Оказалось, стену чуточку демонтировали. Капнули ров слишком глубоко, и вода затекла под фундамент одного из домов. Тот расселили и пытались все починить. По сей причине мы очень быстро оказались на краю, где под нами вокруг небольшого озерца собрались мужики. В воде что-то плескалось.
– Я говорил, что там крокодилы! – обрадовался мальчик.
– Это не крокодил! Это моется мужик! – крикнул я и обернулся.
Бешенная монашка с сожженными бровями и лицом в копоти преследовала нас по пятам. Из-за её фаершоу загорелись гусиные перья на стене, а в последствии огонь завладел деревянными стенами, разгораясь быстрее Великого пожара тысяча шестьсот шестьдесят шестого года.
– Сын Сатаны! – крикнула монашка. Языки пламени лизнули её и подожгли оставшиеся на шкурах капли бензина.
– Лети, – скорее молил, чем просил меня мальчик.
– Я не могу! Я жирный!
– У тебя крылья! Лети, я сказал!
От страха я замахал крыльями и сразу вспотел. Уверен, что даже не будь рядом пожара, эффект был бы таким же.
Я не верил, что полечу. Пробовал раньше, проводил испытания, но ляжки тянули вниз, как мешки песка на воздушном шаре. И если там они срезались за секунду, то мне потребовалось бы полгода, куча сил и желания быть не ленивым, но это оказало бы чересчур большое давление на сердце и идите вы жопу, не хочу я потеть. Тем не менее я чувствовал, как калоши отрываются от земли.
Подбородок сам по себе потянулся вверх. После улиц, запачканных грязью и слюнями изо ртов прихожан, яро доказывающих важность служения батюшке, передо мной открылось чистое, точно пьяные разговоры на кухне в три часа ночи и бесконечное, будто первых секс у неопытной девочки ни с тем парнем, небо.
Я провел по нему пальцем и стер косяк летящих уток. Взялся за облако и выдавил из него молоко, напившись досыта. Накрыл ладонью солнце и взял его, как овсяное печенье.
Мальчик схватил меня за руку. Его распахнутые голубые глаза и нелепую пародию руками на взмахи крыльев вложили в меня ощущение неведомого ранее превосходства.
С начала времен человек хотел покорить небо. Миллионы лет, но ничего дальше самолёта не придумали. А я был первым. Уникальным!
«Взаправду… ангел?»
Я протянул мальчику руку, уподобившись Богу на картине: «Сотворение Адама». Он взялся за указательный палец двумя дрожащими ладошками и только с языка скатилось: «Полетели?», как точно в кость правого крыла воткнулась стрела, и я упал на три сантиметра, которые поднялся.
– В ад. В а-а-ад! – вопила горящая монашка и бежала на нас. Я валялся на бревнах, корчась от боли. Будь у меня силы двигаться, то откатился бы в сторону, но настолько устал махать крыльями, что выдохся.
В рапиде монашка замахнулась надо мной заостренной палкой, но мальчик успел толкнуть её в ров. Несколько горящих капель бензина с ее шкуры перелетели на лицо мальчика, сжигая плоть и волосы. Упав на колени у края стены, он завопил, в шоке вытирая лоб и щеки, тем самым обжигая ладони. Из последних сил я поднял здоровое крыло и столкнул его в ров. Мальчик с воплем полетел вниз, а я перевернулся на спину и посмотрел на небо. Облака исчезли. Ничто не прятало от жаркого солнца. Пролетавший надо мной косяк птиц выпустил снаряд, который упал мне на лицо.
– Когда-нибудь, – прошептал я и почуял запах помета с жареной курицей.
Стена полыхала все это время и подпалило мне крыло. Пламя подступало, оставляя единственный выход. Я подкатился к краю и сорвался в ров навстречу вылезавшему на сушу мальчику. Подо мной он сложился, как карточный домик, прилип к пузу, и вместе мы ушли под воду. C надутыми щеками гребли к поверхности, но увидели её. Обгоревшая монашка извивалась, как угорь, и судя по количеству выпускаемых из её рта пузырьков, что-то орала.
– Гр, бл-бл-бл!
Она тянула вперед наконечник стрелы, как вдруг её схватило нечто быстрое и унесло в темноту. Мы с мальчиком переглянулись.
«Я же говорил, что здесь есть крокодилы!» – жестами показывал тот.
«Что?»
«Крокодилы!» – смыкающимися в замок пальцами мальчик показал челюсть.
«Повидло?»
«Чего?»
Нас выловили мужики, которые должны были достроить стену, но вместо этого ее тушили.
Следующий эпизод начинается в больнице. Мне перевязывали крыло с некогда белоснежными перьями, окрасившимися кровью. Левое не разгибалось полностью. Целебных дел мастер перевязывала рану, пока я сидел на койке из сена и смотрел на мальчика. Тот лежал рядом. Девушка в рясе накладывала бинты, вымоченные в масле и алое, на обгорелые участки его кожи. Одним глазком он поглядывал на меня.
– Там есть крокодилы, – прохрипел он, растянув почерневшие от обожженной крови губы в улыбке.
Я долго молчал. Скалился от прикосновений до ран целебных дел мастера и пытался придумать юморной ответ, но вспомнил про повидло и расхохотался.
– А как тебя зовут? – спросил я.
– Леонид Семёнович, колдун в третьем поколении, – представился он и потянулся к глиняной кружке воды на полу, но вместо этого повалил ту пальцем.
– Врешь! – сказал я и оттолкнул целебных дел мастера. – Отец Божий, да больно мне, дура!
– В крокодилов поверил и в это поверь, – сказал Леонид Семёнович и зашипел от боли из-за того, что ему резко оторвали неправильно наложенный бинт от шеи.
В эту же секунду на пороге появился батюшка. Он выпрямился в проёме, ударился головой, прошёл дальше и снова выпрямился, но злой. Посмотрел он взором своим томным и распугал весь целительный состав. В землянке остались только мы.
Казалось, его аура должна была очищать самые оскверненные уголки бренной земли, но на деле все виделось совсем наоборот. Между бревен землянки в реальном времени прорастал мох. По потолку раскрылась трещина, из которой поползли тараканы. Батюшка ступил на землю и на метре в каждую сторону от его сапога рисовались пентаграммы, из которых вылезла дюжина суккуб, окружив его, будто шлюшки сутенера.
Ладно, последнее я почти все придумал. Но про трещину правда.
– Ты сжёг стену, – сказал батюшка. В его голосе было столько ненависти, что я почувствовал себя Люцифером перед тем, как того изгнали.
– Монашка… – пытался оправдаться я, но в меня прыснули святой водой из бутылки.
– Омойся. Юлию попутал бес, могла и тебя заразить. Скоро к людям выйдем. На борьбу готовить, – на этом батюшка откланялся.
– Жёсткий, – отметил Леонид Семёнович, испугав меня. Он лежал на том же месте.
– Батька выгнал ж всех. Ты откуда?
Леонид Семёнович взмахнул рукой, и та камнем упала на сено.
– Колдунство.
Сто процентов было не так, но хочется верится в обратное
Монашка падала в наполненный водой ров, выдирая горящие волосы, чтобы те не обжигали кожу лица. Она ударилось об водную гладь спиной, как об асфальт и погрузилась на дно. На несколько секунд пришла первая по-настоящему четкая мысль о конце. Мертвецкий холод распространялся от ногтевых фаланг и неумолимо стремился дальше по грешному телу. Душа отсоединялась от бренной оболочки к загоревшемуся впереди свету. Юлия протянула руку и тут же упавший на неё мальчик сломал пару пальцев.
Рассвирепев пуще прежнего, монашка вернулась в чувства. Она огляделась в поисках оружия и заметила нечто быстро промелькнувшее. В ту же секунду сверху в воду упал сын Сатаны. Монашка оскалилась, выдрала из грязи со дна острый камень и поплыла к нему. Она занесла камень над обнявшимися от испуга детьми, как вдруг крокодил схватил и утащил её.
Любой на её месте впал в бы панику. Но монашка ходила в лес, где дралась с медведицей за ягоды, сделала сапоги из ее медвежат, бобром срубила несколько деревьев, сделала себе избу и это только за субботу.
Крокодил сжимал челюсти и ускорялся. Ребра Юлии хрустели. Несколько секунд и можно было не заботиться о свержении сына Сатаны. Она полезла за пояс, достала самодельный нож из клыка вепря и камня и вонзила его в голову хищника. Сотни заряженных громким воплем пузырьков воздуха вырвались из ее рта. Юлия воткнула большие пальцы в глаза хищника и давила, пока те не лопнули, оставшись кровавыми шлейфами под водой.