Рождение маньяка
Владимир Исаев
…их мягкие пухлые тела вызывают невыносимое отвращение и желание рвать, кромсать, кусать эту омерзительную плоть. Их пронзительный голос и резкий смех пробуждает нестерпимое раздражение. При одном только виде этих уродливых лиц бросает в крупную болезненную дрожь и хочется содрать их мерзкие ухмылки вместе с губами прочь с пакостных физиономий. О, дьявол! Как же я ненавижу этих бледных безобразных чудовищ… и я готов утолить свою ненависть в полной мере…
Рождение маньяка
Владимир Исаев
© Владимир Исаев, 2024
ISBN 978-5-4483-8365-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Рождение маньяка
Война районов
Единственное, чего стоит бояться на этой планете, – это человек…
Карл Густав Юнг
Всё… пора. Пацаны уже собираются во дворе. Как хорошо, что меня назначили снайпером. Наверное, потому, что, несмотря на очки с толстенными стёклами и кличку «Ботаник» я действительно очень хорошо стреляю и никогда не промахиваюсь. Идея с арбалетами была тоже моя. Сначала хотели использовать рогатки, но мне удалось убедить «старшаков», что арбалеты для разборок будут гораздо круче.
Благодаря обширным связям моего отца в высших эшелонах власти нашей любимой страны Советов, нам удалось выписать из Прибалтики десяток спортивных арбалетов, якобы для стрелкового клуба.
Впрочем, мой «предок» искренне считал, что так оно и есть. Он был уверен, что его сын с друзьями хочет организовать закрытую секцию по стрельбе. Так сказать, для «избранных». Наивный. Арбалеты нам нужны совершенно для других целей. И уж точно не для спортивных.
Мы заменили наконечники стрел тупыми металлическими набалдашниками. Чтобы не убивать, а просто выводить противника из строя.
Драки между районами случались часто и порой были настолько жестокими, что парней пачками увозили на скорой помощи с различными увечьями. Милиция нередко покуривала в сторонке, пока совершалось побоище между группировками, предпочитая задерживать нарушителей порядка уже после того, как волна агрессии сойдет на нет.
По моей задумке, наши пацаны еще издали вышибут около половины черемушкинских бойцов и заставят их признать поражение.
Может теперь, когда я внёс столь весомый вклад в общее дело, когда мы наконец-то победим ненавистные Черёмушки, меня начнут уважать и прекратят обзывать обидными словами. Дадут реальное погоняло, например: «Стрелок» или «Снайпер». Быть может, девочки перестанут смотреть презрительно в мою сторону. И кто знает, может одна из них, наконец, согласится пойти со мной на свидание.
Всё… зовут… опять «ботаник», опять «очконавт», опять «дохлик»! Господи! Да когда же это кончится!
***
Час икс настал. Все шло по задуманному плану. Они приехали на автобусе. Человек семьдесят. Весёлые, улюлюкающие, размахивающие дубинками, на которых виднелись пятна засохшей бурой крови. Оставили как есть с прошлого раза. Для большего психологического эффекта, видимо.
Мы стояли в два ряда. Передние держали резиновое дубье (шланги с засунутыми внутрь кусками арматуры). Задние скрывали за спинами заряженные арбалеты.
Увидев, что на этот раз мы пришли не с голыми руками, черемушкинцы сбавили шаг. Но, определив своё численное превосходство, с криками бросились в атаку.
– Да-а-ава-а-ай! – взревел наш главарь, когда дистанция сократилась до тридцати метров.
Передний ряд дружно присел, и задние дали залп. Не все стрелы, конечно, угодили в цель, но и половины было достаточно, чтобы слегка деморализовать нападавших.
Раздались вопли боли и отборный мат: кто-то хромал, кто-то катался по земле, прижимая руками ушибленные места. Сила удара из арбалета на таком расстоянии была воистину сногсшибательной.
– Впе-ере-е-ед! – ещё яростней зарычал вожак, и мы бросились в бой.
Вернее, бросились наши пацаны. Я же лежал за центральной теплотрассой и методично отстреливал из мощного охотничьего арбалета самых активных участников битвы с «враждебной» стороны.
Я старался бить по ногам, обездвиживая черемушкинцев. Эффективно, но не смертельно. Попадать по целям становилось все труднее. Противники смешались в единую орущую массу, и различить: где свой, где чужой, было уже нельзя.
Я решил вообще прекратить стрельбу, зацепив случайно своего же товарища, который, получив «болтом» по голени, зашипел от боли и яростно закрутил головой, выискивая обидчика. Другие «снайперы» видимо, тоже поняли, что толку от арбалетов больше нет и, побросав их, смешались с ревущей толпой.
А я… Я не мог заставить себя поступить также. Холодный, липкий страх перед этим вопящим, многоголосым, многоруким и многоногим монстром, называемым «уличной массовой дракой», затуманил рассудок. Я не мог пересилить себя, снять очки, взять дубинку и слиться с этим ужасным кошмаром.
Я заплакал от обиды, жалости и презрения к себе. Всё! Меня опять назовут трусом. Опять будут потешаться и откровенно издеваться… Я теперь по жизни тряпка, слюнтяй и чмо…
Нет! Я не такой! Я докажу вам! Я докажу всем! Девчонки будут восхищаться мной!
На арбалет легла стрела с охотничьим наконечником. Я выписал их целых пятьдесят штук.
Родители мои довольно обеспеченные люди и в деньгах своё любимое чадо никогда не ограничивали. При желании я в любой момент мог купить новенькую «Яву» или даже «пятёрочку». Но выделяться не хотелось. И так моё положение в уличной тусовке оставляло желать лучшего.
Ещё вчера я принёс и спрятал «болты» в порванном утеплителе теплотрассы. Зачем я это сделал? На тот момент, пожалуй, объяснить я вряд ли бы смог. Теперь-то я знаю, это было навеяно свыше.
Нет, не Богом. В него, как и вся сознательная советская молодёжь того времени, я не верил. Просто Свыше.
Голос, что иногда звучал у меня в голове. Голос, который я поначалу относил к своему безудержному воображению, а потом просто свыкся с ним, не обращая на его шёпот особого внимания. Я лишь слепо следовал его советам и искренне считал, что все навязанные им решения придумал сам. Это трудно объяснить, да и вряд ли нужно.
Первое смертоносное жало воткнулось в горло вожаку черемушкинцев. Здоровенный детина, дробящий кирпич одним ударом кулака рухнул, сложившись пополам, словно тонкая тростинка под ударом мачете. Вторую стрелу я послал прямо в глаз нашему «предводителю команчей». Тот медленно сполз по стенке, глядя на мир единственным мёртвым оком.
«Так кто теперь петя-петушок? Ещё стрелу, ещё, ещё, ещё… в своих… в чужих…»
Поначалу никто в горячке ничего не понял. А потом… потом началась паника. До них, наконец, дошло, что кто-то всех хладнокровно убивает. Недавние смертельные враги прекратили лупцевать друг друга и заметались по пустырю, словно облако комаров перед дождём
«Вот и помирились!» – зло ухмыльнулся я, посылая стрелу за стрелой.
Я упивался своим могуществом. Я чувствовал себя высшим существом, способным даровать или отнимать жизнь. Великая гордость поднималась во мне. Я вершитель судеб!
Пацаны, не разбирая дороги, неслись к автобусам, запинаясь о трупы своих товарищей. Взревели моторы: «Лаз» черемушкинцев и наша «Кубань», на которых мы прибыли к месту встречи, на полном ходу скрылись за поворотом.
Я остался на «поле брани» совершенно один. Если не считать валяющиеся вокруг трупы.
Тринадцать. Я насчитал тринадцать убитых пацанов и ни одного раненого. Я чертовски хороший стрелок!
Улыбка озарила моё лицо. Что-то навсегда изменилось во мне. Что-то основательное и фундаментальное.
Раздался вой сирены, и милицейская «шестерка» выскочив на пустырь, резко ударила по тормозам.
В мою сторону уставились чёрные глазки автоматов. Что-то кричал громкоговоритель, но я не слышал, что. Для меня сейчас существовали только эти автоматные глазки.
Я медленно поднял арбалет. Выстрелы оглушительно всколыхнули пространство. Тупой удар в грудь швырнул меня на землю, но я успел заметить оседающего автоматчика с торчащей из разинутого рта стрелой.
