Как этой женщине удается угадывать все мои подсознательные мысли? Она телепат? Или я настолько хорошо читаем?
– Ты здесь работаешь? Или работала когда-то? – задаю очередной вопрос прежде, чем мы входим в просторное помещение. Диана разворачивается ко мне лицом, обхватив пальцами косяки, и, чуть качнувшись вперед, мурлычет:
– Все может быть. Но разве сейчас это имеет значение? Располагайся, – она делает приглашающий жест, а я, все еще ничего не понимая, вхожу внутрь.
Ничего особенного. Та же круглая сцена, покрывая каким-то мягким светлым напольным покрытием: ковер или ковролин. Рядом валяются трамплины с батутами, а сверху под куполом установлена конструкция, от которой у меня все внутри сжимается. Канаты, веревочные лестницы, кольца, полотна из гладкой блестящей ткани и еще с десяток штук, пробовать которые я бы не решился даже под страхом смерти.
Лучше сразу пулю в лоб, чем ползти наверх без подготовки. Я же не идиот. Жить лучше, чем умереть.
– Подождешь меня? Сейчас переоденусь и спустимся, – Диана исчезает в проеме раньше, чем я успеваю что-то сказать. Пока озадаченно оглядываюсь со смотровой площадки, где сейчас нахожусь, невольно мелькает мысль о том, что мне тут нравится.
Надо было в детстве сбежать из дома в местный цирк. Возможно, был бы тупее, но чуточку счастливее.
Опираюсь на перила и перегибаюсь, рассматривая сам манеж. Рядом со мной болтается канат, и глупая мысль посещает голову – схватиться за него да спрыгнуть по-мальчишески вниз. Пальцы непроизвольно тянутся к жесткой веревке, когда воспоминания накрывают голову за секунду до того, как я соприкасаюсь с ней.
«Хорошие мальчики должны знать свое место», – слова дедушки в голове, а перед глазами лица родителей. Испуганный взор отца с мечущимся взглядом, пока грязный шнурок от кроссовка впивается в горло с силой. Рядом рыдает мать, качаясь из стороны в сторону и закрывая руками уши, будто не желая слышать мои хрипы, пока я цепляюсь пальцами за дорогой ворс нашего ковра. Он мягкий, но от постоянного трения голыми коленками кажется, будто подо мной наждачка, сдирающая в кровь кожу.
Не знаю, кого я в тот момент ненавидел больше: отца с его бездействием и страхом перед дедом. Самого деда или мать-шизофреничку, чей разум улетал в такие моменты погулять на несколько суток без прописанных таблеток. Она просто уходила в свой мир, становясь несущим бред овощем, а затем ее накрывало и она хваталась за любую вещь, устраивая настоящие истерики.
Тогда мне казалось, что Лена станет моим спасением. Тетка была единственным человеком, который жалел меня, слушая мои жалобы ночами и поглаживая по голове, пока я плакал у нее на коленях. Но в Аду демоны не бывают хорошими, одни просто лучше других притворяются.
Мне всего двадцать два, а семья украла из моей жизни пару десятков лет навскидку. Забрала все хорошее, оставив только уродливый искаженный мир перед глазами, где в людях я вижу их недостатки и они напрочь перекрывают достоинства. Я могу резать себя ножом, падать на землю, но не почувствую боли.
Такое ощущение, что я просто стою посреди комнаты с бетонными стенами, куда не проникают звуки и солнечный свет. Это неплохо, я в безопасности. Ложусь на холодный пол, смотрю в унылый серый потолок, день за днем проживая в каменном мешке. А где-то там впереди дверь, открывать которую мне совсем не хочется.
– Осторожно, так можно упасть и свернуть шею.
Длинные пальцы перехватывают мое запястье, и наши с Дианой взгляды встречаются. Она будто все понимает без слов, потому в ту же секунду заставляет меня вернуться на место. На ней черный топ в обтяжку да спортивные легинсы, обтягивающие стройные ноги. Темные волосы завязаны в хвост, и даже в таком виде Диана чертовски красива, а еще невероятно загадочна.
– Выдыхай, Никита, – шепчет она, удерживая канат и подходя ближе, накручивая его на руку. – Здесь никого больше нет: только ты и я. Выброси все из головы, вдохни полной грудью. Дай себе право обо всем забыть.
Я открываю рот, чтобы спросить, о чем речь. Но в затем в ужасе выдыхаю воздух, стоит ей забраться перила так ловко, словно маленькой обезьянке. А после прыгнуть вниз, унося с собой не только мой страх, но и внезапно забившееся сердце.
Твою мать, кто ж так делает!
– Сдурела?! – ору на весь манеж, слыша хохот внизу и смотря, как она ловко перебирается по канату.
– Это называется «корд де волан». Не волнуйся, я знаю, что делаю, – отзывается Диана, подняв голову и смотря мне в глаза. – Спускайся на манеж, трусишка. Я ведь обещала дать тебе полетать.
И вот я зачем-то несусь вниз по лестнице. Видимо, чтобы убедиться, что эта чокнутая идиотка не разобьется на моих глазах в лепешку, пока заигрывает с канатом у самого купола. Не знаю, как он поднимается и спускается, видимо, там есть какой-то механизм с грузом, дающий возможность передвигаться так легко. Спустя несколько секунд она уже на манеже, держится за кольцо, на которое с легкостью перебралась с каната.
– Больная, – выдыхаю, хватая за гладкую холодную сталь, обтянутую чем-то вроде скотча, наверное, для удобства гимнастов.
Карабин с цепью выглядят надежнее веревки. Диана же просто улыбается, перебрасывая ноги, повиснув головой вниз, пока неведомая тяга тащит ее наверх вместе со мной. Она держится за счет своего веса без каких-либо страховок, и чем выше поднимается, тем больше я поражаюсь ее умению.
– Тебе все еще страшно? – мурлычет она.
Выше и выше, пока я не ощущаю, как мои ноги отрываются от земли. Всего пара десятков сантиметров, затем спрыгиваю, наблюдая за ней с земли. И внезапно понимаю, что тоже так хочу.
– Если я не хочу расшибить голову – это не страх. А инстинкт самосохранения, – огрызаюсь в ответ, с жадностью смотря на то, как кольцо делает оборот вокруг своей оси. Один, другой, и я не понимаю, как у нее там голова на высоте не кружится.
– Ты спрашивал, кто я такая?
Глава 11
Диана спускается вновь, спрыгивая с кольца, и я обошел канат, пока она дергает полотна, приглаживая ткань.
– Допустим, теперь мне интересно. Циркачка? Гимнастка? Исполнитель смертельных трюков? – вопросы сыплются, пока я наблюдаю за тем, как эта женщина со смешком ловко запрыгивает на висящую ткань, переворачиваясь в воздухе. Она удерживает себя одной рукой, обматывая ногу и поднимаясь все выше, выкручивая ткань в неведомые жгуты.
Играет с ней, садясь прямо в воздухе на шпагат и вновь провисая головой вниз, чтобы накрутить ткань на запястье. За всем этим я наблюдаю, открыв рот. Раскачиваясь из стороны в сторону, Диана показывает настоящий танец без музыки в воздушном пространстве над манежем. Невероятная сила, которая затрачивается на каждый трюк – это просто боль для меня лично. Я бы уже носом дважды поверхность пола пропахал.
– Когда-то давно я мечтала стать воздушной гимнасткой. Но жизнь – странная штука. Она дает нам шанс, а затем забирает его, не спрашивая разрешения, – отвечает Диана, на минуту зависнув в воздухе и обмотав полотно вокруг талии, держась за него рукой, и смотрит вниз на меня.
– Я бы хотела, чтобы у меня была вечность.
– Не хотелось бы жить так долго, – мрачно отзываюсь, поежившись. – Мне хватит и средней продолжительности.
– Ты просто спишь, Никита. Спрятался в раковину и не желаешь выходить, – смеется она тихо, а затем внезапно кричит:
– Лови! – и срывается вниз, едва не доводя меня до инфаркта.
Ткань раскручивается так быстро, что я едва успеваю оказаться рядом и подхватить ее раньше, чем она падает. Вместе мы оказываемся на полу манежа. Я на спине, считая цветные круги перед глазами, а Диана сверху, наклоняется, внимательно всматриваясь в мое лицо и улыбаясь.
– Точно больная, – сипло выдыхаю, раскинув руки и внезапно начинаю смеяться. – Окончательно чокнулась!
– Зато тебе весело, – хмыкает она, поднимаясь, протягивая мне руку. – Пойдем. Это не страшно.
Я секунду раздумываю над ее словами, после чего хватаюсь за тонкое запястье, поднимаясь на ноги. К черту все, сам же решился на эту безумную поездку.
– А теперь-то что?
– Теперь будем тренировать твое тщедушное тельце, мой мальчик!
Вы когда-нибудь пытались поднять собственный вес в воздух без подготовки? И не пытайтесь, помрете на первых попытках. Мне кажется, руки так не болели даже после двух часов занятий в спортзале, который я иногда посещаю для поддержания здоровья и формы после лечения от зависимости. Пытался исполнить хотя бы «вис» или, упаси Боже, «шпагат», и меня чуть не порвало на десяток страдающих Никитосов. На этих чертовых полотнах я больше напоминал бьющегося в истерике жирного неуклюжего пингвина, пытающегося улететь на юг, чем виртуозного гимнаста. Два раза сам себя чуть ими в мумию не замотал и с десяток раз упал, попросту не удержавшись даже двадцати секунд в воздухе.
Она считала. И смеялась, подбадривая внизу. Учила, подталкивала и снова хохотала, обходя мое изнеженное нелетающее тельце, безвольно валявшееся на полу.
С меня сошло десять потов и вытрясло остатки мозгов. И это всего-то за пару часов такой тренировки. Я даже не понял, в какой момент зал наполнился незнакомыми людьми. Поначалу они удивленно на нас косились, затем подходили здороваться, и каждый из них не преминул пошутить:
– Новичка учишь, Ди? Эй, пацан, давай, держись. Мы в тебя верим.
На пассажирское сиденье машины Дианы я не сел, а упал. Бутылка холодной воды была прижата к груди, но дрожащие пальцы даже не могли повернуть крышку, чтобы открыть ее. Загорская – я, наконец-то, узнал ее фамилию! – посмеивалась, забрав минералку, и с шипением открыла, подавая живительный напиток, от вкуса которого я буквально застонал.
– Вижу, тебе понравилось, – улыбнулась Ди, складывая на руле руки и внимательно наблюдая за тем, как я пью.
– Ненавижу тебя, женщина-дьявол, – бурчу в ответ, пытаясь отыскать в своей пустой голове хотя бы одну умную мысль. Ничего.
Организм так устал, исчерпав все ресурсы, что нервная система просто объявила внеплановый выходной. Типа завтра приставай со своими проблемами, сегодня я уже не онлайн.
