Ирис Эрлинг
Сердцевинум
Вступление
Одним из тех осенних вечеров, в какие всегда царит туман и совершаются непоправимые ошибки, тишину вестибюля в игорном доме на улице Трех Сотен Унций нарушил неуверенный стук.
– Копоть… Сажа… Уголек… Пепельная горка…
Невнятное бормотание прервалось.
– Кто там? – буркнул Бергамот, обращаясь вовсе не к посетителям за дверью, а к самой двери.
В это время он чистил лампы, сгорбившись на неказистой лесенке под самым потолком, и ленился спускаться только для того, чтобы пригласить клиентов в заведение. Каждый раз эта обязанность становилась серьезным испытанием для его коротких ног. Куда проще было бы сообщить: «Закрыто», но это могло стоить хозяину чьей-нибудь непоправимой ошибки, а Бергамоту – работы. Приходилось спрашивать.
Маленький блестящий камешек послушно завертелся в дверном глазке.
– Должник и его долг, – пропищал он.
Бергамот слез и отворил дверь, потому что должников хозяин любил больше, чем остальных посетителей. На пороге стоял немолодой мужчина, а из-за полы его плохонького пальто выглядывал мальчишка, который явно был напуган, но все равно поправил съехавшее на лоб кепи. Наверное, из вежливости – аж противно! Теперь из-под кепи нелепо торчали оттопыренные уши.
– Нам обязательно туда идти? – спросил мальчишка.
– Не бойся, Ян. У папы есть кое-какое дело, но это ненадолго.
– Следуйте за мной, – проворчал Бергамот, перебирая в уме всякие варианты: «Лужа… Жижа… Ил… Башмак… Скользкая штанина… Штанина…»
Нет, стихи никак не получались.
Скривившись, он наблюдал, как гости пачкают уличной грязью до блеска натертые шахматные полы. Потом кутался в шарф и вел их в глубь дома, – мимо тисненых обоев с узором из карточных мастей, мимо багровых портьер и странных экспонатов – позеленевших от времени реторт и бутылей, загадочных приборов и матовых зеркал. Все это владелец заведения когда-то у кого-то выиграл.
Игорный дом делился на несколько залов. В первом, за столами, обитыми алым сукном, играли во всё подряд и на всё подряд. Во втором – приватном – вместо денег поблескивали рубиновые грани сердец, и фамильяры торопливо задергивали плотную занавесь, стоило какому-нибудь чужаку бросить сюда неосторожный взгляд. Третий зал был скорее личным кабинетом хозяина.
Путь к нему вел через служебные помещения, и на мальчишку то и дело посматривали другие фамильяры, занятые своими обязанностями. Кто-то подметал лестницы, кто-то чистил серебро, другие понуро шевелили лапками, усами или тем, чем могли, пытаясь ослабить тесные воротники и фартуки. Но все провожали Яна печальными взглядами, и в конце концов сам мальчик, тоже заметив это, шепнул существу в двухконечной шапочке, имени которого Бергамот даже не помнил:
– Что не так?..
Фамильяры мгновенно переполошились, как будто только и ждали повода. Те, что были созданы летучими, поднялись под потолок и зашептали:
Ночь на дворе, Страх все острей,Быть тебе, Ян, На алтаре!Те же, у кого были острые когти, взобрались на резные украшения лестничных перил и протяжно завыли:
Быть тебе, Ян,Ужином Зла, Деру, пацан! Плохи дела!Бергамот сердито шикнул на них: нельзя же, в самом деле, так пакостить хозяину! Поэты чертячие.
Однако негодники успели своего добиться.
– Зачем мы здесь? – спросил мальчик, хватая отца за рукав и тревожно оглядываясь на беснующихся фамильяров.
– Я должен поговорить с владельцем этого заведения.
– Но почему мне нельзя подождать снаружи? Посетитель остановился в нерешительности.
– Видишь ли… – начал он.
Но Бергамот уже отворил тяжелую дверь в кабинет хозяина, пребольно защемив при этом собственную ногу. Недолгая хромота была пустяковой ценой за одобрение господина. Зато теперь уж никуда не деться мальчишке и его отцу! И мелкие предатели проиграли.
За широким дверным проемом простирались складчато-бархатные, деревянно-лакированные недра кабинета. Под потолком висела целая коллекция абажуров разных моделей и расцветок. Они кружились, потревоженные нахальным сквозняком, и отбрасывали странные тени: бахрома становилась жуткими щупальцами, а кружевные оборки – клубами грозовых туч.
Сидевший в кресле человек спешно захлопнул крышечку перстня на своем пальце, приветственно взмахнул рукой, и надетое прямо поверх перчатки украшение сверкнуло золотом высшей пробы. Жест этот всегда заставлял гостей переступить порог, даже если мгновение назад они твердо решили бежать отсюда и никогда не возвращаться.
Бергамот знал, что внутри перстня таится черный камень в форме черепа, и от этого знания ему было не по себе.
– А вот и мой прелестный выигрыш.
– Вы выиграли нечестно, – выпалил посетитель.
– Почему же нечестно? – искренне оскорбился хозяин. – Разве я виноват, что вы приняли мою откровенно дурацкую ставку за чистую монету?
– Но вы ведь сами сказали, что уважаете благотворительность… Что даете деньги за победу в символическом пари… – лепетал гость.
– А за поражение забираю самое дорогое, – закончил хозяин. – Именно так я и сказал. Но вы, бедняки, почему-то наивно полагаете, что у вас нет решительно ничего дорогого… Подготовьте мальчика. – Последние слова предназначались слугам – уже не фамильярам, а людям.
Мальчишку отвели в дальний угол кабинета и легко уложили на кушетку. Он потрясенно глядел на отца и не сопротивлялся, точно превратился вдруг в тряпичную куклу. Хозяин с усилием поднялся из кресла. Он стянул перчатку, обнажив абсолютно черную кисть руки. Посетитель бросился к сыну, но тут же раздалось короткое:
– Успокойте его.
Посетителя схватили, и у мальчишки не осталось ни единого шанса. Хозяин, уже приблизившийся к кушетке, мог приступать к воплощению замысла.
Постепенно кончики его пальцев загорелись ярко-красным светом и, будто став бесплотными, легко вошли в грудную клетку Яна – тот побелел и крупно задрожал, но по-прежнему не издал ни звука. Хозяин потянул руку на себя. Кажется, внутри он встретил какое-то сопротивление.
Минуту продолжалась борьба.
Наконец бьющаяся в агонии искорка, извлеченная из груди мальчика, оказалась в черной руке и мгновенно затвердела, превращаясь в красный кристалл. Но едва хозяин поднес кристалл ко рту, как все завертелось с невиданной быстротой: с первого этажа послышались звуки борьбы и отчаянные крики. Помощники бросились вниз, и оставленный ими посетитель в беспамятстве осел на пол.
– Проклятье… Облава, – поморщился хозяин.
Едва ли его встревожил неожиданный обыск – на этот случай в игорном доме существовали особые фокусы. Но все-таки хозяин предпочел бы завершить ритуал правильно, теперь же это надолго откладывалось.
– Заготовку, живо! – последовал приказ.
Бергамот, хоть и напуганный шумом, но очень довольный своей полезностью, быстро достал из ящика хозяйского стола требуемую вещь.
– Пожалуйста, Яхонт Спиридонович, – услужливо произнес он.
И все закончилось словами:
– Я нарекаю тебя…
Глава первая
Дом, зовущий на помощь
Звонко цокнув коготками, на дворовый асфальт приземлились короткие рыже-белые лапки. Пес опустил мордочку, вдыхая подвижным носом незнакомые запахи, а потом посмотрел на дом и глухо заворчал. Рина мысленно с ним согласилась.
Дом был ужасный – построенный из грязно-серого кирпича, длиннющий и весь какой-то косой. Его подъезды будто перессорились между собой и теперь тянули стены в разные стороны, а на металлическую крышу зачем-то нахлобучилась огромная труба – таких труб на домах Рина еще не встречала. На площадке одного из балконов зеленел островок травы, а между прутьев другого сидели размокшие от дождя мягкие игрушки.
Хмурясь, Рина посчитала окна, в случайном порядке замершие над козырьком ближайшего подъезда. Может быть, достанутся не самые кривые… Точно не это, с кактусами-переростками. И не то большое, из которого таращилась вытянутая морда сиамской кошандии, – позади нее, мотая за собой кружево занавески, дергался тощий хвост. Лир тоже заметил кошку, но благоразумно отвернулся: такие домашние животные были ему безразличны.
Да уж, и этого-то переезда Рина ждала последние полгода. Зря все-таки она не принимала всерьез «драматические арии» – так по секрету они с отцом прозвали мамины жилищные впечатления.
Но ведь обычно мама преувеличивала проблемы.
Сейчас она нервно поглядывала на часы – с минуты на минуту должен был подъехать грузовик. На мамином лице было написано: считает, во сколько обойдется по тарифу очередная задержка.
Чтобы не попадаться под руку, Рина с Лиром ушли бродить по новым владениям. Для начала определили их границы: справа, за обрушенным забором и узким проездом, располагалась неказистая построечка с вывеской «ДУШЕВОЙ ПАВИЛЬОН ПРАЧЕЧНАЯ», позади двора угрюмо высился соседний дом, а слева Рина и Лир наткнулись на препятствие – высоченную кирпичную ограду. Зато вблизи нее росли высокие деревья, и Рина решила, что в тесном закутке между оградой и стволами можно построить шалаш или даже целую галерею.
Осмотрев края владений, Рина и Лир приступили к инспекции того, что в них входило. К приезду грузчиков как раз заинспектировали водосточную трубу и моховую полянку под ней, насаждение колючих кустов, за которым пряталось крошечное подвальное окошко, и – с торца здания – лишнюю дверь.
Она отличалась от остальных: ни кодового замка, ни домофона, зато на ней были замочная скважина и почтовый ящик – такие иногда вешают на дверях в квартиры. Нашлась и кнопка для звонка. Рина привстала на носки, чтобы заглянуть в щелку ящика, но, кроме темного провала, ничего не увидела. А со двора уже послышалось первое «Ре-ги-и-на!», и Рина невольно поморщилась. Неужели нельзя начать новую жизнь как подобает, без некрасивых старых имен?..
Она проверила прическу и поправила сползший пучок: резинка опять ослабла. Лучше было сделать это самой, чем терпеть мамино немилосердное затягивание.
Ринины волосы – слишком легкие – никогда хозяйку не слушались. Пушистым облачком они парили вокруг головы, и, чтобы открыть лицо, половину приходилось собирать в узел на макушке. Эх, никогда ей не отрастить длинной блестящей волны, как у других девчонок. Зато… Зато…
«Зато» Рина придумать не успела, потому что мама снова позвала ее. Прямо как третьего звонка в театре, третьего маминого крика стоило дожидаться где-то поблизости. Так что пришлось стряхнуть с шерстяного сарафана прилипшие пушинки и вести Лира к подъезду.
Оказалось, какие-то важные документы лежали в машине под Риниными вещами. Рина вытащила рюкзак и связки папок с пьесами, собралась нести их в квартиру, но ее остановили: сперва полагалось заносить самое габаритное. Так и пришлось околачиваться во дворе с тяжелым грузом в руках – не ставить же любимый рюкзак и стопки пьес в самую пылищу.
Проходившие мимо новые соседи поглядывали на Субботиных с нескрываемым сочувствием. Самых сердобольных вздохов удостоилась почему-то не Рина, а заправлявшая грузовой процессией мама.
Не иначе как из-за ужасной сидячей ванны сочувствуют соседи, решила Рина. Потому и маме больше, что она высокая. Рине даже такая подошла бы, половинчатая. Тем более до сих пор семье принадлежали две половины разных квартир, то есть как раз по полванны в каждой. На другой половине всегда располагалась доска с тазами. А тут хотя бы исключалась опасность как-нибудь неловко этими тазами загреметь и облиться ледяной водой, в которой полагалось плавать замоченным вещам. Хуже то, что эта ванна была старая. Местами с нее откололась эмаль, обнажив неприглядные черные пятнышки, издали похожие на жуков. Стоило повернуть вентиль горячей воды, и под ванной начинало булькать. Затем с утробным завываньем вода вырывалась из крана – рыжеватая, с ошметками ржавчины.
В остальном новая квартира отличалась только тем, что по ней не ходили чужие тетеньки в халатах, а в телевизоре не болтали с утра до ночи герои одинаковых сериалов. И проводка была какая-то не такая – это папа сразу сказал, но добавил: чинить – себе дороже. Так что странности проводки особенно не ощущались.
Весь день прошел в подъемах и спусках по лестнице. Заносить мебель Рина и Лир, конечно, не помогали, а по мнению мамы – даже мешали. Время от времени мама ворчала, но придумать им другое занятие так и не смогла, поэтому разрешила провожать тумбочки, шкафы и стулья на новые места. От скуки Рина представляла себя спасательницей, а потом альпинисткой. Вдруг выяснилось, что вещей нажили несметное количество – Рина сбилась со счета, сколько пришлось совершить восхождений. К концу дня сил совсем не осталось.
Атмосфера за первым ужином царила отнюдь не праздничная.
– Ну, как я и говорила, – начала мама, орудуя пластиковой вилкой: металлические еще не распаковали. – Дом проблемный. Мне об этом сразу двое соседей поведали с таким неуместным ликованием! Очень им было радостно, что не одни они такие дураки, чтобы тут селиться.
– С проводкой мучаются? – уточнил папа.
Мама отмахнулась:
– Э-э-э, до проводки-то они еще не дошли. Сразу начали с того, что всё тут со дня на день обрушится. Звуки, говорят, по ночам. Стены вибрируют.
– Шумоизоляция плохая, – заключил папа, жуя бутерброд. – Трамваи ходят. Сами же видели: вдоль проспекта и ходят, аккурат по которому дом вы строен.
– Ну и я им про трамваи. А они: не стучит, а ухает. Мерно так ухает и именно что ночью. Ясно тебе? Много ты видел ухающих трамваев?
Рина вяло возила по тарелке кусок помидора. Помидоры она никогда не ела, но в тарелке находила все равно.
– Регина, ешь как следует. Неизвестно, когда еще теперь поедим: дел столько.
Мама упорно отказывалась признавать, что ошиблась в выборе имени. И про помидоры никак не хотела запомнить.
– Ну и что? – напомнил папа. – В ЖЭК они обращались?
Мама с удовольствием вернулась к любимой теме.
– Каждый рабочий день обращаются, насколько мне известно. Особенно одна женщина с четвертого этажа, у нее в коридоре грибы растут натуральные. Так ей советуют получше проветривать.
– А грибы тут при чем? – удивился папа. – Грибы, что ли, дом расшатывают?
– Откуда мне знать, что расшатывает. Одно понятно – аварийный он. Регина, ты пока в квартире посиди, здесь все более-менее. Грибов нет, трещин вроде тоже.
– Проводка только, – заметил папа.
Рина тяжело вздохнула: все-таки мрак кромешный.
С тех пор как началась эта жилищная возня, папа и мама сильно изменились. Всего пару лет назад мечта была, а не родители: внимательные, предупредительные даже. Вот, например, Лир, негаданно сбывшееся желание, – разве купили бы его нынешние папа с мамой? Ох, вряд ли. А ведь тогда всё устроили наилучшим образом.
Рина вообще редко что-то просила у родителей, вот и про собаку помалкивала. Хотя на чужих псов, конечно, заглядывалась. Больше всего она любила воскресные походы за покупками, потому что торговые ряды заканчивались птичьим рынком. Кого там только не продавали! В основном, правда, все же кур и кроликов, но были и щенки. Пушистые комочки жались друг к другу в коробках, клетках и стеклянных ящиках. Рина смотрела на них украдкой и никогда не выказывала интереса.
А как-то раз, выходя из школы, она встретила в холле щенка своей мечты. Ужасно захотелось его погладить, но, подавив завистливый вздох, Рина заставила себя пройти мимо. Бело-рыжий щенок сидел, пристегнутый поводком к батарее, и солнечный свет, проникающий сквозь дверное стекло, красиво золотил короткую шерстку, высвечивал белые усы… «Повезло же кому-то!» – кричало Ринино сердце. А за дверью, на школьном крыльце, ждали ее, заговорщицки посмеиваясь, родители…
В те времена с деньгами было намного проще, так что мама выбрала породу не из дешевых и, конечно, с подтекстом, чтобы потом дивиться собственному чувству юмора. Это был вельш-корги пемброк, как у самой английской королевы. «Регина» и значило «королева». Родители вообще видели в Рине принцессу по меньшей мере и очень гордились ее успехами в школе и театральной студии. Именно студия подала Рине идею для собачьей клички, которая перевела «королевскую» тему в другое русло. Как раз обсуждали Шекспира, и хозяйка нарекла своего питомца по названию пьесы – Король Лир.
Кличка очень комично сочеталась с щенячьими манерами. Как счастливы все тогда были… Потом начались проблемы с папиной работой, с жильем… Собака как-то сразу стала родителям только помехой. Рина с Лиром не могли свободно ходить ни по одной из квартир. Приходилось сидеть в комнате, а для собаки это такая мука!..
Напрасно Рина надеялась, что счастливые времена вернутся с переездом. Все было безнадежно.
Раньше Рине приходилось спать на диване. Теперь диван стоял в гостиной, потому что предыдущие жильцы не вывезли при переезде кое-какую ненужную мебель. Доставшаяся от них кровать была старая и скрипучая, но Рина ложилась, предвкушая приятные сны.
Как-то бабушка рассказала об одном гадании, а Рина его так и не опробовала.
Засыпая где-нибудь впервые, нужно было сказать: «Сплю на новом месте – приснись, жених, невесте!» Но Рина не слишком-то часто ночевала в новых местах и всякий раз как назло улетала в царство снов, едва голова касалась подушки. Сегодня тоже был соблазн забыть о том, что планировалось не один месяц. Но каким-то чудом Рина все-таки вспомнила о заклинании в самый последний момент, уже на грани сна прошептала его в прохладную жесткую наволочку и приготовилась увидеть свою судьбу…
Ее разбудило ворчание Лира.
Кажется, что-то такое и впрямь снилось, но не запомнилось. От досады Рина закусила губу – если уж сон ускользнул, за хвост его не поймаешь.
Чувствуя себя глупо, Рина завозилась под одеялом. Странно, что ее не разбудили другие звуки: гудели стены, беспорядочно хлопали двери. Рина села на кровати и прислушалась: шаги и тихие взволнованные голоса. Это родители услышали гул и теперь обсуждали его, переходя из комнаты в комнату. Вот скрипнула дверца шкафа – это мама достала халат. Собирается выйти на лестницу.
За окном качались тени деревьев, тикали на прикроватном столике маленькие часы. Теперь не заснуть. Да и к чему? Место уже не новое. В общем, плакал ее жених. Не то чтобы очень уж он ее интересовал, но ведь должно быть хоть что-то загадочное в жизни…
Рина вылезла из постели и, впопыхах нащупав тапки, прокралась в коридор. Звуки здесь слышались еще отчетливее. К ним прибавились доносящиеся из-за распахнутой настежь двери негодующие голоса. Рина выглянула в подъезд. Жуть, что творилось!
Разбуженные соседи повысовывались из своих квартир, зевая и бестолково оглядываясь друг на друга. Этажом ниже, видимо, собрались самые воинственные: оттуда доносились уже какие-то боевые кличи. Услышав среди них и мамин клич тоже, Рина нисколько не удивилась. Конечно, мама не могла пропустить бурные коммунальные дискуссии. Это была ее стихия. Папу слышно не было, но Рина не сомневалась – насчет проводки тоже что-нибудь вещает.
Рина решила воспользоваться неожиданной свободой: вышла на лестницу, закрыв в квартире любопытного Лира. Вниз путь был заказан из-за родителей, зато оставалась возможность подняться на четвертый этаж. Шаркая тапочками, она обошла соседей и направилась наверх.
Здесь почти никого не было, только у огороженной сеткой лестницы на чердак сидел, спустив ноги в провал, задумчивый мальчик. На вид он казался чуть постарше самой Рины. Волосы у него спросонья торчали вверх, а на щеке виднелся розовый отпечаток подушки.
– Рина, – представилась девочка.
– Тим.
Он подвинулся, и Рина тоже присела, как оказалось, на перевернутый придверный коврик. Они обменялись рукопожатиями – мальчик сам протянул ладонь.
– Я только переехала, а тут такое.
– Хлеб-соль! – насмешливо фыркнул Тим. – Нашла, куда переезжать. Кто в своем уме с нашим домом свяжется? Или вам не говорили?
– Вроде бы говорили, – неуверенно ответила Рина. – Но у нас и выбора не было. Срочно надо было поменять на что-то наши два полцарства, а в полцарства никто не согласен был, кроме ваших соседей.
– Два полцарства? – Серые глаза мальчика выжидающе смотрели на нее.
– Да. Две половины квартиры в разных местах. Вроде и целая получается, но очень неудобно.
– А-а-а, всего-то. Ну тогда тут много кто на полцарства бы согласился. По всем дворам про нас уже легенды ходят.
– Какие легенды? – заинтересовалась Рина.
Кажется, что-то загадочное пожаловало-таки в ее жизнь. Получше жениха, может.
– Да так, – отмахнулся Тим.
Достав из кармана яблоко, он бережно вытер его рукавом, надкусил желтый бочок, но тут же поморщился и выплюнул кусок прямо на лестницу. Яблоко оказалось червивым – от желтой шкурки до самой сердцевины его пересекала коричневая полоса.
– Ерунда наверняка эти ваши легенды, – с напускным пренебрежением заявила Рина. – Хотя один из подъездов у вас странный такой.
– И ничего не ерунда, – нахмурился новый знакомый. – И не подъезд это вовсе, а квартира с отдельным входом, ее под магазин проектировали. Не говори, раз не знаешь.
Рина оживилась.
– Интересное дело. По всему городу магазины в жилых помещениях обустраивают, а тут специальное для магазина место – и живут.
– Да не живут! Сдают иногда. Пылится, – ответил Тим.
– Из нее эти звуки?
– Этого тебе никто наверняка не скажет. Может, и из нее. Бабушка считает, что это злая сила, которая всех нас хочет погубить.
– Да какая же злая? Прислушайся. Вон как плачет, будто страдает, – больно ей. Или ему, дом все-таки.
– Не бывает домам больно. Это жуткие твари воют. Бренчат рогами и все такое – отсюда грохот.
– Про рога тоже твоя бабушка придумала? – хихикнула Рина.
Бывают же личности!
– Про рога – я, – насупился Тим.
– А труба? Труба у вас такая страшная нависает над крышей.
– Это от кочегарки… Дому лет двести, тогда еще не было человеческого отопления.
– Двести лет! Да ну тебя! За дуру меня принимаешь! – обиделась Рина. – Ой!
Что-то мягкое коснулось ее руки. Рина обернулась и увидела кошку – ту самую, из окна. Она была длинная, черно-белая и вся какая-то острая: с треугольной мордочкой, угловатыми лапами и колючими раскосыми глазами. Кошка равнодушно посмотрела на ребят и в два счета запрыгнула на чердак по деревянной лестнице.
– Это Акулина Андревна, – пояснил Тим. – Питомица Пульхерии Андревны с первого этажа. Но все зовут ее Котлетой.
Рина хотела было спросить, как это Котлета так легко забирается на чердак, но тут на лестнице показалась мама – сначала ее сердитое лицо, потом сердитый силуэт по пояс. Наконец вся мама преодолела пролет, и Рина обреченно вздохнула.
– Регина, вот ты нормальный человек, как ты думаешь? – спросила мама.
По одному ее тону было очевидно, что нормальным человеком Рина считаться не может.
– Видела, сколько времени? Кто тебе вообще разрешил выходить? Ты чего сидишь на полу? – Ну и далее в том же духе. – Быстро в постель! И чтобы никакого больше лестничного шебуршания! Доброй ночи, молодой человек.
Рина понуро отправилась домой. Неужели родители не понимают, что запретами на «лестничное шебуршание» только сильнее разжигают любопытство?..
Влетело еще и за Лира, который, оставшись в квартире за хозяина, не растерялся и погрыз в гостиной плинтусы. Рина еще долго валялась в постели с кислым лицом. Родители спать, конечно, не спешили – засели на кухне новости обсуждать. Вот и чайник поставили, а Рина, может, тоже хотела бы чаю. И зачем ей режим на летних каникулах?
Эх, оставалось только подслушивать разговор.
Говорили о звуках и еще о домах-матрешках. Такие дома строили на фундаментах их предшественников, иногда даже стены частично оставляли. Этот дом, похоже, выстроили на месте старой гостиницы, и многое в нем осталось с незапамятных времен. Звучало не слишком надежно, и Рина внутренне с домом согласилась – на его месте она бы тоже выла и рушилась. Участвуй она в беседе, непременно бы так и сказала. Но ее комментарии не требовались…
Наверное, все-таки чего-то не хватало, подумалось вдруг Рине. Она видела, что умиляться ею уже перестали, а принимать всерьез еще не начали. Хотя с чего бы ей казаться важной по сравнению с родительскими проблемами? Но все же очень хотелось, чтобы личная значимость распространялась чуть-чуть подальше, чем школьный дневник и отчетный годовой спектакль.
Она еще поразмыслила над этим какое-то время. А перед тем как уснуть, на самой грани сна и яви, будто услышала тихий шепот возле самого уха.