banner banner banner
Забытые чувства
Забытые чувства
Оценить:
 Рейтинг: 0

Забытые чувства

Забытые чувства
Ана Эм

Доминика: "Я никогда не хотела быть похожей на своего отца. Никогда не хотела занимать его место. Однако все дороги так или иначе привели меня обратно в Сан-Франциско. Теперь я босс «Короны». Словно шутка какая-то. Женщина во главе пищевой цепочки. В моем мире это невозможно. И тем не менее я здесь. Ради семьи, что я потеряла. Ради семьи, что у меня осталась. Я продержусь как можно дольше. Я заключу сделку с капо Нью-Йорка, воспользуюсь им, а затем уничтожу. Плевать, если в процессе от моей души ничего не останется. Я уже давно продала ее дьяволу". Адриано: "Всю свою жизнь я ждал этой возможности. Возможности уничтожить отца. «Корона» предлагает сделку. Брак с одной из их женщин. Что ж, это будет неплохим прикрытием. Пока буду играть в жениха, смогу подобраться к боссу и уничтожить его. Потом воспользуюсь их ресурсами и наконец освобожусь. Все просто… Было бы просто, если бы я не встретил Доминику Эспасито…"

Ана Эм

Забытые чувства

Грех не в темноте, а в нежелании света

– Марина Цветаева «Световой ливень»

Пролог

Не могу пошевелиться. Впервые за долгое время едва заметное покалывание проникает куда-то в самую глубь моего сердца. Туда, где, как мне казалось, не было место ничему живому. Туда, где я и не надеялась снова что-либо почувствовать.

Адриано Мартинелли.

Мой враг.

Мой жених.

Тот, кого я должна убить.

Тот, кто все это время желал моей смерти.

Он оборачивается, услышав стук моих каблуков. Его рубашка пропиталась кровью в тон моему платью. Даже на лице видны красные капли. Точно кто-то брызнул кисточкой. Давольно жуткий контраст с его синими глазами. Они такие холодные сейчас, безжизненные. И от этого по моей спине бегут мурашки. Мне знаком этот взгляд. Это взгляд чудовища.

Можно ли полюбить чудовище? Способно ли чудовище любить?

Перевожу взгляд на безжизненное тело у его ног, а затем снова на него.

Он морщится, сжав кулаки:

– Прости, ты не должна была это увидеть. – бормочет охрипшим голосом, вытирая руки о свои черные брюки.

Мое сердце бешено колотится в груди, отдаваясь глухими ударами в висках. Наши глаза встречаются. Знакомое тепло просачивается сквозь жуткий холод в его синеве. Адриано обходит тело и делает пару шагов ко мне. Любой бы на моем месте побежал. Это как рефлекс. Желание спасти свою жизнь, когда чудовище приближается. Но я не двигаюсь. Мои ноги как никогда твердо стоят на земле. Ведь это чудовище мне знакомо.

Он вдруг останавливается в нескольких шагах от меня и опускает взгляд, осматривая себя, будто только сейчас замечает, сколько на нем крови.

Слишком много.

Моя рука тянется к небольшому кинжалу под платьем. Крепко сжав рукоять, я достаю его. Адриано тут же замечает это, но не пытается ничего сделать.

– Послушай… – начинает он, но я не даю закончить.

– Ты убил не того. – мой голос острый, точно лезвие кинжала в руке.

Адриано хмурится, не понимая. Смотрит на меня, пытается найти ответ на моем лице. Интересно, жалеет ли он о том, что приехал в Сан-Франциско? Жалеет ли, что наши пути пересеклись? Видит ли он чудовище теперь, когда смотрит на меня?

Я вижу, как мысли крутятся в его голове, вижу, как Адриано в конце концов находит правду. Его взгляд вновь падает на оружие в моей руке, потом снова поднимается к глазам.

У нашей истории есть лишь один конец, да? Вот, что говорит его взгляд.

Наша история началась со лжи. Вот, что отвечаю ему.

– Ты босс Короны. – наконец произносит он.

И правда разлетается между нами осколками стекла.

1

Доминика

Сердце болезненно сжимается, заставляя глаза распахнуться. Резко сажусь в кровати, стараясь вернуться в реальность, стараясь отогнать…вспомнить, кто…что…Бросаю взгляд на свои руки. Крови нет. Ее нет. Моргаю, привыкая к темноте. Где я? Осматриваюсь по сторонам. Судорожно втягиваю ртом воздух. Каждый вдох пронзает дрожью мышцы и кости. Капля пота падет на ресницы. Смахнув ее, убираю свои длинные волосы с лица и шеи.

Постепенно глаза привыкают к отсутствию света, и я окидываю комнату взглядом –небольшой комод напротив кровати, по обе стороны от него две двери, та что справа, ведет в гардеробную, а вторая в гостиную. Мысленно черчу в голове карту дома, чтобы окончательно проснуться. Даже спустя два года это место все еще кажется чужим. Пустым, холодным напоминанием о том, что я проведу остаток дней в одиночестве. Кошмары – все, что у меня осталось от семьи. Наверное, это и есть Ад. Хотя если Бога нет, то и Ада скорей всего тоже не существует. А Бога точно нет. Я знаю. Он оставил меня, оставил мою семью.

Тру руками влажное от пота лицо.

Бога нет. Но Ад существует. Да. Такова реальность. Во всяком случае, моя реальность.

Отбрасываю простынь в сторону и встаю с кровати. Подхожу к стеклянным раздвижным дверям слева и открываю их. Сухой теплый воздух касается моего обнаженного тела, и я прикрываю глаза, делая глубокий вдох. Шум Лос-Анджелеса доносится откуда-то издалека. Где-то там все еще есть жизнь, есть люди. Но здесь, в моем личном Аду, пусто и тихо. Я свыклась с этой пустотой, впитала тишину.

Распахнув глаза, подхожу к небольшому стеклянному столику слева. Хватаю недопитый вчера стакан виски и залпом осушаю его. Горло обжигает знакомой горечью. Не глядя возвращаю стакан на стол, но тот вдруг падает с края и разбивается у моих ног. Осколки разлетаются в стороны, разрезая кожу и оставляя кровавые следы. Я вздыхаю и медленно плетусь по каменной тропинке к бассейну. Это единственная причина, по которой я купила этот дом. В этом бассейне можно контролировать температуру воды. В обе стороны. Сейчас вода ледяная. Как впрочем и всегда.

Не долго думая, я прыжком погружаюсь на самую глубину. Острая боль охватывает конечности, но я позволяю себе впитать ее. Плыву все глубже и глубже, пока не касаюсь руками дна. В кожу словно вонзаются тысячи иголок. Напоминание о том, что я все еще жива. Боль. Физическая боль помогает вернуться в реальность, помогает вспомнить причину, по которой я до сих пор дышу…Недолго задержавшись под водой, я подплываю к самому краю бассейна и выныриваю на поверхность, убирая волосы назад.

Передо мной открывается потрясающий вид на просыпающийся город. Легкий румянец едва касается горизонта, разгоняя тьму вокруг.

Ад бывает разным. Кровавым. Грязным. Холодным. Или в моем случае – красивым. И тем не менее, это все равно Ад. Место, где душа вынуждена умирать снова и снова.

Задержав дыхание, снова погружаюсь под воду. Плыву от одного края к другому. Один раз. Второй. По кругу. Вот на что сейчас похожа моя жизнь – замкнутый круг глубоко под водой.

Спустя не знаю сколько времени, я замечаю движение краем глаза. Тело рефлекторно напрягается, но тут же расслабляется, потому что размытый силуэт кажется знакомым.

Подплыв к лестнице слева, я выныриваю, и не торопясь, вылезаю из бассейна. От резкого контраста с теплым воздухом кожу будто огнем обжигает. Делаю пару глубоких вдохов и окончательно возвращаюсь в реальность.

Даже не пытаясь прикрыться, поворачиваюсь к своей сестре, которая стоит у самого края бассейна. Никому бы и в голову не пришло, что мы родственники. Внешне у нас есть лишь одно сходство – рост. Мы обе высокие как наш отец. Забавно. За последние два года, я впервые вспомнила о нем. Может, это потому что Эдда так похожа на него. Те же угольно-черные волосы, идеальной копной ниспадающие на грудь, смуглый оттенок кожи, острые черты лица. Вот только глаза у нее другие. Зеленые, обрамленные густыми ресницами. Они сужаются, быстро скользнув по мне. Затем опускаются к бассейну. Присев на корточки, сестра окунает пальцы в воду. Тяжело вздохнув, выпрямляется. На лице мелькает тень беспокойства, тут же сменяясь едва заметным неодобрением.

Медленно направляюсь в ее сторону. На ней длинная черная шелковая юбка, короткий топ и объемный пиджак в полоску. С виду это красивая, молодая девушка из богатой семьи. Закатав рукава, она скрещивает руки на груди.

– Что привело тебя сюда? – интересуюсь я.

Она склоняет голову набок, пытаясь уловить мое настроение. Вот только мы обе знаем, что это бесполезно. Мое лицо уже давно разучилось выражать какие-либо эмоции. Прохожу мимо нее, направляясь обратно в спальню.

– Прошло два года, и это первое, что ты говоришь?

Осколок вины едва касается сердца, но я тут же избавляюсь от него.