Беспризорный динозавр

Выходишь из дому, думаешь – идёшь на новую работу, и попадаешь… в склеп.

Благоустроенный, с отоплением и санузлом, паркетным полом – склеп. Отгороженный от живого мира стеной понурых, побитых жизнью деревьев. Окна хоть и есть – толку. Что глаза слепого – свету не пробиться сквозь тонировку пылью.

Это кем же надо быть, чтобы приучить себя жить здесь! Помещение залито чем-то болезненным, как рассеянный склероз. Вместо солнца, среди бела дня, – грязно-жёлтый абажур, не как в старых фильмах, мягким светом на всю комнату, а несуразная кастрюля с облезлой бахромой, с одной лампочкой, вместо трех. Жив ли ещё тот, кто ввернул её когда-то?

– …В девяносто лет – сама понимаешь. Но память у него – куда там молодым! Позавидовать можно.

Девяносто… Это как вообще? Что это такое – девяносто лет? Эта его семидесятилетняя племянница, выходит, – молодка рядом с ним. Впрочем, деловитости у этой бабушки с седым хохолком полководца Суворова ещё и поучиться. События дня у неё происходят не как им вздумается, а согласно плану, начертанному крупными квадратными буквами в ученической тетрадке.

– Ну, главное, чтобы… Не испугаешься, когда он поползет? – хохолок застывает в неподвижности знаком вопроса.

– Поползёт? Как маленький?!

– Когда в первый раз видишь, может и шок быть.

Уже почти шок!

– А он хоть знает, куда ползти?

– Да всё он знает! Если вдруг ночью, свет ему надо включить, и больше ничего.

Что она называет светом? Надо купить лампочек, вот что. И окна открыть. А то полный свету конец. Меблировочка тоже весёленькая: разной ширины и высоты гробы черной полировки, пыли на них – хоть ешь. Может, кто и ест из здешних – вот откуда эта затхлость. Лежалого времени гнетущий дух.

– Что не ходит – так даже лучше. От греха… Тот ещё придурок. Из соцслужбы пришла тут к нему с опросом, симпатичная, лет двадцати, так распушил перья, что павлин, на ухо мне – шла бы ты, мол, старая, а то ему с мыслями не собраться. Ну, я ему потом тоже сказала. Когда приходила сотрудница чуть моложе меня, с мыслями у него всё было в порядке. Смутился? Как же! «А кому она такая-то нужна?» Ну не скотина? Горбатого могила исправит. Извращенец-перестарок.

Очертания вокзала с лавкой в холодном зале ожидания всплыли перед глазами… Как вариант.

– А он точно ходить не может?

Точно. Перелом шейки бедра.

– Бояться тебе нечего. Приносишь еду, оставляешь. Посуду потом забираешь, и всё. Ну, утром ещё вынести надо. По-большому он сам ползает – в туалет.

– Разговаривать с ним не надо?

– Да-он-же-не-слы-шит! Уж у меня какой голос, и то по сто раз орать должна.

Назвался груздем – полезай… в логово к дедушке-маньяку. По рассказам Галины Петровны, количество жён старика учету не поддавалось, только законных – три, с одной из которых, с учительницей, у них был сынок. Так ведь, подлец и негодяй, не признал мальчишку своим. Вот и уехала куда-то на дикий Север бедняжка с ни в чём не повинным дитём. И этот гад никогда их даже не вспоминал. Жил только для себя, эгоист. До сих пор водку жрёт – чуть что, требует. Мог бы ходить, так и по бабам таскался бы, как пить дать.

Да, Федор Андрианович – одна ходячая обуза, ползучая точнее, и без намёков на основы человеческой морали.

Вот тебе и повезло! Поначалу всё так и выглядело. На отчаянное объявление об услуге сиделки с проживанием откликнулись! А то и впрямь – хоть на вокзальной лавке ночуй, после того как тётушка, по доброте приютившая родственницу, внезапно обвинила в нечутком отношении к её попугаю. «Уходи!» – сказала просто. А на носу сессия. А мама за тридевять земель.

– Сегодня ему уже ничего не надо, а завтра с утра приступишь.

– А сейчас… что он делает?

– Спит. Дрыхнет, хоть из пушки пали. Что ж еще! Ест да спит.

Невольно приходилось «косить» ухом в сторону соседней комнаты. Неужто правда, за плотно закрытой дверью окопался безобразный сатир, обросший грехами, как шерстью? Странно, но ни шороха, ни вздоха, ни кхе-кхе какого-нибудь – ничего не доносилось. Жив ли старый греховодник?

Племянница, скороговоркой выпалив последние напутствия, глянула в свой тетрадный план и, не скрывая радости избавления от родственничка, полетела на крыльях любви к своим розовощёким внучатам.

Утренний кофе в девять – пункт первый. Стараясь не вдыхать носом, я ступила в «дедскую».

Как ступила, так и остолбенела.

На узкой кровати под серыми простынями лежало нечто, в своей неподвижности прочно окоченелое: на подушке – огромное, опрокинутое навзничь лицо с обширным носом, поросшим сероватым ягелем, яма приоткрытого рта, провалы глазниц… Простыня на уровне груди – последняя надежда – и не думала колыхаться. Картина убийственной статики означала одно: то, что лежало на кровати, не принадлежало миру, движущемуся куда-то и меняющемуся каждую минуту.

«Господи!» И вслед: «Вот везучая!» В первую очередь о себе, конечно. Чашка с кофе трусливо тренькнула о блюдце. Смотри не смотри – «Дед is dead»! Вцепившись в чашку, чтобы не дребезжала, попятилась назад. И застыла вновь как вкопанная…

Неживое лицо неторопливо отверзло зеницы, направив взгляд в потолок. Прилежно считав с него нужные сведения, так же не спеша повернулось в мою сторону.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.