как девушки тут теряют себя. Когда видишь только такие угрюмые желтоглазые рожи, и даже душу с подругой не отвести и выговориться некому, морально невыносимо тяжело.
А завести себе дружка из вэнков и выговариваться ему – какая абсурдная мысль!
Я невольно фыркаю от смеха, и Тери с портным смотрят на меня с недоумением. Но не говорят ничего.
Тери открывает дверь в комнату, где мне какое-то время придется жить.
Вытягиваю шею, чтобы увидеть побольше.
Первое, на что в комнате падает взгляд – довольно широкое окно. За окном видны лишь кроны деревьев. А совсем далеко – зелено-синее море.
Стены городской крепости из окна незаметны: или они ниже деревьев, или со стороны моря город вэнков открыт.
Моя родная деревня находится в глубине острова, а сам наш остров Лао-Венте немаленький.
Море я представляю плохо.
Но если мне предоставится шанс уйти от вэнков в лодке, я им точно воспользуюсь.
Глубоко вдыхаю и выдыхаю, чтобы успокоиться.
Не падать духом и подмечать малейшие детали – самое главное в моем нынешнем положении.
Комната сравнительно большая: размером со всю мою хижину дома. И почти пустая.
Около левой стены рядом с окном узкая застеленная бельем кровать. Справа еще одна кровать пошире.
Между ними прямо у окна голый стол с парой высоких стульев.
А в углу напротив узкой кровати ширма и несколько подставок для одежды.
Все хотя и резное, просто деревянное, без украшений.
Небогато.
И размяться негде. Только взад-вперед по комнате ходить.
А какой-то мужик будет на все это пялиться, угу.
К горлу подступает непрошеный гнев.
– Сколько мне тут жить?
Тери послушно отвечает:
– Три дня. Сейчас мы срочно снимаем мерки, и портной шьет платье. Оставшееся время ты будешь учиться самостоятельно его надевать и ходить в нем, не задирая подол и не путаясь в ткани. Потом сами торги.
Ну прекрасно.
Еще немного, и я взорвусь от перенапряжения и злости.
Три дня относительной свободы, а потом меня покупает некто… чтобы…
Кто сказал, что вэнки не забавляются с девушкой все вместе? Им, может, и нормально, что у них все общее?!
Судя по слухам, и такое здесь бывает. Но меня в мерзкие подробности особо не посвящали.
Делаю резкий выдох. Тери ни в чем не виновата, а портного лучше не злить. А то вдруг он подмогу приведет или сам на меня набросится.
Он, хотя и портной, а не воин, выглядит не менее внушительно и жутко, чем прочие вэнки.
– А когда меня покормят? – нервно меняю тему на безопасную.
За всеми волнениями я почти забыла о еде. А ведь я ела последний раз еще до рассвета. Желудок некстати напоминает о себе громким урчанием.
