О происхождении его прозвища никто не знал наверняка. Родители бросили его ещё в детстве из-за проблем с физическим развитием. В интернате у него друзей не было, а сам он не помнил о своём прошлом. Существует предположение, что, будучи совсем ребёнком, он болезненно переживал проблему низкого роста. В интернате он бегал от одного одногруппника к другому, сравнивал рост и с грустью по-детски лопотал: «Ты бо». Сравнив себя со всей группой, на следующий день он начинал всё сначала, пытаясь найти хоть кого-то ниже себя. Со временем эта привычка исчезла, а вот прозвище прилипло – так он и стал Тибо.
Сейчас он едва мог связать два слова. Он и Фёдор провели отличную дегустацию и распевали только им известную и понятную композицию. Марк и Степан о чём-то спорили, Тарас Петрович, Михей и Анна увлечённо беседовали:
– Нет, всё-таки этот план безумен. Пустить сюда огромную свору землян! Они через сто лет разъедутся по всем направлениям, расплодятся и всё уничтожат! – твердил капитан.
– А какие у меня были варианты? Со мной особо и не разговаривали, понимаешь? Он нас позвал, скорее, для того, чтобы просто посмотреть, протестировать. А диалога никакого и не было.
– Ну, а отказаться-то ты можешь?
– Конечно. Тогда миллиарды людей на Земле замёрзнут до смерти, а Анна продолжит коротать свою вечность, паря меж деревьев в цифровом формате.
– Этому не бывать! У нас есть своё видение ситуации. Если большинство согласится пустить вас сюда ради обретения последнего тела, то будет так. Если нет, мы поступим по-своему, – вмешалась в разговор Анна.
– А это как, по-вашему? – Петрович заметно захмелел, говорил медленно, с трудом подбирая слова.
– Придёт время – узнаете, – Анна была сердита и немногословна.
Михей заметил это и мысленно направлял ей вопрос за вопросом: «Что случилось?», «Это из-за него?», «Или из-за моей глупой ревности?» Ответов не было. Михей предполагал, что, скорее всего, она молчит, боясь, что Ивраоскарь уловит и расшифрует то, чего он не должен знать.
Лингвист в это время весело прогуливался по окрестностям, периодически возвращаясь, чтобы выпить и послушать, о чём идёт речь за столом. Он даже пытался подпеть Фёдору и Тибо, но его знаний различных языков всей вселенной оказалось недостаточно для этого.
В очередной раз возвращаясь к столу и выполняя новый подход к «слезе А’круула», он едва заметно толкнул в плечо Тараса Петровича. Когда тот на него посмотрел, он, не стирая с лица раздражающей улыбки, кивнул головой, приглашая остаться с ним наедине.
– Послушай, твой товарищ в опасности, – сразу выпалил лингвист, едва они со стариком отошли от стола.
– Кто? О чём ты? Не понимаю, – Петрович, которого уже было необходимо поддерживать под руку, растерялся.
– Михей, вояка, который смотрит на меня как на добычу. Ему не в мою сторону надо с опаской смотреть. Не в мою.
– О чём ты? О какой опасности ты говоришь?
– Пока не знаю. Она хорошо скрывает свои мысли, зная, что я без труда их прочту. Отмечу, что она достаточно хороша в этом. Её разум, даже будучи нематериальным, весьма силён.
– Стой, я вообще ничего не понимаю. Не понимаю я, слышишь! Ты про Анну, да? Разве то, что она думает, не является её речью?
– Отнюдь. Во-первых, вы практически не владеете данным навыком. Вам мысль необходимо выдавать направленно. Если она просто о чём-то размышляет, не концентрируя на вас поток, вы, вероятнее всего, вообще ничего не заметите. А я замечу. И пойму её мысли, как вы понимаете речь друг друга.
Петрович потряс хмельной головой, почесал бороду и спросил:
– То есть в присутствии, скажем, десяти человек она способна «сказать» что-то так, чтобы услышали не все? А только те, в кого она мысль концентрировала, либо те, кто умеет мысли сканировать, как ты?
– Да. Причём она общается без использования языка. Видимо, на телепатическое общение они перешли несколько поколений назад.
– С ума сойти! – воскликнул старик. – А почему ты считаешь, что опасность нависла именно над Михеем?
– Он постоянный объект её мыслей. Пока не знаю, каких именно.
– Так, может, он просто ей нравится?
– Не думаю. Когда я только появился здесь, она жутко запаниковала. Едва бы она стала скрывать мысли о получении тела и уединении с любимым. Одно моё присутствие беспокоит её. Значит, есть что-то, чего ей не хотелось бы обнародовать. Конечно, есть вероятность, что Михей ей тоже симпатичен, а скрывает она совершенно отстраненные мысли, но мне кажется, это не так.
– И что ты предлагаешь? – задумчиво спросил Петрович.
– Поговори с ним. Попробуй его предупредить. Я с ним поговорить не смогу, Анна наверняка вмешается. Пусть хотя бы будет осторожным.
– Мы тоже будем за ним приглядывать.
– Я постараюсь подгадать момент и «прочитать» её. Но, повторюсь, она хороша, всё как в тумане, при этом отстранённые мысли направляет вам. Высший пилотаж! Она бы нам пригодилась!
Тарас Петрович вонзил в Ивраоскаря прищуренный взгляд:
– При первой встрече ты показался мне невероятно глупым. А теперь я и не знаю, что думать. Погоди. А как ты понял её мысли, если она не использует языка?
– Это сложно объяснить, сенсорное восприятие у нас почти одинаково, так как мы принадлежим к одному виду.
– Ничего не понял.
– Ты разговорил меня, старик. И утомил. Не злоупотребляй моим опьянением!
– Прошу! – взмолился Петрович. – Очень интересно.
– Допустим, перед вами лежит книга. Что твои глаза, что мои – они передадут одинаковый сигнал для мозга. Далее мозг анализирует этот сигнал, сравнивает его с существующими в памяти и определяет предмет. Без всяких названий. Мы на этом останавливаемся. И уже понимаем, что это. Вам же требуется ещё одна ступень. Вы, знакомясь с определённым сигналом, присваиваете ему имя. И в дальнейшем, когда вы видите предмет, ваш мозг идентифицирует не только полученный сигнал, но и соответствующее ему имя.
– Мне надо срочно выпить! – вздохнул старик и направился к столу.
Ивраоскарь, улыбаясь, смотрел ему вслед. Фёдор и Тибо уже спали. Марк и Степан давно забыли, о чём спорили, и теперь горячо беседовали с Михеем. Петрович шёл нетвёрдой походкой к столу. Анны нигде не было видно. Лингвист, на мгновение стерев с лица улыбку, пробежал зрачками по обозримому пространству, а затем не спеша поплёлся за стариком.
Глава 4. Проблемы прошлого, проблемы настоящего
Тициан и Эстебан ненавидели шахматы, но ещё сильнее они ненавидели скуку. Раньше на их исследовательской станции работал «симулятор действительности», и они развлекались на полную катушку. То сражаясь за штурвалом истребителя в главных схватках Второй мировой, то пытаясь догнать мирового рекордсмена по плаванию, то отправляясь в столицу развлечений и игорных заведений, чтобы проиграть уйму несуществующих денег и покорить пару соблазнительных красоток. Однако с приходом энергетического кризиса запуск симулятора стал невозможен. Стало смертельно скучно. Книг не завозили последние лет пятьдесят, так как в них не было никакой нужды. Поэтому к спасению полярников нашлась запылившаяся коробочка с шахматами.
Эстебан почти всегда проигрывал, злился и проклинал тот момент, когда принял решение стать учёным. Он ведь мечтал о невероятных открытиях, способных перевернуть мир. Но его мечты разбились о жестокую реальность – он всего лишь сотрудник научно-полярной станции «Международная». Звучит, как кажется, солидно, но фактически это низшее звено в учёной иерархии.
Ежедневно он и его менее амбициозный напарник Тициан снимали данные с «Арчи» – робота исследователя. «Арчи» имел внушительную оснастку: снегоходная база, несколько светочувствительных камер и специальная система «анти-буран». Когда метель заставала его врасплох, он просто включал режим ожидания и после наступления затишья выкапывал сам себя. Основная цель «Арчи» – патрулирование метеостанций и снятие показаний приборов. Каждый раз, возвращаясь на базу, Тициан, либо Эстебан, извлекали модуль памяти и ставили «Арчи» на зарядку. После непродолжительного анализа данных, составления протоколов и отчёта «наверх» пара полярников продолжала умирать от скуки и совершенствовать навыки игры в ненавистные шахматы.
Так и сегодня «Арчи» в очередной раз издал привычный звук, похожий на вздох безумно уставшего человека. Тициан успокоил Эстебана: мол, ему не о чем беспокоиться, и он сам всё сделает. Однако уже через минуту, вернувшись с удивлённым лицом, Тициан пригласил своего напарника пойти взглянуть на «нечто увлекательное».
«Арчи» привёз на станцию наездника, которого, впрочем, уместнее назвать «налёжником» – кто-то бессознательно лежал сверху на роботе. Как он там оказался и как его не перебило пневматикой самовыкапывания – загадка, ответ на которую полярники планировали получить в ближайшее время.
Они внесли тело внутрь, развели слабый огонь в печи и влили неизвестному в рот несколько ложек сладкого какао. Сообщили о находке своему начальнику и стали ждать, когда незваный гость придёт в себя.
Не успели они сыграть очередную проигрышную для Эстебана партию, как их внезапный гость заговорил, причём на абсолютно непонятном для них языке:
– Где я? Я что, жив? Я жив! – радостно воскликнул человек и попытался встать.
Эстебан и Тициан остановили его и удивлённо переглянулись. Они никак не ожидали, что приблудившийся человек будет иностранцем. Полярники вновь связались с руководством и получили команду не отпускать подозрительную личность. Объяснять свои намерения они не стали, да и не смогли бы, скорее всего, поэтому просто связали его до прибытия руководства.
Неизвестно, сколько прошло времени – пять дней, может, неделя, прежде чем полярники услышали шум вертолёта. За это время Эстебан снял с заблудшего иностранца странный, но очень хорошо согревающий термо-костюм, вручив ему взамен обычную пуховку с хлопковым нательным бельём. Термо-костюм он, правда, тут же проиграл Тициану в шахматы и, разозлившись, дал затрещину пленнику.
