– Ах вот ты где, дорогуша, – врачиха показалась как-то слишком не вовремя. – Это он?
– Мы же договорились, – шепнул мне Ахмед на ухо.
– Нет… нет…
– Тебя на приключения тянет? Нам пора, – она оценивающе осмотрела Ахмеда.
– Минуточку, я сейчас.
– Все, что просила, я сделал. Настю ты запомнила?
Я кивнула.
– Больше ничего не знаю, – затараторил он, стараясь говорить как можно тише. – У меня только один телефон. Она может знать больше. Хотя… сомневаюсь. В группе у каждого один телефон. Хотя… Они – четверо – все очень дружны… Откуда заказчики берутся – спроси у Арсения.
– А Арсений кто? Хозяин? – мой вопрос повис в воздухе. Прикрыв разрезанный и кровоточащий зад курткой, он кинулся к дверям.
Я поплелась следом. Было совершенно ясно, что сам Ахмед на Тушинскую не поедет. Его там ждет не одна Настя.
– Халата лишнего нет у вас? – я залезла в больничную машину.
– Ну ты, барыня, мы что, ждать тебя должны? – врачиха поморщилась, но, приглядевшись ко мне, улыбнулась. – Что, нашла того, кого искала?
– Тетенька, раз вы такая добренькая, отвезите меня к Тушинской, и немедленно, и дайте мне ваш халат.
Она снова внимательно посмотрела на меня.
– А другого выхода нет? Может милицию позовем? Это вроде их дело.
– Вроде их. Но кто это им объяснит? У меня не получилось. Да и времени нет. Милиция даже не почесалась поискать его.
– Может раненого потревожить побоялись? – хихикнул шофер.
– Там подельники его должны подойти. А мне заказчик нужен. А эти спугнут всех – ничего не узнаем. Следователь меня за наркоманку принял.
– Ясно, хотя тут мы можем ему анализ твоей крови дать. Чтобы не было сомнений.
– Если человек уверен в том, что я вру, ему уже ничего не поможет. Он скажет, что у меня новые наркотики, которых вы даже и определить не можете.
– Тормозни-ка, – врачиха показала придорожную лужу. – Вот что.
Она вышла из машины. Я растерянно смотрела на нее.
– Дай свой жилет, – кивнула она шоферу. – И рубашку… тоже сними.
Шофер неохотно снял с себя одежду.
– Ничего, ничего, – скороговоркой пробормотала врачиха, увидев недовольную гримасу парня. – Не замерзнешь.
Она сдернула с сидения грязную просиженную тряпку неопределенного цвета и повертела ее в руках.
– На вот, надевай прямо поверх своей рубашки. А халат больничный сними, – она протянула мне вещи. – Сначала – конспирация. А то нам потом опять тебя штопать.
– Да кто меня узнает – без глаза. Волосы подберу, и все.
– Девочка, ты не знаешь, с кем имеешь дело. Никогда нельзя недооценивать болезнь. Лучшее лечение – это профилактика заболевания. Они же делали фильм… Кто знает – какая у них возможность запоминания… Да что я тебе объясняю! Ты же биолог…
Не замолкая, в каком–то яростном приступе разговорчивости, она помогала застегнуть мне чужую рубашку и жилет. Я растеряно натянула на себя мужские вещи. Короткая ночнушка нелепо торчала из-под клетчатой сорочки шофера.
Женщина присела на корточки у лужи и опустила руки в мокрую грязь, с прилипшим к ней тополиным пухом. Погрузив их полностью и вымазавшись основательно, она поднялась и стала вытирать их о шоферские шмотки.
Вопль протеста раздался из глубины кабины.
– Молчи, дорогой. Отстираем. Простая грязь. Главное, чтоб потом крови не было.
Она схватила тряпку и обвязала ее вокруг талии, сделав прочный узел.
– Вот так хорошо будет. Тряпку обмазывать не буду, – оценивающе оглядела она плоды своего труда. – Теперь волосы. Тут ты права. Они тебя по волосам могут узнать, – она сняла свою докторскую шапочку и тоже вымакала ее в грязи. В заключении всей операции, просто вытерла руки о мое лицо.
– Отлично! – удовлетворенно бросила она. – Где тебя высадить, чушка?
– Во дворах, напротив Макдоналдса, на Тушинской. А в больницу я уже сама доберусь. Пешком. Там два шага.
Глава 5
Потапенко сидел на подоконнике распахнутого настежь окна. Жара заставила его снять рубашку. Худенький, подростковый торс нелепо сочетался с круглыми, черными очками, привычно сидевшими на кончике носа. Он лениво жевал бутерброд с докторской колбасой и запивал его лимонадом. Это была маленькая стеклянная бутылка, такие продавались много лет назад и были заветной мечтой каждого, умевшего клянчить ребенка. «Буратино» – уверенно гласила надпись на этикетке. Тополиный пух, так внезапно открывший летнюю хмарь, нагло летел в окно, щекоча нос и облепляя сладкое горлышко бутылки. Потапенко сплюнул.
– Что? Вкус, знакомый с детства? – Николаич вошел внезапно, хлопнул дверью и резко нарисовался прямо перед хрупким следователем. – А разделся чего? Тоже решил порнушку снять? – он хлопнул на стол тоненькую папочку. Не имея тяжести, она скользнула по гладкой поверхности пустого стола и, уткнувшись в печатную машинку с пропавшими кнопками, замерла. – Из больницы звонили. Марина Гринкович. Анализы мне переслали.
Потапенко снова сплюнул, хмуро посмотрел на коллегу из-под бровей.
– Дай хоть пожрать спокойно. Ты бы видел эту девку! Морда синяя, опухшая, хронический посталкогольный синдром. Просто кошмар, чего не наговорят эти алкаши. Пить надо было меньше.
– Или больше, – улыбнулся Николаич. – А жрешь чего тут? В столовке сегодня отличный борщ.
Он уселся на единственный свободный стул и потрогал клетчатую рубашку, небрежно кинутую на одну из бумажных груд.
– Опоздал. Все сожрали.
– Ну хорошо, любезный. Ты что узнал об этой белоруске? Соседи ее что говорят?
– Ой, давай не будем об этой наркоманке. Обычная драка внутри тусовки. Резаные раны садо-мазо, плюс бред съехавшей с крыши игломанки. Я не психиатр.
– Может, нарколог? – Николаич злобно посмотрел на него.
– Во, во… Пусть к наркологу идет…
– Вот ее анализы. Она не наркоманка… – эксперт подтолкнул пачку бумаг.
