– Ваше пение прекрасно, мисс Ричмонд, – оживленно сказал он. – У меня и Сидни были места в партере на три вечера за эту неделю. Вы знаете, для меня музыка имеет огромное значение, объединяя в себе удовольствия, получаемые от живописи, скульптуры, архитектуры и прочих прекрасных вещей, которые обычный человек даже не ценит.
В ее глазах отражалось сожаление, но ее губы смогли вымолвить лишь: «Это моя мама, мистер Колтон». Они пожали руки через стол, и Колтон заметил в этом рукопожатии сердечность, не свойственную напускным манерам, закрепившимся в Нью-Йорке. К рукопожатию он добавил несколько слов, вызвавших румянец удовольствия на увядших щеках женщины.
– Почему мистер Темз не остался с нами? – полюбопытствовал Норрис. – Он удрал от нас, как будто мы больны чумой.
– О, это его обычное поведение, – улыбнулся Колтон. – У него весьма любопытная фобия. Как-нибудь я расскажу вам о ней.
– Почему бы вам как-нибудь не зайти ко мне в банк? Вы несколько месяцев не были в моем могилоподобном кабинете. Правда, сегодня после обеда мисс Ричмонд и ее мама заглянули туда на несколько минут, и они говорят, что мой офис очень выгодно отличается от гримерок оперных певиц.
– Еще бы! – засмеялись женщины. – Как можно сравнивать персидские ковры и мебель красного дерева со стенами в трещинах, туалетными столиками, которые приходится подпирать коробками, и замызганными газовыми горелками!
– Мужчины всегда ухитряются взять лучшее, – с улыбкой признал Колтон. Затем он обратился к Норрису: – Как Симпсон сейчас участвует в делах?
– Он отсутствовал в течение недели. А сегодня днем он появился, чтобы удивить нас новостью о том, что только что женился. Он не рассказывал о своей жене много, лишь то, что он собирается начать новую жизнь.
– Вот это новость! – присвистнул Колтон. – Никогда бы не подумал, что он может жениться.
– Как и любой другой, – смеясь, заметил Норрис, нежно и многозначительно взглянув на девушку по другую сторону стола.
– Мне нужно будет встретиться с ним и поздравить. Что ж, тогда до встречи.
Колтон попрощался со всем приятным кивком и, касаясь тонкой тростью ножек стульев, направился по проходу к маленькому столику в дальний угол зала, где Сидни Темз делал заказ. Официант ответил на дружеский кивок Колтона и, закрыв столик табличкой «Занято», поспешил прочь. Торнли вытащил сигарету и, чиркнув спичкой по бронзовому портсигару, удобно откинулся на спинку стула.
– Иногда, Сидни, твой страх перед прекрасным полом ставит меня в весьма неловкое положение, – сказал он полусерьезно, полушутя. – Вместо семнадцати шагов там было всего лишь шестнадцать с половиной. Если бы не привычка Норриса нервно постукивать кончиками пальцев о стакан, моя протянутая рука пришлась бы ему по затылку.
– Но я думал, что точно высчитал, где он находится! – в голосе секретаря было слышно искреннее раскаяние, в мрачных, черных глазах отразилось огорчение из-за ошибки.
– Забудь, – отмахнулся Колтон и продолжил: – Но ты должен был остаться, Сидни. Мисс Ричмонд не только замечательно поет, она еще и удивительная личность. Ее мать так горда и счастлива, что забывает смущаться из-за разницы между «Регал» и «Кеокук». Норрису повезло, что она любит его, а он… – расплывшиеся в улыбке губы позволили не оканчивать фразу.
– Но она уже сейчас, в самом начале карьеры, зарабатывает по двести долларов в неделю, тогда как Норрис никак не может получать больше пяти тысяч в год! – запротестовал Темз.
– Несчастный человек! – улыбнулся Колтон. – Ты никогда не узнаешь женщин, твое сердце так восприимчиво – ты словно перепуганная овечка, когда приближаешься к красивой женщине. Твое сердце не годится ни для чего, кроме перекачивания крови!
– Торн, разве я не знаю свои слабости! – в голосе Сидни слышалась неописуемая горечь. – Хоть я и изголодался по обществу порядочных женщин, мне нужно держаться подальше. Встретить такую значило бы быть обреченным безнадежно влюбиться, но кто я такой? Человек без рода и племени, младенцем найденный на берегу реки, что дала мне только имя.
Колтон сразу стал серьезным.
– Голод является хорошим средством от недоедания, – ответил он. – Но мы уже так много раз об этом спорили, что… – тонкие губы слепца снова сомкнулись, не закончив фразы.
К ним подошел официант с клубными сандвичами для Темза и Колтона – они были постоянной частью их программы после посещения театра, поэтому когда Колтон приходил, они всегда были готовы, и ему не приходилось их заказывать. Два ломтя пшеничного хлеба, покрытые обильным слоем подливки из зажаренной говядины, и бутылка минеральной воды. Тонкая тросточка Колтона, полая и легкая, как перышко, покоилась между его колен, в то время как он ел. Трость помогала ему «видеть» окружающий мир, малейшие ее вибрации немедленно улавливались его сверхчувствительными кончиками пальцев.
Сидни Темз рассеянно жевал свой сандвич, рассматривая посетителей столовой; взгляд останавливался то на кричаще одетой вдове, то на даме с чрезмерно ярким макияжем, вежливо улыбавшейся человеку с бычьей шеей за ее столиком, то на девушке, прокалывающей изогнутым зубчиком вилки вишенку из своего опустевшего бокала для коктейля. И все же его взор постоянно возвращался к свежему, цветуще прекрасному лицу Роды Ричмонд. В его мрачных глазах зажигался огонек от его созерцания; от вида красивого лица Сидни Темз пьянел сильнее, чем от вина, и, благодаря его весьма чувствительной натуре, это опьянение было намного опасней.
Колтон отодвинул свою тарелку в сторону, когда взгляд его сопровождающего снова начал блуждать по залу.
– Боги дарят броскость взамен блеска в глазах, что отнимают, компенсируя те морщинки, которыми одаряют, – спокойно пробормотал он. – Нужно побывать в нью-йоркском ресторане, чтобы осознать истинный пафос красоты.
После непродолжительной беседы за столиком Норриса Колтон пребывал в на удивление задумчивом состоянии.
Темз ничего не ответил, так как ответа не требовалось. Его блуждающий взгляд остановился на столике слева.
– Любопытно, – продолжил Колтон тем же задумчивым, низким тоном, – отчего полная женщина, сидящая через два столика слева от нас, например, терпит такие муки, укутавшись в слишком узкое для нее пурпурное платье только ради того, чтобы выпить коктейль?
Сидни уставился на Колтона тем самым младенческим взглядом, точь-в-точь как двадцать пять лет назад, когда Колтон подобрал его, завернутого в сверток из пеленок, на берегу Темзы. Он до сих пор смотрел на него таким взглядом всякий раз, когда слепой делал замечания подобного рода. Хотя он слышал их уже бесчисленное количество раз, но они не переставали его удивлять.
– Как же вы узнали, куда я смотрю и что эта женщина одета в пурпурное платье? – потребовал ответа Сидни.
– Ты должен держать обе ноги ровно стоящими на полу, если хочешь сохранить в секрете от меня то, куда смотришь. Ты забываешь, что когда сидишь, положив ногу на ногу, с помощью моей трости я могу уловить вибрации от малейшего поворота твоей головы. Следи за тем, чтобы в моих руках не было трости, когда втайне наблюдаешь за женщинами, с которыми боишься заводить отношения.
– Да, но пурпурное платье? – спросил Сидни, подавляя возникшее желание переменить позу и вспыхивая от вида появившейся на лице Колтона улыбки, вызванной первым же непроизвольным движением его ног.
– Все тучные женщины с астматическим дыханием носят пурпурное, – многозначительно пояснил Колтон. – Таково нерушимое правило женского пола. А тому, кто практикуется в распознавании звуков, полагаясь в перемещении на особенно тонкий слух, нетрудно распознать тяжелое дыхание. За соседним столиком слева никого нет, значит, она сидит через два столика. Теперь можешь продолжать в открытую рассматривать мисс Ричмонд, – Колтон демонстративно положил обе руки перед собой на белую столовую скатерть, – я не замечу.
Метрдотель остановился перед их столиком.
– Мистер Симпсон просит вас подойти к его столику, мистер Колтон. Он хочет, чтобы вы познакомились с его женой.
– Его женой? – тут же переспросил Темз.
– Да, сэр, – уверенно, без тени сомнения ответил метрдотель.
– Где мистер Симпсон? – спросил Колтон. – Мы его еще не видели.
– В восточном крыле, сэр. Там, где пальмы.
– Мы пойдем туда прямо сейчас.
– Я так и передам, сэр.
Он жестом показал официанту, обслуживавшему столик, чтобы тот принес счет.
– Одна из его знакомых дешевых актрисок наконец-то смогла поймать его, – презрительно заметил Сидни Темз. – Он слишком хорош собой, чтобы быть первым вице-президентом консервативной Беркли Траст Компани.
– Готов поспорить, что ты не прав, – спокойно ответил Колтон, расплачиваясь с официантом двухдолларовой купюрой. – Если бы это была одна из тех женщин, с которыми он ужинал и пил вино в течение последних двух лет, она бы не пряталась в том крыле, «где пальмы», и официант не был бы так уверен насчет того, что она его жена.
– Я не пойду, – тут же отказался Темз.
– Сидни, ты ведь не боишься, что тебя похитит замужняя женщина? – улыбнулся Колтон, взяв в руки трость и приготовившись встать. – Сколько?
Сидни повернулся на стуле и взглянул в сторону прохода в восточное крыло.
– Ладно, я пойду, – коротко ответил он и, бросив еще один быстрый взгляд, поднялся со стула вместе с Колтоном. – Тридцать семь прямо, восемнадцать влево, девять вправо. Мы остановимся у двери в восточное крыло, дальше я ничего не вижу.
– На пути нет красивых женщин, из-за которых ты мог бы ошибиться в подсчете расстояния, которым занимаешься уже столько лет? – беззлобно пошутил Колтон.
Не отвечая, Темз повернулся и быстро зашагал в сторону восточного крыла. Колтон, тихо посмеиваясь, забрал сдачу и поспешил за ним, привычно, автоматически подсчитывая шаги и в то же время думая кое о чем другом. Он думал о Симпсоне, который за два последних года приобрел незавидную репутацию бродвейского транжиры.
Симпсон всегда интересовал Колтона, как исследователя человеческих характеров – с самой первой их встречи и первого составленного о нем впечатления его обычно безошибочный инстинкт не мог подсказать ему, как поступит Симпсон. Он ждал от него одних поступков, но тот никогда не оправдывал его ожиданий. Симпсон уже два года засиделся на скучном для него посту вице-президента одного из самых консервативных банков, ничем особенно не занимаясь и транжиря деньги на женщин.
