Она от холода дрожит.
И прижимаясь к телу брата,
От горя плакала навзрыд.
Ни крошки хлеба, ни монетки.
Хоть от отчаянья кричи.
Над ними сжалилась соседка,
И сдала угол близ печи.
На узкой кованой кровати,
Где помещались лишь ничком,
Лежала, не снимая платье,
Укрывшись штопаным мешком.
Работы нет, дохода нету.
Идти на улицу – позор.
Ну, хоть с сумой иди по свету,
Или на паперть под собор.
Нет проку от пера и книжки.
Не беспокоит мужиков,
Что очень грамотна малышка,
И знает много языков.
Никто теперь не нанимает
За корку хлеба мыть полы.
Ведь чистоту не соблюдает
Народ. Сейчас не до метлы.
От голода не держат ноги,
И смерть вот-вот возьмёт с собой.
Вдруг показался на пороге
Мужик с курчавой бородой.
На стол ложатся хлеб и сало,
Кровянка, крылышки курей.
Она такого не видала,
Наверно, очень много дней.
Он, из котомки вынимая,
Пред Франею кладёт калач.
А девушка не понимает,
Что хочет этот бородач.
Дошло до Франи понемногу,
Что он зовёт её с собой,
Поехать в дальнюю дорогу
И стать законною женой.
Её, увидев на «Каличе»,
Амуром был сражён мужик,
И то, что Франя католичка
Преградой не было в тот миг.
Когда Амур стучится в двери,
Тогда при выборе жены,
Национальности и веры
Для человека не важны.
Так неожиданно просватал
Мужик, огромный как скала.
Проплакав на плече у брата
Всю ночь, согласие дала.
В одной церквушке православной,
Она уже грядущим днём,
По католически зеркально,
Крестилась перед алтарём.
Всплакнула с братиком немного,
Пролив слезу ему на грудь.
Потом присела на дорогу,
И тронулась в далёкий путь.
III
Какая ждёт сестричку доля?
Чем повстречает дальний край?
Как колосок в широком поле
Один остался Николай.
Ему едва минуло двадцать.
Хоть ростом мал, но полон сил.
Не ведая куда податься
Бесцельно городом бродил.
А время было не простое.
Распоясался хулиган.
Сидел в гостинице «Савойя»
Петлюра – главный атаман.
А мародёры без устали,
Весь день ходили по дворам
И те квартиры очищали,
Что не успела немчура.
Стрельцы явились сечевые,
И гайдамаки в зипунах.
Носились всадники шальные.
Вокруг витали смерть и страх.
