Что, если он заставит ее мыть свою «Бронко»? Велит тыкать палкой для мусора на мелководье озера Индиан, где каждая третья находка будет не просто куском резины, а шкурой того, кого она знала лично? Нет уж, спасибо!
Может, удастся прожить лето и без двенадцати часов общественных работ? В конце концов, чем ей это грозит? Шериф ее арестует? Не даст окончить школу? Джейд и так ее пока не окончила.
Украдкой вытащив из холщовой сумки грубый лоскут, Джейд пускает его по ветру и трусит, задом наперед, как бы показывая, какой она сознательный сборщик мусора, ведь улетевший лоскут надо обязательно поймать. Но тот ловко ускользает от палки. Джейд ловит его снова и снова, и вот уже из окна Харди ее, наверное, не видно.
Жизнь летнего дворника, да. Все великолепнее и великолепнее, пока великолепие не попрет наружу и она не взорвется солнечным светом от чистой радости, что бурлит внутри.
Это ложь только наполовину: ведь чем дольше ждешь слэшера, тем сильнее предвкушение. Снова и снова, наблюдая, как Лета Мондрагон выходит из маленькой элегантной «Ауди» и движется к причалу, где стоит похожий на сигарету катер «Умиак», Джейд так и тянется к ней, словно хочет предупредить, все объяснить, но не выдает себя ни единым жестом. Разве что глазами. Рано или поздно сказать все равно придется. Не потому, что Джейд собирается ее к чему-то подталкивать, просто из вежливости.
Джейд еще не вызвала Лету Мондрагон на разговор, потому что на сто десять процентов не уверена, что все происходит не только у нее в голове, что она не выдает желаемое за действительное. Может быть, во всем виноваты видеокассеты. Может быть, накопившаяся в ней ненависть ползком пробирается в мозг, красит мысли в черное, искажает восприятие реального мира.
Когда особые знаки появятся в небе, это и будет сигнал – началось.
Пока остается лишь наблюдать и ждать. Вот только… только на этот раз все непременно случится! Лета Мондрагон не появилась бы, не будь поблизости слэшера. Как иначе? Правда, не всегда ясно, кто появится первым – слэшер или последняя девушка, курица или чертово яйцо, но раз есть одно, должно быть и другое, и не важно, что раньше, а что позже.
Вообще-то Джейд знает, что должно быть первым: слэшер, конечно. Он является исправить ошибки прошлого, потом его заносит, и природа выталкивает на поверхность защитника, ставит заслонку, шлет силы в лице одной-единственной особы женского пола, своего яростного ангела – последнюю девушку. Она – единственный барьер, способный остановить слэшера.
Джейд больше не пишет трогательных заметочек для мистера Холмса. Тех дней уже нет, прошли навсегда. Теперь она участвует в слэшере самолично.
Удар ножом.
На сей раз мертвая птица. Через пластиковую палку Джейд ладонью чувствует мясо и сдавленный хруст и не прогоняет это ощущение, представляет, как распростерлась на земле рука отца, как цепляются за гравий пальцы, как непроизвольно дергается левый ботинок, а ушная раковина наполняется кровью. Левое ухо или правое – не важно.
В мусорной сумке на бедре мертвой птице не место. Джейд каблуком и острием палки выкапывает более или менее глубокую ямку под кустом возле почты. Сегодня суббота, там никого нет, и спрашивать, что она делает, никто не станет.
Она заталкивает мертвую птицу в ямку, засыпает землей, смотрит на потемневшую кровь на наконечнике из нержавеющей стали. В горле встает ком. Когда в рассказах, вспоминает Джейд, написано «нечем дышать», это как раз оно.
Отвернувшись, Джейд сплевывает длинную и вязкую массу. Все-таки не стошнило. Подумаешь, пташка! Молодец, Дженнифер, говорит она себе, отваги не занимать. Все тебе нипочем.
Чтобы прийти в себя, она обходит здание почты и сидит там целый час – измеряет время выкуренными сигаретами, и постепенно тени вокруг удлиняются, а температура понижается, вслед за исчезающим солнцем.
Допустим, она не явится вовремя в начальную школу Голдинга, чтобы вернуть палку для мусора – ну и что? Не засечет ее скрытая камера Фармы – подумаешь, великая проблема. Харди тоже не сидит в кабинете, он и не узнает, что она бездельничает. Отсюда она, если что, увидит его на воде, как он подпрыгивает на своем глиссере, купленном на страховые деньги, которые получил в свое время за смерть дочери.
Поймайте его, сэр, бормочет Джейд, имея в виду Клейта Роджерса – парня, с которым встречалась дочь Харди, когда она утонула.
А как звали саму утопленницу? Мама Джейд иногда называла ее по имени, словно, останься умершая в живых, весь город был бы другим, лучше – ходила бы эта девушка по улицам Пруфрока, и тот был бы таким, каким положено. А не таким, какой он сейчас.
Мелани, конечно.
Ее имя написано на бортах глиссера Харди – будь Джейд поближе, она бы разглядела. Впервые она произнесла это имя вслух, стараясь воспринять его как слово, а не нагромождение синих букв, прилипших к корпусу, классе во втором. Может, и в первом. Летом по традиции все дети, которые еще не слишком выросли, собираются на пирсе в купальниках и плавках, держатся за руки, а шериф Харди разъезжает перед ними на своем глиссере и, как сержант на плацу, рассказывает о правилах поведения на воде, чтобы лето было прекрасным и безопасным.
Дети дергаются, им охота сбежать, особенно когда он быстро поворачивает, запускает большой вентилятор и делает изящный пируэт на воде. Они ждут, в который раз затаив дыхание, но дышать им тоже надо. Джейд это прекрасно запомнила. Слева она держала руку Бетани Мэнкс, справа – Тима Лоусона, тогда она еще не была чокнутой девочкой-ужастиком, обычная девятилетка, у которой впереди целое лето.
А шериф Харди бубнил про безопасность на воде и медлил, медлил, и она едва не лопнула от предвкушения, да и все они, ждать больше просто не было сил, и Джейд помнит, как Харди пытался сдержать улыбку, потом положил палец на переносицу, подтолкнул на лоб очки-хамелеоны и наконец-то поднял дроссель лодки до упора, резко дернул руль – и окатил вереницу детей брызгами ледяной воды. И поехал, стоя в своем глиссере, все дальше и дальше, в глубь озера Индиан.
Это было лет через десять после того как тело его дочери прибило к берегу. Наверное, очки от солнца ему понадобились, чтобы никто не видел его глаз.
И вот он вытащил Джейд с мелководья, наверняка говоря себе – нет, в моем озере больше ни одна девушка не утонет.
Джейд вытирает глаза, а то краска потечет и ее подбородок посинеет как слива, и говорит шерифу, что сочувствует ему, честно. Ничего, он еще вытрясет душу из этого подонка Клейта Роджерса. Может, его друзьям тоже перепадет.
Она фыркает, прислоняется к стене почтового отделения и гадает, не явится ли слэшер на этот раз в облике местного полицейского, как расплавленный терминатор из «Судного дня». И тогда в новостях его так и назовут: «Судный день». Нет, скорее «Резня в глуши» или что-нибудь не менее оскорбительное.
Или нет: «Кровавый Лагерь, Часть 2». Потому что, как говорит Рэнди в «Крике-2», сиквелы всегда должны быть кровавее. Еще вариант: огромное существо примет облик Стейси Грейвс, и тогда подойдет «Озерная Ведьма сеет смерть». Звучит неплохо!
Но все это потом. Сейчас надо отметиться, только не поднимать глаз от пола, чтобы не наткнуться на одну из камер Фармы…
Джейд вжимается в стену, хватает мусорную палку и подносит к груди, губы сжимаются в тонкую линию. Мимо проносится джип, доверху набитый бывшими «ястребиными» чирлидершами. Он оказывается на одной линии с «Умиаком», и Джейд кажется: джип вот-вот врежется в катер, который на самом деле бороздит просторы озера, за блестящим хромированным штурвалом – Тиара Мондрагон, бедра обхвачены совершенно прозрачным саронгом из модного каталога, под ним черный купальник-бикини, на глазах, как ни странно, лыжные очки-консервы.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
