Вне себя

Глава 1

Утро треснуло меня по щекам. Утром всё случалось заново. Каждый раз как русская рулетка будущего дня. Глаза открылись и барабан настроения закрутился. Щёлк… щёлк… Остановка. Вдруг что-то резко выстрелило в меня: на вкус как тоска и уныние.

Утренняя рулетка. Ежедневный ритуал, в котором я, почему-то, стала всё чаще проигрывать. Последняя победа, пожалуй, была в детстве, когда такое оружие вообще запрещено держать в руках. Ты просто каждое утро радуешься всякой ерунде.

Моё сегодня снова мутное. Проснулась вместе с внутренним неудачником. Открываю глаза, но совершенно не хочу вставать. Просто лежу и чувствую, как этот внутренний гад нагло шарит по мне руками. Хотела бы я проснуться в другом месте или другом теле, но каждое утро я просыпаюсь собой. Иногда кажется, что я невыносимо устала от себя. Если можно было бы навсегда уйти из этого сознания, послать его как можно дальше, я бы точно это сделала.

Жаль, что это невозможно. Я навсегда прикована к апатичному скучному человеку и не могу сбежать. Будто извращённый стокгольмский синдром. Если бы это произошло, то это уже была бы шизофрения. Или как там называют это умные люди?

Почему я не устаю постоянно думать, особенно весь этот выматывающий бред? Поток бесполезных мыслей не оставляет моё сознание ни на минуту, он терзает его как раньше пытали пленных, он ничего не получает взамен, но никак не может остановиться.

Может однажды я сойду с ума. Окончательно. Может именно тогда я буду счастливой. Или может эти мысли просто от погоды. Да, пусть в моей жизни она будет плохим персонажем, который хочет заставить меня быть несчастным и каждый день в семь утра придумает план как это сделать.

Однажды я найду силы вступить с ним в борьбу. Мы торжественно встретимся, пусть это случится на какой-нибудь высокой мысленной горе; драматично посмотрим друг другу в глаза, разойдёмся в разные стороны, а потом снова встретимся взглядом. Он будет честным, а я схитрю и пристрелю его. Сегодня же бой уже проигран, точнее моя капитуляция совершилась сразу.

Много же накопилось сора в голове, однажды надо будет взяться и выкинуть его. Может даже сходить к какому-нибудь специалисту. Только не сегодня, потому что уже пора вставать.

***

Кстати, забыла сказать о том, что мои родители испортили мою жизнь. Я точно могла бы быть другой, не думать обо всём этом и вставать в хорошем настроении, но я выросла вялой и безынициативной. У меня нет талантов и своего мнения относительно жизни.

В школе во мне расцвела только одна вещь – синдром отличницы, который толкал на зубрёжку и высказывания лишь «правильного» для учителей и родителей мнения. Это мне удавалось, а вот в остальное время я была просто среднестатистической и абсолютно обычной.

Я всегда боялась что-то предлагать или высказывать. Вдруг моё мнение оказалось бы слишком индивидуальным и мне пришлось бы его отстаивать. Да и ведь и так глупо отстаивать то, чего нет.

Точнее оно просто дублирует тысячи других людей или оправдывает чьи-то ожидания. Например тех, кто находится в данный момент в моей жизни или в какой-то конкретной комнате.

Мои вкусы также не были оригинальными. Помню блокноты и тетради, которые превращали в этакие анкеты-опросники. В этих анкетах нужно было писать свои любимые блюда, цвета, музыкантов. Мои ответы просто дублировали чьи-то. Теперь уже, правда, не помню, было ли это из желания подражать более интересным и популярным подругам, или от того, что своих пристрастий попросту не было.

Мне кажется, что если бы меня заставляли делать что-то важное, как моих подруг, подталкивали бы к разным занятиям, заставляя учить английский или ходить в музыкальную школу, то я смогла бы вырасти в успешного человека. Меня же не отводили на кружки, давая возможность бесполезно тратить время на игры дома. Подруги теперь так многого добились в этой жизни, а я молча выглядываю по сторонам из-за своего компьютера в офисе и утыкаюсь в спину их успешной жизни. Не могу пройти дальше и тихо завидую, продолжая тратить своё время на «игры».

Хм, а может я стала такой из-за того, что меня подавляли? Всё детство мне нельзя было лишний раз сказать своё слово, задать какой-то вопрос. Плюс ещё эти вечные манипуляции от мамы и бабушки… Бабушка, например, вбила мне в голову одно – если я что-то сделаю не так, она не будет меня любить. Каждый раз, если ей что-то не нравилось в моём поведении, она говорила мне: «От любви до ненависти один шаг. Ты свои полшага уже сделала.» Эти волшебные полшага никогда не сдвигались дальше, оставляя пространство между любовью и ненавистью всё таким же постоянным, но меня это до трясучки пугало. Я плакала, и всегда просила прощения.

Да, на меня никто не давил если я ленилась или теряла интерес к хобби. Никто не учил меня тому, что нужно не бросать, если не получается, не сдаваться, если что-то идёт не так. Всегда всё оставляли так, как есть.

Вот теперь близится моё стабильное тридцатилетие. Я продолжаю жить со своими родителями в обычной панельке, которая больше похожа на духовку, старающуюся уморить жарой каждое лето. У меня есть обычная работа и самая обычная жизнь, которая вяло тянется между офисом, просмотром сериалов и редкими увлечениями, иногда заканчивающимися ещё до того, как решила ими заняться.

Иногда я думаю о смерти. Точнее, я вижу, как со мной что-то происходит. Поэтому я не люблю высокие этажи и балконы. Благодарение высшим силам, что мы живём всего лишь на втором этаже. А вот работаю я высоко, поэтому каждый раз при взгляде из окна у меня мелькает быстрый образ того, как я прыгаю или просто случайно лечу вниз. Либо стоя на пешеходном переходе вижу себя, шагающую под машину. В голове сразу темно, только плачь родителей и похороны. После этого ко мне прокрадывается чувство тоски: этакий чёрный, обволакивающий тлен с привкусом чего-то таблетно-горького. Мама говорит, что меня стоит отвести к психологу. Пугала этим ещё с детства, но почему-то всё не отводила. Теперь же скопилось столько всего, что это уже не поможет.

Наша семья живёт самой обычной жизнью: у всех какая-то работа; будни сменяют выходные, а те снова переходят в будни. Что-то происходит каждый день, но ничего важного. Обычная семья, а мне всё равно иногда кажется, что я – лишняя. Мама красивая и упорная, папа спокойные и рассудительный, а я болтаюсь в каком-то вакууме. Иногда я представляю себе, как мама зовёт меня вечером на кухню и говорит: «Мы тебя удочерили. Я не знала как об этом сказать, но теперь смерть пришла, а ты не можешь исправить даже это… Даже здесь твои ДНК не помогут. Можешь собирать свои вещи и сваливать из нашего дома». Сердце стучит так быстро, что начинает тикать даже в висках. Обида переполняет меня и вытекает в глаза. Плачу, но собираю вещи и ухожу навсегда куда-то в пустоту.

Чужая девочка, которая так и не стала обладателем талантов. Теперь могу податься только к бабушке…

***

Бабушка. Не ласковая женщина послевоенной закалки. Именно поэтому мне до сих пор забавно и непонятно, как к ней смогло приклеиться ласковое прозвище – Бабу. Никто не помнит, откуда оно пошло, но с уверенностью могу сказать лишь одно – это самое милое, что в ней есть.

Детские годы неразрывно связаны толстой прочной нитью с Бабу и её небольшим и не самым ухоженным домиком. Он топорщился недалеко от центра города. Маленький и деревянный, этот домик всегда напоминал всем моим детским друзьям дачу, хоть и находился в таком выгодном месте городе. Именно там были содранные коленки и шрамы. И именно там была вся куча домашних животных, о которых обязательно расскажу позже. Бабу и её жуткий домик – это не просто время и место, это целый ворох разных историй. Многие вспоминать не хочется, но какая-то часть, я уверена, всё-таки проскользнёт на эти страницы.

***

Как уже успела упомянуть, бабушка самый едкий персонаж в нашей семье. Всегда пытается всех заставить исполнять её пожелания, всегда знает как лучше и безапелляционно учит жизни. Она как Гитлер – безустанно трудящийся над тем, чтобы ломать волю и навязывать свои принципы.

Бабу ненавидит чужих людей, искренне считая всех, кто не входит в круг нашей семьи, заклятыми врагами и дураками, не знающими как нужно жить. У неё в голове есть список недругов, который запросто пополняется новыми людьми. Логики в нём нет, а значит попасть туда может каждый. Думаю, папа сразу оказался в этом списке, а мы с мамой периодически ходим где-то рядом. А может и мы уже давно там, просто кровные узы спасают нас от гнева этой желчной женщины.

Бабушка периодически «чудит», прекрасно владеет интернетом и убьёт любого незнакомца за «своих». Для завершения портрета стоит лёгкими мазками набросать её внешность. Немного страшно описывать её, вакансии в список всегда открыты. Но всё же пару слов стоит о ней сказать.

Она очень похожа на своих братьев и всех остальных родственников по мужской линии. По крайней мере, так говорит мама. Её излишне крупные черты лица и большая голова достались Бабу от семьи. Твёрдый характер же, как уверяют астрологи и те, кто верит в эту чушь, достался ей от звёзд. Поэтому если вы тоже в это верите, то она самый настоящий «телец».

Волосы Бабу уже давно поседели, но остались такими же густыми и сильными как в молодости. Хрупкой она никогда не была, но и лишний вес не рискнул к ней подступиться даже с возрастом.

***

Мама-папа. Для меня они, скорее, как один большой человек, который изощрённо пытается всё контролировать, раздавая непрошенные советы мне и Бабу, а ещё, конечно, выступает в роли критика. Если рискнуть и рассказать пару слов отдельно об отце, то возникнут сложности. Ведь он – небольшая мамина тень, которая почти никогда не спорила ни с кем из женской части нашей семьи. Вся харизма досталась маме и бабушке, которые себя всегда считали самыми мудрыми и беспристрастными.

«Запомни, от нас мужчины уходят только в могилу» – говорила мне иногда мама, повторяя слова Бабу. С этим приходится согласиться, ведь именно так поступил дед, а до него, ещё несколько дедов. Папа в этой не верил, но, кажется, на самом деле всегда боялся этого вымышленного проклятья и на всякий случай старался не спорить. Глядя на него, видишь смирение человека, попавшего в печальные обстоятельства и точно знавшего, что выпутаться не получится.

Все мы можем спокойно уживаться, но с каждым годом чувствую всё большее давление своей странной семьи. Может однажды и я наконец-то выпорхну из гнезда, которое стало мне мало уже много-много лет назад.

Последний персонаж моей истории – Дюк. У него есть обычное, человеческое имя, но всех нас он только Дюк. Кажется, я уже не помню его другого имени. Почему он стал себя так называть? Возможно, потому что считает, будто это делает его круче.

Это не так. Его жизнь такая же простая, как и моя. Между нами нет захватывающего, геройского или даже просто джентльменского. Но всё же это мой парень уже почти два года. И я всё ещё не знаю, люблю ли его и зачем это всё нужно. Меня часто спрашивают – счастлива ли я с ним, а я не знаю, что сказать.

Я знаю лишь то, что не хочу быть одна. Это самое худшее, что может быть в жизни женщины. Одиночество и осуждение от знакомых, которые уже давно замужем. Может они не слишком счастливы, но зато они точно могут не бояться пересуд. Их никто никогда не станет называть старыми девами. Несколько лет мама постоянно спрашивала меня о том, когда же я выйду замуж. И я должна наконец-то выйти замуж. Дюк созреет и мне будет для кого-то готовить, хотя меня уверяют, что готовить я не умею. С другой стороны, делать что-то только для себя – эгоизм. А мама и бабу всегда говорили, что я не должна быть эгоисткой.

Иногда, если я вдруг думаю о том, что может подыскать кого-то получше, я представляю себя в шестьдесят лет. Мои волосы уже с проседью, лицо в спешке за лучшими годами потеряло прежний овал, а брови интимно соединились наконец-то обретя друг друга. Вижу эту грустную пожилую женщину с кучей кошек, а может и всего одной, но какая-то живность точно есть. Она сидит за ноутбуком, немного ссутулившись, так как тяжесть этих лет отпечаталась окончательно на обрюзгшем теле. Она ест печенье, и крошки валятся изо рта на пол и клавиатуру, а часть, возможно уже навсегда, осталась в складках застиранного халата.

Ноутбук мельтешит яркими картинками. Но вдруг – женщина чувствует, что не может дышать. Дурацкое дешевое печенье встало прямо в горле, оно слишком сухое, чтобы пройти дальше, оно быстро наполняет крошкой лёгкие.

Старая версия меня вскакивает, хватает руками воздух, точно, как в фильмах. Пачка с печеньем летит вниз, а за ней и я падаю на пол, задевая головой десятка два острых углов. Они давно задумали убить меня и теперь дождались своего часа.

Моё лицо уже начинает немного синеть, а я перестаю дышать. Мой труп никому не нужен, как не нужна была и я сама. Одиночество пенсии, внуков нет, мужа и детей нет. Меня начинают глодать кошки, потому что их еда уже закончилась. Теперь я – их единственная возможность выжить.

Найдут меня через пару недель, а может и дней, если повезёт. В квартире вонища и беспорядок. Что смогла увидеть со стороны? Только отвращение на лицах тех, кто это обнаружил. На них не было даже жалости.

Картинка постепенно растворяется в мыслях. Всё-таки я определенно люблю Дюка.

Может быть даже стоит рассказать и про себя пару слов, больше не получится. У меня самая стандартная внешность: коричнево-зелёные глаза, которые иногда чуть больше коричневые, а иногда больше зелёные. Почему-то они, как и я, так и не определились в этой жизни. Если была бы возможность выбрать, то я бы выбрала зелёные глаза. Когда-то прочитала в журнале, что они самые редкие.

Немногочисленные волосы очень тусклые: серого оттенка, словно на голове кто-то оставил мышиные шкурки. Однажды увидела у одной девушки описание таких же волос как мои, что этот благородный оттенок можно назвать исконно русский. Будто волосы отдают холодом остывшего пепла. Никогда не читала больше чуши. Считаю что нужно быть реалистом и трезво оценивать то, что у тебя есть, не напуская на неказистую внешность нелепости поэзии.

Я всю жизнь мечтаю о том, чтобы покрасить их в какой-то другой цвет, но мама говорит, что мои волосы и так слишком тонкие, не дай бог их травмировать краской. Да и угольно-чёрный точно будет меня старить, а блонд сделает бледное лицо более болезненным.

Кстати, на верхней губе, справа, у меня есть небольшой шрам. Хотелось бы иметь красивую историю о его возникновении, но всё вышло банально и неуклюже. Просто в глубоком детстве я так неудачно пробороздила ковёр лицом, когда пыталась изобразить грацию гимнастки. На полу был разбросан какой-то конструктор, который и собрала моя губа. Пришлось ехать в больницу и после ходить с огромной некрасивой болячкой. На детских фото того времени я постоянно прикрывая рукой рот, чтобы скрыть этот позор.

Как уже и говорила, в детстве я копировала всех, чтобы не выделяться. И в этом отлично преуспела. Сейчас я могу назвать себя золотой серединой всех тестирований. По-прежнему не люблю спорить и ненавижу выскочек, привлекающих внимание.

***

Мама всегда говорила, что у меня плохая фигура, слишком плотная, а ещё, что у меня очень плохие волосы и наследственность. А Бабу говорит, что у меня достаточно плохое здоровье, поэтому я стараюсь обходить стороной спортивные залы. Да и когда-то я пробовала пилатес, но него всегда так болела голова… А как-то раз меня так сильно укачало на велосипеде, что прогулка закончилась тошнотой прямо в дверях лифта. В общем, я окончательно поняла, что это не моё и постаралась смириться с отражением в зеркале, которое всегда вызывает чувство тоски и даже ненависти.

Хотя, вот недавно я узнала, что от мороженого нельзя простудить горло и почувствовала, что меня всё детство обманывали. Сотни разогретых до жидкого состояния мороженых сразу тихонько подняли внутри меня бунт за то, что Бабу учиняла над ними такую расправу. Захотелось сразу съесть миллион холодных йогуртов и мороженого, но боязнь заболеть засела слишком глубоко. С другой стороны, может врачи пытаются нас обмануть и нагреть свои карманы на наших простудах. Бабу вряд ли стала бы мне врать, так что пойду подогрею творог, зима всё-таки.

Глава 2

Праздники кончились, а вот морозы нет. Зима разбрасывала минусы всю ночь, а потом совсем озверела и начала стучать морозом в стекло. Кажется, мне в темноте виделся её наглый оскал. Я слышала, как она щурится, смеётся и хищно щёлкает белоснежными зубами.

– Как же не хочется идти на работу! – сказала я вслух, констатируя очевидный факт и сморщив губы так сильно, что они начала напоминать попу кошки.

Пустая квартира никак не отреагировала на моё восклицание. Дома давно никого не было – остальные уже ушли на работу.

Даже в сумраке комнаты не хотелось открывать полностью глаза и окончательно просыпаться. Руки шарили в темноте, в поисках телефона, чтобы ещё раз удостовериться, что сегодня точно рабочий день и что обязательно нужно вставать. Глаза пришлось насильно открыть, заставить себя встать и почти пинком отправить на кухню – варить ежедневную овсянку. Причём на это важное дело я могла отдать пожертвовать только одну рука; вторая пригодиться для экспресс-макияжа. Если не успею накраситься, то все коллеги опять будут меня спрашивать – не заболела ли я.

Самое забавное, что какой-то момент утренних сборов почувствовала, что заболеваю. Хм, а ведь и первые мысли спросонья были именно такими. Точно, теперь чувствую: тяжёлая голова, нос заложило, да, ещё и горло определённо чешется. Да, точно заболела. Печально, ведь уже почти собралась. Но всё равно придётся звонить на работу.

Магическим образом телефон быстро оказался в руке. Сидя на не заправленной кровати, будто она точно знала, что я сегодня к ней вернусь, я начала нервно чесать кожу головы. Всегда переживаю, когда нужно решать какие-то неприятные ситуации. Вдруг на работе запретят остаться дома или начнут задавать какие-то вопросы. Но звонить надо.

А может и не надо? Не так уж мне и плохо. Могу просто пойти на работу. С другой стороны, явно начинаю болеть и могу же заразить кого-то. Всего один или два дня дома и никому не сделаю хуже. Точно надо звонить. Надо спросить у мамы, она точно знает, стоит остаться дома или нет.

Пишу сообщение, а сама нервно кашляю рядом с телефоном, набирая усердно текстовое сообщение. Мама отвечает быстро, мама, конечно же, советует идти на работу и не придумывать глупостей. Мама, как всегда, хочет, чтобы мне было плохо. Лишь бы я только не сидела без дела! Где была её твёрдость в моём детстве? Лучше напишу Бабу.

Бабу ответила не сразу. Я начала переживать, что она так и не ответит и придётся плестись в офис, потому как время на раздумья практически ушло. Почти начав заправлять кровать, я услышала спасительный звук сообщения. Взяла телефон и радостно выдохнула. Бабу посоветовала лежать дома и скорее поправляться. Предложила завезти мне лекарств и какой-нибудь еды.

Другое дело. Лекарства от Бабу мне не очень нужны, она всегда начинает перебарщивать с заботой, а вот от еды я бы не отказалась. Чтобы такого попросить… Может тех самых сложных бабушкиных котлет или суп. Может сырники?

Ой, нужно же позвонить на работу. Или может просто написать… Конечно написать. Вдруг я могу отвлечь директора от чего-то важного. А так предупрежу и всё. Думаю, не будет проблем. Сообщение мгновенно улетело.

Обратное письмо от начальника отрываю с трепетом. Уже придумываю как начать ему доказывать, что я практически смертельно больна, но он просто написал: «Понял, поправляйся. Будет что-то срочное – свяжусь.»

День дома, но ощущения как у школьника, прогуливающего школу. Внезапное чувство стыда колет как ночной мороз. Хотя нет, это определённо температура. Чувствую, как жар распаляется по щекам и хлещет меня, чувствую мороз в пальцах и мурашки даже под тёплой кофтой. На градуснике уверенные «37». Хорошо, что осталась дома.

Одеяло укутало меня и заново отправило в сон.

***

В бреду болезни, растянувшейся в итоге уже на три дня, выходные прокрались как-то незаметно. С их приходом ушло и чувство стыда за то, что я не на работе.

Да и так приятно совпало начинающееся выздоровление с приходом субботы, что не смогла сдержать улыбки облегчения. Просмотр фильмов можно теперь запустить в режиме нон-стоп, не переживая, что кто-то посмеет нарушить священный покой работой. Кстати, Дюк за эти дни не появлялся совсем. Кажется, даже не писал, а, между прочим, мне было очень плохо. Если бы я оказалась в больнице, он бы даже не узнал и не навестил.

Жаль, что Новый год уже прошёл, нет возможности остаться дома и не выходить в понедельник на работу. Время чудес закончилось. Кстати, Дюк же уехал на новый год к друзьям, кататься на лыжах. Мне там делать со своим здоровьем нечего, хотя умудрилась простыть и здесь. Может он просто ещё не вернулся и поэтому не выходит на связь? Интересно, а он поздравит меня с праздником или будет как в прошлом году?

Наверное, мы просто наскучили друг другу. Поразительно, как быстро это происходит. Казалось, что он был во мне заинтересован вначале, хоть и начались отношения больше по моей инициативе. Когда-то в начале всё было не так уж плохо. Местами проскакивало что-то вроде романтики и привязанности. Временами казалось, что это самая настоящая любовь.

Помню первое свидание. Было холодно. Дюк предложил прогулку, а я каким-то чудом уговорила на кафе, потому как для меня погода не очень подходила. Место, куда мы пошли, было недорогое, но уютное: этакий азиатский шик, с аутентичным интерьером и персоналом. Дюк сразу сказал, что не понимает, как можно тратить много денег на еду, но всё же учёл моё желание не бродить по улицам в такой холод. Мы встретились вечером, в одной из уединённых частей города. Мы ели палочками необычную вкусную еду и разговаривали.

В тот первый раз говорили очень долго и даже держались за руки. После еды Дюк отвёз меня к себе. Насыщенный вечер закончился первым поцелуем и первым сексом. Утром было немного стыдно – до этого никогда не позволяла себе ничего подобного на первом свидании. Дюк же был привлекателен и настойчив. Я просто не смогла отказать. Пришлось, правда, уезжать от него поздно ночью. Этот подлец, видите ли, не мог позволить мне остаться, но я подумала, что это начало отношений, которые обязательно перерастут во что-то хорошее.

После этого дня он не писал несколько дней. Конечно же, я сильно тревожилась и написала первой, но в итоге оказалось, что он просто заработался и уже собирался мне писать сам. Мы снова встретились, но на этот раз сразу у него. Меня всегда удивляло то, как быстро он впустил меня в свой дом и своё сердце.

***

Мы с Дюком всегда были разными. Мне было неловко говорить своё мнение, ведь оно могло обидеть кого-то. Поэтому я редко говорила о том, что чувствую. Дюк же всегда потрясающе честно выражал свои мысли, не боясь задеть меня или своих друзей. Он просто об этом не думал и чувствовал себя при этом прекрасно.

Если вдруг счёт за обед или ужин оплачивал он, то потом долго рассуждал на тему того, как все любят быть феминистками, хотят везде и всюду отстоять свои права, но при этом никогда не хотят платить за себя в кафе, тут же перекладывая ответственность на мужские плечи.

– Считаю, что женщина должна уметь сама себя обеспечивать. – говорил он в такие моменты. – Неприемлемо сидеть на шее мужа.

– А если он больше зарабатывает? – говорила я, а потом резко понимала – это точно не то, что ему хочется услышать. – Хотя да, ты прав. Я тоже считаю, что нужно одинаково вкладываться в развитие семьи.

– Мужчина не должен один брать на себя всю ответственность. С чего мне всех подряд кормить и одевать?

Тут ведь как можно спорить. Может кто-то поумнее и смог бы, а я соглашалась, даже несмотря на внутреннее возмущение.

***

Помню второе и третье свидание. Он уже чувствовал меня своей. Претензии и советы по поводу моей внешности и характера проскальзывали между нами всё чаще, будто он сажал на меня холодных тяжёлых змей. Но я почему-то радовалась, казалось, что ему просто слишком хочется сделать меня лучше, а значит ему не наплевать.

«Тебе не очень идут яркие помады. Все женщины с таким макияжем выглядят пошло и дёшево. Ты же не проститутка.»

«Не делай эти дурацкие косы, тебе же не двенадцать.»

Иногда Дюк даже раздавал советы по гардеробу.

«Тебе не стоит выбирать такие открытые платья с твоим размером груди. Выглядит так, будто я иду рядом с парнем.»

«А у тебя есть длинные платья? Это слишком короткое. В нём ноги смотрятся огромными».

Когда он рассуждал о моей внешности или комментировал кого-то ещё – его глаза начинали красиво светиться. Мне нравилось видеть этот огонь, зажигающийся яркой точкой, пусть и немного нездоровый. Я не была с ним согласна во всём, но мне было не принципиально иметь свою точку зрения на каждый вопрос, а спорить я всегда ненавидела.