– Да, не сказать, что описание исчерпывающее, но я приложу все усилия, – пообещал Павел.
IV
Ночью Милосердова разбудил звонкий детский смех.
Он настороженно сел на скрипнувшей старой кровати и прислушался, почти уверенный, что ему лишь почудилось. Однако смех раздался вновь.
Ночь выдалась мрачной и ненастной, поэтому внутри меблированных комнат, где они жили с дочерью, царила полная тишина. Милосердов нащупал на прикроватном столике керосинку и коробок, чиркнул спичкой и отрегулировал дрожащий огонек. Накрыв лампу плафоном, он опустил ноги на холодный пол и двинулся в коридор. Хотя на печных дровах Милосердов не экономил, в квартире все же было достаточно холодно, чтобы заставить его поежится. Или это не холод, а нервы?
Тихо ступая по трескучему полу, Олег Викторович подошел к детской. Оттуда вновь раздался чуть приглушенный, но, несомненно, веселый детский смех. Милосердов взялся за ручку двери и с замиранием сердца посмотрел внутрь.
Арина сидела на краешке кровати и завороженно смотрела в угол комнаты, туда, где свет лампы не способен был разогнать сгустившиеся тени. Заметив отца девочка довольно подпрыгнула.
– Папа, папочка, гляди! – радостно крикнула она. – Мамочка вернулась!
– Нет, Арина, что-то ты! – зашептал Милосердов. – Мама не могла вернуться. Должно быть, тебе приснился сон…
– Нет! Нет же! Посмотри туда! Вон она! – Арина указала пальчиком на угол.
Милосердов поднял лампу над головой, чтобы ее яркость не била в глаза, и медленно начал прибавлять огонек, освещая темную часть комнаты. Тени нехотя поползли по стенам, устремляясь дальше, в угол. Туда, где на фоне стен медленно проступил силуэт, который отдаленно можно было счесть человеческим. Арина рядом с ним радостно захлопала в ладоши. Но Милосердов не мог разделить ее радость. Все его тело сковало жуткое оцепенение. Руки отказывались слушаться. Милосердов не испытывал ни малейших сомнений – если свет станет достаточно ярким, чтобы осветить существо в углу, то он просто сойдет с ума.
Олег Викторович метнулся к Арине, подхватил дочь на руки и вылетел из комнаты. Напуганная его стремительностью и расстроенная расставанием с матерью девочка громко заплакала, но Милосердов ее не слушав. Оказавшись у дверей спальни он на мгновение оглянулся. Он не мог быть уверен – слишком уж темным сейчас казался коридор – но ему все равно пригрезилось, что нечто, стоявшее в углу детской, сейчас выглядывает из комнаты им вслед. Руки существа скребли по стене, бесконечно, противоестественно удлиняясь – и тянулись к отцу и девочке.
Больше Милосердов не медлил. Вбежав в спальню, он усадил рыдающую Арину на кровать, запер захлопнутую за собой дверь и принялся судорожно искать оставленные Корсаковым свечи.
– Я хочу увидеть маму! – плаксиво крикнула у него за спиной дочь.
– Погоди, маленькая, погоди! – умоляюще сказал Милосердов. Он перерыл карманы сюртука, зашарил руками на комоде, пока не наткнулся на корсаковские свечи. Теперь спички. Где же спички? Он же как-то зажег лампу, когда проснулся! Милосердов оглянулся – и обомлел.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
