Сючжэнь радостно подхватила:
– Ага-ага, я поэтому и назвала ее Коричкой.
– Но где же здесь коричное дерево? Я не вижу.
– Да ведь я не здесь ее рожала! – Сючжэнь в этот момент уже заплетала мне косу, да так туго, что мне стало больно.
– Зачем так туго! – воскликнула я.
– Вот бы мне столько сил в тот день, когда я рожала. Когда она родилась, я совсем ослабла, впала в забытье, потом просыпаюсь – а Корички рядом уже нет. Сквозь сон я слышала, как она плачет, а открыла глаза – глядь: где же Коричка? Спросила у мамы, но она не успела ответить, тетушка ее перебила, подмигнула ей и ласково так мне говорит: «Ты вон как ослабла, а ребенок всё плакал, я и унесла его к себе, чтобы не беспокоить тебя». Я сказала: «Вон как!» – и опять уснула.
Тут Сючжэнь замолчала. Когда моя коса была готова, она продолжила:
– Мне показалось, что мама сказала тете: «Только ей не говори». Тут я уже встревожилась – что же случилось? Почему мне до сих пор ребенка не принесли? Неужели они его отдали… Или выкинули… Этого не может быть! Никак не может быть!
Я тем временем встала со скамеечки и повернулась лицом к Сючжэнь. Нахмурившись, она о чем-то задумалась, то и дело прерывала свой рассказ. Потом, понизив голос, сказала:
– Очень странно. Что же всё-таки случилось?
Когда она укладывала принадлежности обратно в шкатулку, я заметила внутри подаренные мною часики для Корички. Сючжэнь взяла часики и положила на ладонь.
– У Коричкиного папы есть большие карманные часы, да только он их в закладную лавку отнес, те часы. Не на что ему было домой вернуться, вот до чего бедность доводит! Я ему тогда не сказала, что понесла, он же всё равно через пару месяцев должен был вернуться. Он успокоил мою маму, что, как только приедет домой, сразу продаст свой земельный участок у горы, вернется в Пекин и женится на мне. А путь неблизкий, добираться сложно, если бы я еще сказала ему, что понесла, только добавила бы ему волнений! Ты не представляешь, какой он чуткий! И маме я тоже не сказала, что понесла, никак не могла решиться. Думала, всё равно он скоро вернется, вот поженимся и расскажу – подумаешь, какая срочность…
– Что понесла? – переспросила я.
– Под сердцем Коричку понесла!
– Ты же сейчас сказала, что в закладную лавку что-то там отнесли? – еще больше запуталась я.
– Понесла, отнесла, понесла, отнесла… Сяо-Инцзы, ты нарочно меня путаешь? Слушай и не перебивай.
Она взяла часики, которые я подарила Коричке, и, теребя их в руках, продолжила рассказ:
– Он уехал весной. В день отъезда погода стояла чудесная, он взял свой чемодан и не осмелился даже глаза на меня поднять. Земляки-однокашники провожали его до порога, поэтому нам толком поговорить не удалось. К счастью, мы вдоволь наговорились накануне вечером, когда я собирала ему чемодан. Он сказал, что в «Хуэйаньгуане» нормально не поживешь, и если будет возможность, надо ехать работать за границу. У него на родине земля неплодородная, ничего не растет, только батата посадили много, поэтому дома едят один батат: рис с бататом, кашу с бататом, лепешки из батата, лапшу с бататом, жареный батат. Неместные с непривычки от этой пищи на стенку лезут. Мне-то, северянке, от такой жизни будут одни страдания, вот он и не хочет меня туда везти. Оно и верно: я у родителей одна, мама меня и не отпустит, чтоб я один батат там ела! Он сказал: «Я, как и ты, родителей во всем слушаюсь. Вдруг мама меня не отпустит к тебе в Пекин?» Я ответила, что тогда сама за ним поеду. Проводила его за порог и увидела, как он сел в повозку рикши. Подняла я голову и посмотрела на небо: там парило белое облачко и неспешно, как лодочка по волнам, плыло куда-то на край света. Мне казалось, я сама плыву в этой лодочке, душа моя парила, словно позабыв, что у нее есть хозяйка. Проводив его, я вернулась в дом. Меня затошнило, голова закружилась, и я немного пожалела, что ничего не сказала ему. Хотелось его догнать, но было уже поздно. Проходили дни, он всё не возвращался, а мой живот становился всё больше, так что уже не скроешь. Мама начала меня расспрашивать, велела мне никому ничего не рассказывать, но чувство стыда меня не мучило. Я говорила маме, что он обязательно вернется, а если нет, то я сама за ним поеду! Мама зажала мне рот рукой и сказала: «Детка, не говори так, это же позор! Если он не вернется, нам нельзя об этом никому разбалтывать». И она отправила меня на остров Хайдянь, на родину нашей семьи. Рожать было тяжело, у меня не было сил. Я вдыхала аромат корицы, который залетал в окно, и думала, что если будет девочка, то назову ее Коричкой. Повитуха велела мне закусить косу и тужиться, тужиться. Наконец ребенок родился и громко-громко закричал!
Тут Сючжэнь тяжело вздохнула, лицо ее стало мертвенно-бледным. Вместо продолжения она сказала:
– Сяо-Инцзы, не жалко тебе твою третью тетушку?
– А третья тетушка это кто?
– Я! Ты же называешь Сыкана третьим дядюшкой, а я, значит, третья тетушка, так-то. Зови меня третьей тетушкой.
– Угу, – улыбнулась я.
Мне было немного неловко, но я обратилась к ней так, как она просила:
– Третья тетушка Сючжэнь.
– Если увидишь Коричку, приведи ее домой.
– А как же я ее узнаю?
– У нее, – Сючжэнь прикрыла глаза и задумалась, – есть розоватый бугорок, я увидела мельком, когда она родилась. А когда я уснула, то слышала сквозь сон, как мама сказала тете: «Гляди-ка! Сзади на шее прямо по центру печать греха, она не должна была приходить в этот мир, но выказала упрямство, Янь-ван разозлился и проткнул ей пальцем шею, прежде чем она спустилась в наш мир». Сяо-Инцзы, если увидишь у кого-то сзади на шее прямо по центру родимое пятно размером с палец, то это наша Коричка. Запомнила?
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
