– Я пришел приветствовать тебя, великий тсар, и твою прекрасную тсари. Я пришел поздравить вас со Слиянием четвертой принцессы. Но я опоздал к началу и не стоит нарушать порядок. Пусть сначала скажут те, кто собирались. Затем скажу я.
Арон, чья очередь была говорить, склонился перед тсаром в почтительном поклоне.
– Говори, великий воин Ягат Свирепый, прошедший Тысячелетнюю войну и бездну. Я с радостью уступаю тебе свою очередь, в знак уважения к твоим заслугам, которым нет числа.
***
Я подумала, что если Ягат Свирепый стоял у самых истоков Тысячелетней войны, то его заслуги должны сильно уступать прегрешениям. Помыслив так, я устыдилась, вспомнив, что Мать даровала прощение всему нашему народу и все участники Тысячелетней войны искупили вину.
Заметив, как благодарно отец кивнул Арону, я подумала, что сдержанность тэна порадовала его.
Ягат поблагодарил Арона кивком и заговорил.
– Я не умею долго и красиво говорить, как нынешние воины, – в голосе тэна прозвучала усмешка, мне даже показалось, что он не верит в то, что говорит, но тут же отогнала эту мысль, как недостойную.
Воин продолжал:
– Но я поздравляю тебя, тсар, и твою тсари, с великой благостью: Слиянием вашей четвертой дочери!
Я слышала о том, что есть среди тэнов иных Джаров есть те, кто считает тэнов выше, чем пери, такие никогда не разделят трон с женщиной. Я слышала также, что распознать их можно по одному признаку в разговоре: они всегда обращаются сначала к тэну, и только затем к пери. В нашем Джаре принято приветствовать сначала пери, из уважения к Матери Анахите, которая даровала женщинам-тэнгериям свою сущность.
Наставница искусства наслаждений любит повторять:
– Таким тэнам дай волю, и они поселят пери в отдельной половине дома, как принято кое-где на нижней земле. Там мужчины кутают женщин в немыслимые одежды, скрывая их прелесть от глаз и избегают смотреть лишний раз из опасения, что не смогут держать под контролем свою страсть. Сдается мне, если бы не страх быть опозоренными своей слабостью, многие тэны Вершины мира поступали бы так же.
– Но разве великие воины чего-то боятся? – спросила однажды я. – Не на нижней земле, а наши? Тэны?
Наставница погладила меня по голове и ласково пояснила:
– Конечно, милая, все, даже могучие тэны, имеют свои страхи. Они боятся показать свою слабость и несдержанность, боятся быть отвергнутыми пери, но больше всего тэнгерии боятся услышать Голос. Потому что знают, есть сила, которой не смогут противостоять.
Стоило вспомнить о том, с каким страданием на лице наставница говорила о Голосе, мне стало зябко и я поежилась. Тычок Лалы вернул в реальность.
Я снова уставилась на могучего темнокожего тэна, за чьей спиной стоит Арон.
– Но я пришел не только для того, чтобы поздравить тебя со Слиянием дочери, Оридан, – сказал тсар Блэр-Джар. Грядет вторжение.
Стоило прозвучать последнему слову, как на тронный зал, и без того тихий, опустилась гробовая тишина. Все прислушивались к каждому слову Ягата Свирепого.
– Во главе темных сил встал тот, кто хочет вернуть былое.
Ягат говорил глухо, отстраненно, словно его это не касалось, но мне подумалось, что не слышу в его голосе ни скорби, ни сожаления.
– Вторжение невозможно. Мы все подчиняемся сонму Семерых, – сказал отец, нахмурившись, и добавил: – И ты, Ягат.
– Да, – согласился тэн. – Но у того, кто поведет тьму, есть Голос.
В наступившей тишине было слышно, как каплет из чьего-то опрокинутого кубка.
Кап. Кап. Кап.
Мне показалось, что с капелью утекают последние капли привычной, безмятежной жизни, всего, что любила и единственного, что знала.
– Ты говоришь…
– О роге Аримана, – закончил за отца тэн и глаза его сверкнули огнем.
Пери и юные тэны иногда развлекаются страшными сказками на ночь, и мы с сестрами не исключение. Чаще всего сестры веселились, пугая впечатлительную Ракшми, но и у меня не раз сжималось сердце, когда говорили о таких, кто жалеет об окончании Тысячелетней войны и жаждет снова услышать Голос, который придет, чтобы повести нас за собой и завершить некогда начатое. Несмотря на детские страхи, до этого момента мне казалось, что все это не более, чем россказни. Но сейчас, глядя на темнокожего гиганта с огненно-золотыми рогами, в душе впервые шевельнулось сомнение в том, что наш народ до конца искупил вину и заслужил Прощение.
– Боги спрятали рог, – наконец, сказал отец. – Там, где темные силы его не найдут.
– Но если это правда, – возразил Ягат. – Нам нужно быть готовыми. К противостоянию.
– Это правда, – согласился отец.
– Поэтому я и пришел к тебе, Оридан Мудрый. Нам следует объединить силы. Вместе мы сможем противостоять.
– Мой меч – твой меч, – возвестил тсар. – Под могучей силой небес обещаю, что, если вторжение случится, мы будем стоять плечом к плечу. Слово воина.
– Этого недостаточно, – сказал Ягат, и мне было видно, как один из братьев вскочил с места.
Сердце екнуло, но брата тут же усадили обратно. Любой другой сейчас же искупил бы оскорбление, нанесенное моему отцу. Но Ягат был старше. Его Джар – один из сильнейших на Вершине Мира. И, может, с отцом они были на равных, но воин, стоявший у истоков Тысячелетней войны, обладает более весомым положением. Его слово главнее, и поэтому отец остался сидеть. Лишь по зеленым огонькам глаз всем было понятно, что слова Ягата оскорбили его, великого воина, давшего Слово.
– Чего же ты хочешь, Ягат? – спросил отец.
Тэн ответил:
– Я хочу скрепить наш союз Слиянием, – ответил тсар Блэр-Джар.
Я вспомнила слова отца о том, что ни одна из его дочерей не обещана и не будет, и взойдет на священный алтарь лишь по любви. Но одновременно и понимала, что угроза вторжения – не тот случай, когда можно торговаться. Видимо, так считал и отец, потому что сказал:
– Это справедливо.
Голова закружилась и Лала, почувствовав, что со мной неладно, сжала мою руку. Я слабо улыбнулась сестре, показывая, что я в порядке.
– Ты хочешь, чтобы я пообещал одну из своих дочерей? – спросил отец.
Ягат свирепый помотал головой, и, прежде чем отец успел что-то сказать, произнес:
– Я пришел за коралловой Рахаат. Пятой принцессой, Рахаат Сафирой.
Я успела заметить, как судорога пробежала по лицу Арона, прежде, чем перед глазами встала пелена.
***
– Силою небес! – прозвучал грозный голос, и я с удивлением поняла, что не потеряла сознание.
Арон сделал шаг вперед, но Ягат не шелохнулся и не повернул головы. Отец жестом оставил Арона на месте, запретив ему говорить.
