– Вы же на стороне Драконов!
– Мы не на чьей стороне. И твоим скудным мыслительным органом не понять, что существует Порядок, Равновесие и План судеб. Драконы решили нарушить все три устоя. Во вселенском масштабе смерть Серафима предпочтительна, так как он и Стожар – заговорщики. Убить Серафима проще всего в Ландракаре, когда он уязвим. Ему – вечная слава, нам – Порядок, тебе… Мы и о тебе позаботимся!
– Я не стану убивать своего Дракона.
– Тебя не просят его убивать. Дело за малым: сохрани волшбу, в нужный момент промолчи, когда надо – отойди в сторону. Ты даже не представляешь цену награды за такую мелочь!
– Что может стоить жизни Дракона?!
– Мы можем сделать так, что ты станешь Заглавнем в Забывели. Не вернешься туда частью её, а по праву займешь её место. Проклятье! – пока Распорядитель говорил со мной, он, по всей видимости, забыл, что тело надо контролировать, потому что обе мертвые руки соскользнули со спинки стула и потянули тело за собой, на каменный пол лаборатории. От удара вставная челюсть Эстер вылетела и, сделав сложную петлю, приземлилась на другом конце комнаты.
Это досадное происшествие дало мне фору, и я метнулась к стеллажам, открывая поочередно все створки, ящики, пробки и крышки. Бесиво оказалось в непрозрачном флаконе с надписью «огнеопасно». Я его узнала по муругому с ртутным отливом цвету, по тошному запаху и по маревому облачку, что истекло, когда я открыла крышку, а ещё по ознобу в сердце и по сухости во рту.
– Фот …., ….., …..!
К тому, что Распорядитель Воплощений был до этого незрячий, так, потеряв зубы, он стал и шепелявым, однако я без труда разобрала несколько ругательств, которыми он меня назвал, пытаясь поднять тело. Самое невинное определение было синонимом слова «коза».
Я лихорадочно соображала, куда мне вылить бесиво. В канализацию нельзя – весь поселок потравлю, в горшок с цветами – герань жалко, в аквариуме рыбы, а выносить из лаборатории нельзя – вдруг меня остановят. И в этот момент я почувствовала, как ледяные пальцы скользнули сначала по моей щиколотке, поднялись вверх к колену, и закрутили узел из подола юбки. Я дернулась со всей силы, но захват у мертвого тела был на удивление крепким, ткань оказалась прочной, не помогло даже то, что я колотила по руке с синими пальцами картонной папкой, что подвернулась мне первой. Оставлять Распорядителю свою юбку я не собиралась, поэтому пришлось протащить тело за собой пару метров, чтобы добраться до ножниц, лежащих на стопке отчетов, и вырезать из подола кусок, зажатый Распорядителем.
Других вариантов, кроме как нарушить целостность алхимии, у меня не было. Я вылила в бесиво остатки кефира, покрошила туда пончик, бросила щепотку земли, добавила воды от рыбок, и, закрутив пробку, встряхнула волшбу на манер шейкера. Осторожно свинтив крышку, краем глаза опасливо глянула в бутылку: шел какой-то тихий процесс изменений, потому что цвет жидкости поменялся с темно рудого на фиолетовый. И тут не иначе как интуиция громко и внятно велела мне поставить флакон на подоконник, отбежать в дальний угол комнаты и отвернуть к себе узкую дверцу стеллажа.
В тот момент как я закрыла руками лицо, бабахнуло с такой силой, что вдребезги разлетелись все стекла в лаборатории – и окна, и пробирки, и склянки. Воздух в помещении стал горклым, едким, трудно было раскрыть глаза, но даже через этот чад было видно, что с пола до потолка вся лаборатория заляпана сочными фиолетовыми брызгами. Та часть моего тела, что не была прикрыта створкой шкафа, тоже окрасилась синюшными разводами. Когда я осторожно наклонилась над телом Эстер, стало понятно, что от взрыва Распорядителя, скорее всего, просто вынесло из человеческой оболочки, потому что передо мной лежала усыпанная битым стеклом мертвая старушка. Мне пришлось оставить всё как есть, потому что сирена, включившаяся минуту назад, надрывно и пронзительно велела мне убираться из разгромленной лаборатории.
Я выглянула за дверь и поверх завываний услышала гул голосов и топот десятка бегущих в мою сторону людей. Скользнув в лестничный ход, я буквально на секунду разминулась с персоналом больницы, чьи испуганные и возмущенный голоса заполнили всё пространство коридора. Бежать вверх по лестнице я не стала – всегда считала глупыми истории, где герои пытаются скрыться от преследователей через крышу. В подвал тоже не сунулась, просто вышла из-за угла и нарочито спокойным шагом миновала открытые двери лаборатории, тем более что к стоящим там людям я была повернута своей более-менее чистой стороной.
Несколько раз мне пытались оказать первую помощь, но я делала максимально трагичное лицо, слабо махала рукой в направлении, откуда шла, и этого было достаточно, чтобы человек отпускал меня и бежал на помощь другим, несуществующим пострадавшим. Почти у самого поворота в вестибюль больницы я увидела доктора, лечившего Эстер. Он сидел на месте дежурной медсестры и сосредоточенно измерял себе давление. Когда я подошла ближе, он даже не поднял глаза, и начал, видимо не первый раз, накачивать рукав тонометра. Через стойку был перекинут его белый врачебный халат. Я притормозила, выудила из карманов ручку, блокнот, пару скрепок и горсть карамели в шуршащих обертках, и, оставив всё на столе рядом с доктором, пошла дальше, сжимая в руке ворованный халат.
И в ту минуту, как мне удалось скрыть под белой тканью следы взрыва, меня окликнули. Сзади, откуда я пришла, стояли драконоборцы. Видимо, они уже знали, что произошло, потому что лицо Константина было искажено от ярости, да и Михаэль выглядел слегка расстроенным. Я ещё не привыкла к тому, что мой бывший напарник теперь в категории злодеев, поэтому непроизвольно подняла ладонь и улыбнулась ему в знак приветствия. То ли этот мой простой жест на что-то повлиял, а, может, воображение просто разыгралось, но в следующее мгновение, когда Константин ринулся меня догонять, Михаэль как-то неловко зацепился одним ботинком за другой, повалился вперед, хватаясь за воздух и спину своего спутника. При раскладе, что мужчина он крупный, падение Константина было просто неминуемо, как и то, что Михаэль придавил его ноги на пару секунд, мешая моему преследованию. Мне даже почудилось нашептанное одними губами «беги».
Особенно тяжело было бежать по скользкому песку. В глазах колыхалась пурпуровая пелена, уши заложило, щеки нещадно горели от сосудистого прилива, а мелкие камушки впивались в стопы через подошвы сандалий. Пару раз я оскользнулась и упала на ладони и коленки, измазав в сохнущих на прибрежной полосе водорослях рукава и подол белого халата. Но даже через червонные переблески в глазах я видела, что Серафим распахнул дверь дома, перескочил через все ступеньки одним прыжком и мчался сейчас мне навстречу. Когда он затормозил рядом, как на лыжах, проехав сандалиями по мокрости песка последние полметра, я могла только прошептать, сложившись пополам: «Распорядитель….».
Выражение лица Куратора изменилось в течение секунды от озадаченного до тёмно-смурого. Проследив за его взглядом, я обнаружила на своём больничном халате три расплывшихся кровяных пятна: один на животе, а ещё два чуть ниже локтевых сгибов. Серафим расстегнул халат и осторожно задрал пропитанную кровью блузку – на моём животе росчерком алела уже подсохшей корочкой глубокая царапина.
– Руки покажи.
Там дело обстояло хуже. Видимо, я не даже не почувствовала, когда мелкие осколки разлетевшихся от взрыва стёкол успели впиться мне в кожу предплечий. Как хорошо, что я сообразила прикрыть дверцей шкафа и руками своё лицо, потому, что все эти порезы ещё кровоточили, а в одном месте, ближе к запястью, на правой руке торчал кусок стекла.
– Это тебя так в больничке разукрасили? – Куратор оценил сразу всё мои повреждения: порезы, фиолетовые пряди волос, синюшные пятна преимущественно по правой стороне тела, разбитые колени, грязные ладони, кусок ткани, вырезанный из подола юбки и, полные мокрого песка и водорослей, разбухшие от воды сандалии.
Не дожидаясь ответа, он завел меня в кухню, заставил сунуть руки под кран с водой, резко вытащил стекло из руки, бросив его в раковину. Пока он искал что-то в кухонных шкафах, я в прострации смотрела, как кровь из царапин окрашивает воду в розовый оттенок, как кружится осколок в коловороте слива, тихонько постукивая о фаянс раковины. Куратор завернул краны, слегка промокнул кухонным полотенцем мои руки и, дав мне прочитать этикетку на бутылке, вылил жидкость прямо на порезы. Эту боль я хорошо прочувствовала, хотя до сих пор находилась в шоковом состоянии. Серафим ловко закрутил бинты от моих локтей до запястий, а порез на животе залепил куском лейкопластыря на зеленой марле.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
