Снежинка на ладони
Юрий Ерошкин
Двенадцать историй о любви. Любви, которая может быть светлой и грустной, первой робкой и пришедшей уже в жизнь человека на закате лет, любви – способной изменить раз и навсегда…
Юрий Ерошкин
Снежинка на ладони
У синего моря
Он не понял, кто проснулся раньше. Однако первое лениво-сонное движения сделала именно Она. Потом, приподнявшись… нет, приподняв только плечо, Она потянулась к висевшему на спинке стула халатику. Но, тотчас передумав, убрала руку под простынку, подкатилась ему под бочок, уютно устроилась и затихла, блаженно вздохнув. Слов они не произносили, нежились в лёгкой дремоте и чувствовали, что это состояние полусна-полуяви у них сейчас общее, что они наконец-то вместе, что именно это томительно-сладостное единство и есть утреннее приветствие двух влюблённых.
Как здорово, что они приехали сюда! А ведь всё вышло случайно. У неё вдруг поменялся срок отпуска, а Он как раз покончил с хождением в должность и устроился в некую заштатную газетёнку в отдел писем, коих ему сразу надавали десятка два с лишним и обозначили срок рассмотрения: один месяц.
Денег у них было – кот наплакал, и ехать дикарями к морю, поступок, в общем-то, не слишком благоразумный. Кроме того, в этом приморском городке они никого и ничего не знали, догадывались, что в разгар сезона снять даже койку задача не из лёгких. Но им вопреки всякой логике повезло, довольно быстро они сняли небольшую комнатку и вдобавок примыкавший к ней чулан, причём не за такие уж большие деньги.
Им повезло…
Впрочем, нет, везение – это когда незаслуженно, им же досталась своеобразная награда за бесшабашную удаль.
В приоткрытое окно влетела популярная некогда песенка, в этот курортный сезон сделавшаяся вновь хитом:
У моря, у синего моря,
Со мною ты рядом, со мною,
И солнце светит и для нас с тобой,
Целый день поёт прибой…
Она завела руки за голову, сладко потянулась и сказала:
– Залежа-а-алась…
Первое слово в это прекрасное солнечное утро произнесла Она.
– Ну, уж.
– Нет, правда, залежалась, спина немеет.
– Массажик хочешь? – спросил Он.
Она скоренько перевернулась на живот, откинула простыню и уткнулась в подушку. Лица её видно не было, но каждый волосок на её затылке выдавал его выражение – лукавое, какое-то заговорщицкое. Она блаженно предвкушала единство, которое должно было сейчас установиться между его руками и её тронутой лёгким загаром кожей…
Едва касаясь её тела, Он гладил его то продольными, то круговыми движениями, разминал мышцы вдоль позвоночника, переходил на шею, ключицы, плечи и опять нежно гладил, с радостью первооткрывателя ощущал каждое её рёбрышко, спускался всё ниже и ниже…
Сколько ласки впитывала, и в тоже время источало каждая клеточка её роскошного тела! А когда он дошёл до бёдер, дыхание у него перехватило. И о массаже пришлось на некоторое время забыть…
Насытившись друг другом, они в сладкой истоме лежали, чуть прикрыв глаза. Её головка покоилась на его груди.
– Надо всё-таки вставать, – неохотно сказал Он.
Она быстро вскинула голову, сверкнула весёлым взглядом синих, как море глаз и в наигранной обиде надула губки. Он так и впился в них своими жадными губами. И вновь они забыли обо всём на свете…
– И всё-таки надо вставать. Что о нас подумает хозяйка? – прошло ещё с полчаса, прежде чем Она произнесла эти слова.
Они почти одновременно соскочили с кровати по разные стороны её и начали быстро натягивать на себя одежду.
Утренние часы – оказалось к их удивлению, что было-то ещё всего-навсего девять часов, – они всегда проводили на пляже.
Море…
На море они побежали в первый же день, как только сняли комнатку у миловидной женщины средних лет. Бросили вещи и поспешили на пляж. Море открылось им внезапно, из-за пригорка. И теперь каждый раз оно открывалось им так же внезапно, слепило синевой и каждый раз радовало взгляд.
Пляж уже был переполнен, они шли, словно по горной тропе, боясь невзначай наступить на кого-нибудь из загоравших. Им было всё равно, какое место им достанется сегодня, любимых мест они не завели, где-то ведь будет возможность пристроиться и ладно. Без разницы было, долга ли очередь к кабинкам для переодевания, на крайний случай можно было переодеться, обмотавшись полотенцем, искупавшись же, высушить купальные костюмы на себе.
Море…
Сколько бы не было людей на пляже, моря хватит на всех. Уж там на его синих бескрайних просторах они вообще никого и ничего не замечали, будто и не было вокруг никого. Заплывали ли далеко-далеко или же просто плескались поблизости от берега – они были вместе, а это было самое главное.
Вдоволь наплававшись, они лежали на мягком теплом песке и снова были только вдвоём, никого не замечая вокруг.
Лежать удобно в любой позе, касались ли они друг друга или нет, смотрели ли друг на друга или нет – они были вместе и были счастливы тем, что они вместе.
В середине дня, наскоро перекусив в небольшой, битком набитой людьми кафешке, они вернулись домой. Снятая ими комнатка – теневая, раскидистый каштан укрывал её от палящих солнечных лучей.
Он уселся за столик, разложил на нём письма и заставил себя работать: сроки, определённые редакцией для ответов корреспондентам, уже поджимали, но ни одного ответа написано ещё не было.
В минуты работы Он не любил присутствия рядом кого бы то ни было, это мешало, отвлекало. Но к ней это не относилось совершенно. Даже приятно было её неслышимое присутствие. Он знал, что Она не чувствует себя в эти минуты забытой, ненужной, обиженной невниманием. Забравшись с ногами в плетёное поскрипывающее кресло, Она с удовольствием смотрела, как он работает. То хмурит свои выгоревшие на южном солнце соломенные брови, то сосредоточенно глядит в потолок, как будто пытается там разглядеть самое нужное в эту минуту слово. А потом со скоростью хорошей машинистки стучит по клавишам небольшого ноутбука.
На вечер у них никаких планов не было. Да они почти никогда ничего и не планировали, это же скучно, жить по плану.
Они надумали прокатиться на экскурсионном пароходике. Но очередь за билетами, в которой все только и говорили, что на море порывистый ветер и холодно, а одна сердобольная мамаша старательно натягивала своему ребёнку панамку на самые уши, твердя: так нужно, сыночка, так нужно, напрочь угробила романтику морских путешествий, и от поездки они решили отказаться.
Впрочем, замена несостоявшемуся круизу нашлась довольно быстро. Они заприметили поблизости кафе-кондитерскую, почти пустую в это время. Зашли, уселись за свободный столик у окна и заказали торт: кремовый, воздушный, посыпанный тёртым шоколадом. Пусть мучное, пусть сладкое, объяснила Она своё внезапно вспыхнувшее желание, но живём-то один раз! Тем более Она не часто позволяет себе такие вещи. Что же касается фигуры… Ну, в ближайшие двадцать лет ей полнота не грозила.
Другой вопрос, могли ли они позволить себе такие расходы, торт стоил недёшево. А-а, оба беспечно махнули руками, живём-то и вправду один только раз! Главное, что им сейчас было хорошо. Они заказали кофе, какой-то лимонной воды и набросились на кремовый торт. А потом…
Кутить так, кутить! После поедания торта они почти час прогуливались по приморским бульварам и, набредя случайно на какой-то ресторанчик, откуда доносилась ненавязчивая музыка, заглянули и туда. Им хотелось посидеть на веранде, посмотреть на догоравший закат, послушать плеск волн…
Она первой вбежала по ступенькам и столик – им же не может не повезти! – свободный столик сразу нашёлся! И как раз на веранде! Они провели вместе весь день, и сейчас они были вдвоём, но как-то по-новому вдвоём. Как это – они вряд ли бы смогли объяснить. Да и к чему какие-то объяснения!
Всё казалось вкусным, а напитки, подаваемые кудрявым официантом с лицом забулдыги, прохладными.
На эстраде появилась певица. Не трудно было догадаться, что она будет петь.
…Прозрачное небо над нами,
И чайки кричат над волнами,
