Моё чудовище

Глава 1

Дымов был уверен, убивать да и сильно калечить его точно не собирались. Скорее, предупредить, припугнуть, вдохновлённые лихими девяностыми, чтобы знал своё место, чтобы не наглел, не мешал и не становился на пути. Поэтому, и послали не профи, а каких-то сопливых, но борзых гопников.

Но, во-первых, сложись всё по-другому, более логично, сейчас он и сам, скорее всего, был бы одним из таких. Поэтому в плане уличных драк оставался достаточно подкован и сноровки не потерял. Во-вторых, пусть и не дрался уже давно, но всегда держал себя в хорошей физической форме. Хотя бы потому, что это было приятно, смотрелось выигрышно и эффектно. Ну и женщинам куда больше нравилось подтянутое рельефное тело.

С одним он бы справился без проблем – да даже с двумя – но четверых отмороженных на его одного всё же оказалось многовато. И Дымов наверняка не отделался бы незначительными ссадинами, тем более, получив реальный отпор и раззадорившись, парни начали входить в раж, если б не внезапная помощь.

Откуда и когда точно появился этот пацан, Дымов не заметил – оказался слишком занят. Зато отчётливо услышал громкую матерную тираду, да и противники чуток смешались, не ожидая лишних действующих лиц. А пацан был настроен очень по-боевому, благодаря бурлившему в крови градусу.

Как раз та самая стадия, когда ещё достаточно крепко стоишь на ногах и неплохо ориентируешься, но тормоза уже не работают, а разум достиг особого просветления, поэтому чувствуешь себя способным на что угодно, непобедимым и вообще бессмертным.

Он и в драку влез, будто открыл дверь с ноги, не выпуская из рук полуторалитровую бутылку. Из той от резкого движения выплеснулось немного содержимого, и воздух наполнился характерным хмельным хлебно-кисловатым запахом. Но, скорее всего, из-за бутылки пацан и словил – встретился лицом с чьим-то кулаком, отлетел в сторону, при этом всё-таки выронил своё сокровище, и хмелем завоняло ещё сильнее.

Бутылка покатилась по асфальту, разливая драгоценную пенную жидкость. Похоже, именно это и разозлило пацана сильнее всего. Матерился он просто по-чёрному.

Дымов опять оказался слишком занят, чтобы уловить все подробности происходящего, но быстро понял, что нежданный сторонник вовсе не собирался разумно отползать подальше и больше не вмешиваться. Опять влез, и ещё как. И опять руки у него оказались заняты, причём обе. Он сжимал ими, очень умело сжимал, непонятно откуда взятую увесистую железяку и, даже не задумавшись, с размаху въехал ей первому подвернувшемуся. Дымов даже успел порадоваться, что случайно не попал под раздачу, а ведь мог – железяка промелькнула в нескольких сантиметрах от головы.

Дальше стало гораздо жарче. Вопли, мат, удары. Правда длилось это недолго. Всё-таки нападавшие планировали бить, а не получать сами. Да и ряды их значительно поредели – кое-кто уже полусидел-полулежал на асфальте, стиснув голову руками, и, похоже, не планировал подниматься. А трое против двух, один из которых по-прежнему безжалостно орудовал тяжёлой железной хреновиной – не лучший расклад. Поэтому драка быстро сошла на нет.

Только пацан всё никак не успокаивался, и Дымову пришлось его останавливать, покрепче ухватив за руку, когда он в очередной раз попытался ринуться в атаку.

– Да всё уже! Стой! Хватит! А то убьёшь ещё кого?

Пацан, не стесняясь высказал, что думает по этому поводу и насколько ценит чужую жизнь, но всё-таки угомонился. И пока противники не передумали и занимались тем, что приходили в себя и поднимали с асфальта своего приятеля, Дымов дёрнул спасителя за рукав худи, произнёс:

– Пошли отсюда.

Тот, как ни странно, послушался, двинул следом, даже не спросив, куда они идут, хотя по пути не забыл подхватить бутылку с остатками своего пойла, отхлебнул прямо на ходу, а потом неожиданно протянул Дымову:

– Будешь?

– Нет, спасибо, – отказался тот усмехнувшись, но, когда подошли к машине, предложил: – Садись, отвезу, куда скажешь. Или ты где-то рядом живёшь?

– Не, – возразил пацан, забрался на заднее сиденье, откинулся на спинку и, запрокинув голову, опять присосался к бутылке.

Дымов проехал вдоль высокого глухого забора, свернул в переулок, потом вырулил на широкую улицу.

– Дальше куда? – спросил, глянув в зеркало над лобовым стеклом.

Пассажир просто махнул рукой вперёд, выдав:

– Туда. – А затем поставил под ноги опустевшую бутылку и стянул с головы капюшон.

Так. Дымов озадаченно хмыкнул и опять глянул в зеркало.

А возможно, никакой и не пассажир. Пассажирка.

Когда встали на перекрёстке перед светофором, он попытался разглядеть любителя драк получше.

Волосы светлые, виски и затылок выбриты достаточно коротко. У Дымова у самого почти такая же стрижка, только верхние пряди гораздо короче, а у неё длинные, собраны на макушке в маленький смешной пучок, только несколько выбились во время драки, съехали на лицо и немного кучерявятся.

Пассажирка попыталась сдуть одну, выпятив нижнюю губу, но прядь опять свесилась прямо на глаз. Тогда девчонка вскинула руки, стянула с разлохматившейся гульки резинку.

Волосы рассыпались, ещё больше убирая из неё парня, но она быстро собрала их и заново закрепила, возвращая себе прежний чересчур брутальный вид. А ведь черты лица у неё, несмотря на заплывающий глаз с медленно проступающим кровоподтёком, тонкие и нежные, почти изящные. Плавный овал лица, маленький аккуратный носик. Брови светлые, смягчающие облик ещё сильнее, и даже добавляющие хрупкости.

Хотя, конечно, и парни подобные бывают – унисекс – которых переодеть, и запросто сошли бы за женщину. Сейчас такие даже в моде. Но это вроде точно девочка. Пусть и сидела она чисто по-пацански: развалившись и широко расставив колени.

Просторное худи мешало толком рассмотреть фигуру, но плечи вроде широкие. Зато шейка тонкая, ровная, без выступающего кадыка, да и кисть не слишком крупная, хотя костяшки пальцев в подсохших ссадинах.

А разве окажется по-другому, если частенько драться?

Можно, конечно, спросить прямо «Ты парень или девушка?», но прозвучало бы реально глупо, если не дебильно. А можно задать и нейтральный вопрос, ответ на который потребовал бы глагола в определённо роде или узнать имя. Хотя, зачем это Дымову, если всё равно в ближайшее время они расстанутся и вряд ли когда ещё увидятся? Поэтому он всего-навсего опять поинтересовался:

– Так куда тебя всё-таки везти?

Пассажирка повертела головой, рассматривая вид за окнами и равнодушно заявила:

– Никуда. Могу прямо здесь выйти.

Был бы парень, Дымов и правда так бы и сделал: просто остановился и высадил. Но тут какая-никакая, а девчонка. Поэтому выкинуть её из машины и оставить непонятно где совесть не позволяла. Он-то сам действительно мужик, а не просто видимость.

Тем более она его, можно сказать, спасла. Даже если вмешалась в драку не из благих побуждений помочь, а просто кулаки зачесались, ну и градус по мозгам ударил. А разве кто знал точно, что важнее – намерения или результаты?

Дымов сбросил скорость, но не остановился.

– А потом что? Живёшь-то ты где? Здесь?

– Нигде, – с особым нажимом выдала девчонка, и он почему-то ей сразу поверил, только, конечно, не порадовался.

– Тогда… – протянул задумчиво, хотя решил почти сразу и даже прекрасно понимал, почему. – Ну тогда поехали ко мне.

Девчонка ничуть не смутилась и не насторожилась, заявила с тем же равнодушным пренебрежением, с каким недавно сообщала, что готова выйти всё равно где:

– Поехали. Если у тебя выпить найдётся.

Дымов усмехнулся.

– А тебе мало?

– Так почти же всё пролилось, – с неподдельными досадой и сожалением пояснила она.

Вот уж беда так беда.

– А есть хочешь?

– Это ты типа в ресторан меня приглашаешь?

Дымов с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться – успел представить, как будет выглядеть в компании такой дамы: охренительная причёска, потрёпанное худи в пивных пятнах, и вишенка на торте – с каждой минутой всё сильнее заплывающий глаз, превращающийся в узкую щёлку между непомерно вздувшимися подсвеченными нехилым фонарём веками.

Правда он и сам сейчас выглядел не слишком презентабельно. Разбитые губы обметало кровавой корочкой, и их слегка саднило, костяшки пальцев на правой руке тоже немного ободраны, ну и пиджачок чуток пострадал. Да на них даже в самой затрапезной забегаловке поглядывали бы с опаской.

– Пожалуй, сегодня обойдёмся без ресторана. Домашняя еда тебя устроит?

– А готовить кто будет? – сразу спохватилась девчонка, заявила категорично, по-прежнему чередуя нормальные слова с матюгами примерно в равной пропорции: – Я не собираюсь.

Давно Дымову подобные девушки не попадались. В его теперешней жизни их уже вряд ли встретишь, но он до сих пор прекрасно помнил, отчего обычно такими становятся.

– У меня помощница по хозяйству есть. Думаю, она уже приготовила.

– Кто есть? – изумлённо переспросила девчонка. – Это типа прислуга? Ты миллионер, что ли?

Можно подумать, миллион сейчас – это очень много.

– Ну, где-то так, – признался Дымов, усмехнувшись, на что пассажирка экспрессивно выдохнула:

– Охренеть!

Глава 2

Примерно то же самое она сказала, и когда они подъехали к дому – единственным нормальным глазом выпялилась в окно, а потом поинтересовалась недоверчиво:

– Это твой? Весь?

– Мой. Весь, – заверил её Дымов.

Хотя сам он не считал, что отстроил нечто выдающееся. Тут рядом и пошикарней можно найти. Почти что замки – только что рва вокруг и подъёмного моста не хватало – с башенками, с большим количеством флигелей, с застеклёнными зимними садами на крыше и даже с вертолётной площадкой. А у него всё более чем по-скромному.

Дом как дом, всего-то два этажа. Правда есть небольшой бассейн на застеклённой веранде, уютное патио со специально оборудованным кострищем и отдельный, но совсем маленький гостевой домик, который, впрочем, был давно занят. Именно в нём и жила помощница по хозяйству Юля, вместе с мужем, который исполнял сразу несколько ролей – и телохранителя, и водителя, и курьера, и специалиста по мелким ремонтным работам.

Хотя Дымов и сам многое умел, но на подобное просто времени не хватало, если только вдруг действительно тянуло, требовалось отвлечься от настоящего, заняться обычной физической работой. Тогда он ненадолго возвращался в прошлое, опять становился тем, с чего начинал – рядовым промышленным альпинистом, которому не стрёмно самому прочистить водосток от нападавшей листвы или убрать снег с крыши. Но до снега ждать ещё полгода, или немного меньше.

Та самая Юля и попалась навстречу, когда они вошли в дом – скорее всего, заметила подъехавшую машину и пришла спросить про ужин, но, увидев их, взволнованно охнула и всплеснула руками.

– О, господи! Вы что, в аварию попали?

– Можно сказать и так, – усмехнулся Дымов. – Но, скорее, разошёлся во взглядах кое с кем.

– С этим что ли? – Юля указала на топтавшуюся за его спиной девчонку, которая тут же вскинулась и возмутилась в характерной своей манере.

– Нет, – торопливо и твёрдо возразил Дымов. – Это как раз мой спаситель.

Домработница поджала губы. И в выражении её лица и во взгляде легко читалось ну очень большое сомнение. Она с недоверием и даже лёгкой брезгливостью посматривала на неожиданную гостью и, похоже, с трудом сдерживала желание сказать: «Ну что вы, Игнат Алексеевич, всякую гадость в дом тащите».

Хотя и сама Юля, и её муж были лет на пять старше Дымова, они всегда обращались к нему уважительно – по имени-отчеству – а вот переживали за него чисто по-родственному.

– Вот говорила же я, лучше было бы Игоря дождаться, – расстроенно пробормотала она, но Дымов возразил:

– Я же договаривался на определённое время и привык слово держать. Ну и не могу же я везде под охраной ходить. Смешно же. Тем более, Игорь всё равно в машине остался бы. А эти поджидали почти у выхода.

– Поджидали? – ещё сильнее разволновалась Юля. – Вы думаете, специально?

– Да не знаю, – отмахнулся Дымов, несмотря на то, что был уверен почти на сто процентов. – И всё, Юль, хватит об этом. Лучше скажите, у нас как с гостевой спальней?

– С гостевой? – озадачилась домработница. – А зачем она вам?

А услышав в ответ:

– Так… гостя разместить, – недоумённо свела брови, дёрнула плечами, осторожно предположила:

– Может, лучше его куда…

– Юля, – многозначительно перебил её Дымов, и она доложила, не сумев полностью скрыть из интонаций и с лица признаки лёгкой праведной обиды:

– Да всё там, как надо. Прибрано, бельё чистое, в ванной всё…

Договорить ей опять не дали, но уже не Дымов. Что-то громко брякнуло и звякнуло чуть в стороне, и они оба, одновременно повернули головы в направлении звука.

Гостья, раздражённо бухтя себе под нос, пыталась скрыть маленький разгром на каминной полке, выстроить в прежнем порядке опрокинутые безделушки, в том числе невысокий пузатенький стакан.

– Ты чего там шаришься? – сердито прикрикнула на неё Юля.

Девчонка мрачно глянула нормальным глазом. Второй заплыл окончательно, поэтому казалось, что она его нарочно прищурила, прицеливаясь и рассчитывая запустить в недовольную придиру зажатый в пальцах стакан.

– Мне выпить и пожрать обещали, – с не меньшей претензией выдала она, а стакан всё-таки поставила назад, на камин, но нарочно грохнула им посильнее.

Голос у неё был не слишком высокий и звонкий, немного грубоватый и даже чуть хрипловатый, с лёгкой картавинкой и тоже вполне походил на пацанский, ещё не до конца выровнявшийся и сформировавшийся.

Юля закатила глаза, помотала головой, громко выдохнула и поинтересовалась с критичным вызовом:

– А руки для начала помыть не хочешь?

Девчонка шмыгнула носом, посмотрела на свои ладони, повертела их туда-сюда, ничего криминального не обнаружила, но всё-таки пару раз мазнула по худи на животе внутренней стороной и тыльной – типа протёрла – и заявила:

– Так я ж не знаю, где у вас что. Была бы нормальная квартира, а тут…

Дымов махнул ей рукой, качнул головой в сторону ведущей на второй этаж лестницы:

– Идём, покажу. – А потом обратился к Юле: – Я тоже себя в порядок приведу, и будем ужинать.

– Хорошо, – кивнула та и опять с подозрением и недоверием глянула на гостью, которая уже стояла на первой ступеньке и, скривив рот, с кислой физиономией посматривала на остальных присутствующих.

– Идём, – ещё раз повторил Дымов.

В гостевой действительно царил идеальный порядок, будто комната готовилась встретить жильца с минуты на минуту.

Дымов распахнул дверь, дождался, когда девчонка пройдёт вперёд, а сам остался на пороге.

– Можешь тут переночевать.

Она обернулась, уточнила недоверчиво, сведя брови:

– Не врёшь? Серьёзно?

– Тебя что-то не устраивает? – поинтересовался он.

– Ну-у… – протянула гостья, но Дымов не стал дожидаться, когда она ляпнет какую-нибудь глупость или опять выразит свои эмоции привычным для неё образом (он так тоже умел и, когда требовалось, не стеснялся пользоваться, но сейчас и со стороны вроде бы девушки это почему-то неимоверно раздражало и резало слух), указал на дверь, почти сливавшуюся со стеной.

– Там туалет и ванная. Мыло, Юля сказала, должно быть. И остальное тоже. Полотенца в шкафу. Умывайся и приходи ужинать. Столовая на первом этаже. Захочешь, найдёшь. И если что-то ещё понадобится, тоже спрашивай у Юли.

– Ясно, – буркнула девчонка.

Ни «спасибо», ничего даже близко похожего. Но читать нотации и учить элементарной вежливости Дымов не собирался. Да всё и так понятно. Вышел в коридор, захлопнул дверь, направился в свою комнату.

Лично он считал, что самое лучшее сейчас – принять душ, а потом и правда пожрать. Ему можно даже выпить. Немного. Он уже давно научился себя контролировать, а раньше, в юности, или даже когда ещё был подростком, стоило сделать несколько глотков, и дальше уже просто несло – до полной невменяемости и даже до отключки. Потому что в их семье никто себе в подобном отказывал. Если, конечно, это можно назвать семьёй.

Дымов старался даже не вспоминать лишний раз. Да, он благодарен родителям за то, что появился на свет, что как-то дотянул до определённого возраста, и даже за то, что потом им стало на него откровенно насрать. Ведь будь между ними больше любви и взаимопонимания наверняка и для него всё закончилось бы гораздо хуже.

Но ему уже тридцатник, он не маленький мальчик, чтобы держать давние обиды, по-прежнему винить мать и отца, что его детство прошло не светло, беззаботно и радостно, как полагалось и как хотелось бы. Сейчас он к родителям вообще без претензии, давно всё простил и когда появилась возможность даже пытался помочь, но они предпочли жить, как и раньше, их устраивало, не захотели воспользоваться шансом и теперь их больше нет.

А вот сам он воспользовался, смог. И опять благодаря им – потому что такой у них уродился. Или по крайней мере назло, но тоже им.

Вода хорошо смывала негатив и неприятные воспоминания в том числе. Они вместе с ней будто стекали в слив, и проще становилось, и легче, и думалось уже о другом, о чём-нибудь приятном. А позже, спустившись в столовую, Дымов ожидал застать там свою невероятную гостью, но все места за столом оказались свободны, и он обратился к помощнице по хозяйству:

– Юль, сходите посмотрите, как она там?

– Она? – переспросила та поражённо. – Я думала, это парень.

– Не уверен, но мне кажется, нет – возразил Дымов. – Вроде бы девочка. Был бы точно парень, я б сам заглянул.

– Да, сейчас, – кивнула Юля, но пока шла, и Дымов её видел, с сомнением пожимала плечами, качала головой и что-то бормотала себе под нос. Вернулась она довольно быстро и сразу доложила: – Спит оно. До ванны, видимо, так и не добралось. Да даже кроссовки снять то ли ума, то ли сил не хватило. Завалилось на кровать прямо в обуви.

– Юль, почему в среднем роде-то? – рассмеялся Дымов.

– Как выглядит, так и называю, – откликнулась домработница. – Хотя вроде и правда девочка. Чисто по физиологии. – И всё-таки не удержалась. – Но вот зачем Игнат Алексеевич вам её сюда-то приводить понадобилось? Это ж непонятно что.

– Ну я же говорил, – напомнил он. – Без неё бы я легко не отделался. Видели, она даже больше меня пострадала?

Но Юля только отмахнулась, посчитала, что подобные боевые отметины для этой девчонки незначительные мелочи, привычная реальности. Хотя та и сама скорее всего так считала, даже ни разу не побеспокоилась из-за фингала.

– Вот и сказали бы «спасибо». Ну или вон денег дали. Поди бы не отказалась, – заявила убеждённо. – И пусть бы домой шла.

Но Дымов опять возразил:

– Нет у неё дома.

Помощница по хозяйству с сомнением нахмурилась, уточнила недоверчиво:

– То есть?

– Да я ж не особо в курсе. – Он дёрнул плечами, пояснил, что мог: – Предложил действительно до дома довезти, спросил, где живёт, а она сказала «Нигде».

– Да наверняка же сама и сбежала, – предположила Юля. – С родителями поругалась. Но их-то можно понять. Мало кто такое чудо выдержит. А вам наврала.

– И что? – вскинулся Дымов, поинтересовался с раздражённым вызовом: – Я её должен был на первом же углу высадить? На улице оставить? Она, конечно, может за себя постоять, но тоже смотря во что вляпается. И если не наврала? – Он выдохнул, посмотрел на слегка опешившую помощницу чуть виновато из-за того, что сорвался и едва не накричал (а ведь при любых других обстоятельствах и сам бы не обрадовался подобной гостье), но в то же время с требованием поддержки. – Юль, уж вы-то знаете, что такое бывает. Когда жить негде. Как жильё теряют. Легко теряют. И что дети родителей выгоняют или родители детей – тоже бывает.

А ещё случается так: когда у тебя дом вроде бы и есть, а вроде бы и нет, и пойти некуда. О подобном Дымов и сам знал точно. Не понаслышке.

Глава 3

Семнадцать лет назад

Почему-то сильнее всего болела ладонь. Её словно поджаривали на костре, а внутри что-то пульсировало, стреляло и дёргалось. Разрезанные мышцы горели огнём и не просто сочились кровью, та вытекала и вытекала – рекой, даже сквозь рукав мастерки, которым Игнат обмотал кисть, чтобы остановить этот нескончаемый красный поток.

Не помогло.

Ещё и плечо саднило и жгло, но по сравнению с ладонью, это казалось вообще полной фигнёй, хотя рана на нём тоже кровоточила, а футболка спереди давно уже превратилась из серой в тёмно-бурую и прилипла к животу. Но, может, Игнату это только казалось, потому что перед глазами стоял красный туман, и уже весь мир виделся – как там в книге про Шерлока Холмса? – в багровых тонах. А ещё почему-то мутило, будто перепил или сожрал что-то не то, и земля крутилась всё быстрее, так что он уже не успевал за её вращением и едва держался на ногах.

Игнат привалился к стене, но окружающая реальность всё равно продолжала двигаться, плыла мимо, а у него… у него даже стоять не получалось, не то, чтобы идти. Хотя идти-то всё равно некуда.

Если он завалится домой в таком виде, только получит ещё сильнее. За то, что вляпался в очередное приключение, за то, что вообще до сих пор есть – не сдох, не исчез бесследно. И вот что родителям с ним теперь делать? Сам насобирал на свою задницу проблем, сам и расхлёбывай.

Значит, сейчас домой нельзя, ещё слишком рано. Надо пересидеть, дождаться, когда они точно угомонятся, и уже тогда возвращаться – тихонько пробраться в свою комнату и там уже можно будет перевязать ладонь как следует. И отлежаться тоже.

Ещё хорошо, что этот обдолбанный придурок его просто немного порезал, а не вогнал нож в живот. Игнат успел перехватить лезвие, сжать его в кулаке. Правда ладонь из-за этого пострадала, но ладонь – ерунда, заживёт. А вот от раны в живот, он слышал, умирают долго и мучительно, если вовремя не оказать помощь.

Но где бы ему взять помощь, да ещё вовремя? Самому доползти до больницы? А её нет поблизости. Да и всё уже давно закрылось. И как же стоять тяжело.

Игнат опустился на корточки, скользя плечом по стене, а потом и вовсе уселся на асфальт, согнул колени, прижав ими к животу всё сильнее горящую огнём руку, съёжился, прислонился виском к холодному бетону.

Терпеть боль становилось всё сложнее, хотелось заскулить, и какая-то неведомая сила против воли выдавливала из глаз слёзы. А с губ внезапно сорвалось почти беззвучное:

– Мам.

Он точно не хотел говорить ничего такого, потому что прекрасно знал – бесполезно, она не услышит и не придёт. Это не про неё, настоящую, это вообще что-то другое, обезличенное. Просто набор звуков, который складывается сам по себе, неосознанно. Как заклинание или волшебное слово, способное спасти от страха, укрепить силы, снять боль, создать видимость, что ты не один, что кому-то нужен, что у тебя тоже кто-то есть.

– Мам.

И она неожиданно отозвалась, тронула за плечо:

– Мальчик! Мальчик! Что с тобой?

Только странно – почему она называла его мальчиком? Имя забыла?

– Игнат, – прошептал он и услышал в ответ напряжённо-встревоженное:

– Что? Что ты говоришь?

– Я – Игнат, – повторил он громче, потом пояснил ещё подробнее и с напором: – Меня зовут Игнат. Ты что, не помнишь?

– Да, да, конечно, Игнат. Ты почему тут сидишь? У тебя всё хорошо?

– Угу, хорошо.

Он попытался встать – упёрся здоровой рукой в асфальт, оттолкнулся – но получилось только чуть-чуть приподняться, да ещё одно колено распрямилось, и голова запрокинулась.

– Господи! Да ты весь в крови!

– Это фигня, – убеждённо заявил он. – Это…

– Да что ты такое говоришь? – прозвучало раньше, чем он успел подобрать подходящее слово. – Господи! Да что с тобой произошло? Ты ранен? Тебя избили? Порезали?

Нет, это была не мама. Какая-то незнакомая тётка. Гораздо старше. Хотя он слышал, как люди говорили, будто его мать, из-за того, что ширяется и пьёт, тоже выглядит старше своих тридцати с небольшим. А у этой лицо не опухшее и не помятое, просто возраст. Ещё и черты такие добрые и мягкие. И руки добрые и мягкие, а ещё сильные, обхватили и тянули вверх.

– Ну давай, малыш, постарайся, вставай.

Да какой он малыш? Ему давно уже тринадцать.

– Тебе в больницу надо, а здесь даже позвонить неоткуда. Уж потерпи как-нибудь немного. Не оставлять же тут опять одного. Давай хоть до двора дойдём, а потом я до квартиры добегу, «Скорую» наберу. Ну давай, Игнатушка, поднимайся.

И он поднялся, ну да, скорее всего. Просто дальше плохо помнил – как всё-таки добрались до лавочки во дворе, как сидел и ждал и как, почему-то, хотелось спать, даже не взирая на боль. Глаза сами слипались, и порой он и правда проваливался в темноту, потом снова приходил в себя. Как тётка появилась опять, притащив с собой то ли покрывало, то ли куртку, накинула ему на плечи, закутала, а он сопротивлялся. Потому что – испачкается же. Он ведь и правда весь перемазался кровью.