– А мертвец? – спросила я у Хоба. – Орландо. Ты его знал?
– Орландо? – Хоб шумно фыркнул. – Все знали Орландо.
– Все, кроме меня, – возразила я. – Я даже не знаю его фамилию.
– Уайтбред, – сказал Хоб. – Орландо Уайтбред. Его отец был священником в Святой Милдред-на-болоте.
Уайтбред?
Я чуть не упала.
– Каноник Уайтбред? – переспросила я. – Это же не тот каноник Уайтбред? Которого…
– Повесили, – закончил Хоб. – Да, тот самый. Я помогал папе его бальзамировать.
Глава 6
Что можно сказать ребенку, который помогал отцу вкалывать консерванты в сонную артерию казненного убийцы?
«Немного», – подумала я. Для этого случая нет подходящих слов не описать мой шок, благоговейный ужас, восхищение и зависть.
– Ты удивилась? – спросил Хоб. – С виду да.
– Вовсе нет, – возразила я, сопротивляясь этой мысли. – Расскажи подробнее.
– Ты удивилась, – настойчиво повторил Хоб.
– Ну ладно. Да, я удивлена. Поражена. Даже изумлена. Расскажи мне все.
– Может, когда мы познакомимся поближе, – сказал Хоб.
Откуда у этого мальца столько наглости? Что творится в его голове?
– Ладно, – сказала я. – Бог с ним. Можешь не рассказывать, мне все равно.
Хоб ничего не сказал, но посмотрел на меня с таким видом, словно меня поймали за воровством цыплят у его отца.
Если, конечно, у гробовщика есть цыплята. Я придумала множество причин, почему они могут или не могут разводить птиц, но все они годились для обсуждения только с самыми доверенными друзьями. И даже тогда…
Но тут Хоб рванул к дому, не успела я его остановить. Он крикнул на прощание:
– Пока!
Я испугала его своей фамильярностью?
Ладно, какая разница.
И только когда он скрылся за углом, до меня дошла одна очевидная вещь.
– Хоб! Постой! – позвала я, но он не услышал. Или сделал вид.
Можно было бы побежать за ним, но времени не было. «Ладно, – подумала я, – подвернется другая возможность».
Тем временем Фели, Даффи и Доггер наверняка волнуются из-за меня. Или нет? Никогда не знаешь точно.
Оказалось, мое беспокойство было напрасным. Когда я вернулась в церковь, Фели все еще была захвачена «Искусством фуги», приближающимся к концу, – ну, или к тому, что считалось его концом, потому что Бах так и не завершил эту вещь. Бросив сочинять ее, он написал на полях нотной партии, что в этот момент композитор умер. Величайшая шутка, как выразилась Даффи. Где-то среди звезд Бах до сих пор ждет, что кто-то рассмеется.
При мысли о том, что где-то за Плутоном старик Иоганн Себастьян только что одобрительно поднял два пальца в символе «V», как «Victory»[10 - Победа (англ.)], в мой адрес, я тихо хихикнула.
Доггер и Даффи сидели бок о бок на задней скамье, закрыв глаза и сложив руки на животах с видом объевшихся голубей на крыше Вестминстерского аббатства, и внимательно слушали музыку.
Я тихо скользнула на скамью рядом с ним, и Доггер приоткрыл глаз. Даффи с тем же успехом могла быть на далеких островах Фиджи.
Я медленно прошагала пальцами по скамье, изображая паука.
Указательным пальцем я отстучала секретный код на тыльной стороне ладони Доггера: быстрое прикосновение вместо точки и долгое – вместо тире. Чертовски хорошо, что в Канаде в академии мисс Бодикот я выучила азбуку Морзе.
Точка, тире, тире, точка; точка, тире, точка; тире, тире, тире – и так далее, пока не передала слово «прогресс».
Долю секунды я думала, что Доггер не понял, но потом увидела, как он наклонил голову на одну шестьдесят четвертую долю дюйма. Если бы я не знала Доггера, ничего бы не заметила.
Теперь его рука касалась моей. «Отлично», – отстучали его пальцы.
На меня нахлынула теплая волна, и оставалось только надеяться, что я не покраснела. Украдкой я бросила взгляд на Доггера, но его глаза были закрыты. Он выглядит так аристократично! Просто божественно!
«Искусство фуги» оборвалось резко, как я и помнила: на середине полета, точно как Орландо Уайтбред.
И, если призадуматься, как его отец, покойный каноник Святой Милдред-на-болоте.
Музыка смолкла, и на прощание орган несколько раз всхлипнул, словно умирающий, когда остатки кислорода покидают его легкие. Где-то за высокими изукрашенными трубами сократились кожаные мехи, и крошечные металлические и деревянные артерии, оставшись без воздуха, погрузились в беспокойное молчание.
Некоторое время мы втроем, Даффи, Доггер и я, сидели в неловком вакууме, который образуется по окончании музыкального произведения, когда никому не хочется говорить первым.
В конце концов пришлось мне.
– Надо вернуться в «Дуб и фазан», – сказала я. – Снять номера. Не думаю, что мы сможем уехать из города без разрешения.
– Эти распоряжения уже сделаны, мисс Флавия, – сказал Доггер. – Пойду за машиной.
Мы оставили «роллс-ройс» недалеко от реки, рядом с арендой лодок.
– Старина Доггер, – сказала я, похлопав его по руке. – В этом переменчивом веке вы один не меняетесь.
Он улыбнулся и исчез.
– Шерлок Холмс, – сказала Даффи, распахнув глаза. – Его прощальный поклон. «Да, скоро поднимется такой восточный ветер, какой никогда еще не дул на Англию. Холодный, колючий ветер, Уотсон, и, может, многие из нас погибнут от его ледяного дыхания»[11 - Цит. из рассказа А. Конан Дойля «Его прощальный поклон» в переводе Н. А. Дехтеревой.].
Слова Даффи заставили меня потерять равновесие. Меня охватила дрожь. Вместо слова «Англия» она могла бы сказать «ветер, какой никогда еще не дул на нас», подразумевая семью де Люс.
