Гиперэкспансия в Азии
Пробить извне брешь в цитадели национальной администрации было практически невозможно. Но нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики.
Одним из следствий русской гиперэкспансии был выход к незамерзающим портам Тихого и Индийского океанов. Заманчивая, но вторичная, эта идея стала идефикс многих политиков – не так как Константинополь, конечно, но всё же. Учитывая геополитическое положение, России было гораздо важнее развивать железнодорожное сообщение (и развивали, конечно) внутри евразийского суперконтинента с гигантским и вполне самодостаточным потенциалом. Но мировые флоты тогда переживали ренессанс.
Договариваться о разделе Китая между великими державами, имея Россию в качестве одного из переговорщиков, было невозможно не из-за сильной позиции России, а из-за отсутствия у неё желания вообще вести такие переговоры с кем бы то ни было о доступе в Китай. По меркам конца XIX века Россия торговала с Китаем – всегда: Китай и Русь были родственниками по Чингизу. История, писавшаяся при Екатерине, этот факт особо подчёркивала. Маньчжурская (то есть, практически монгольская) династия Цин правила точно параллельно Романовым. Это, конечно, мелочи. Но нет ничего важнее мелочей. Англичане, как никто, это знали.
После присоединения Уссурийского края и закладки Транссиба Россия чувствовала себя на Дальнем Востоке ещё более уверенно. На предложение БИ о разделе сфер влияния в Китае и Турции (1898) Россия ответила отказом[24 - Николай II ясно понимал суть этого предложения: БИ нужен был союз с Россией для разрушения русской восточной политики через союзнические механизмы, которые гораздо мощнее вражеских. Ему выгодно было не пускать Англию к себе на задний двор (тут уже даже не Китай, а Царское Село). В письме к Вильгельму написано прямее некуда: «Англии… нужна дружба с нами, чтобы она могла втайне противодействовать росту нашего влияния на Д. Востоке».]. Япония получила свою роль в пьесе в обмен на технологический рывок и политическую поддержку – и последовательно тащилась в русле интересов БИ. Англо-японских договоров до 1922 было три: антирусский, антигерманский и антиамериканский, и, разумеется, все антикитайские. (Япония была бы рада продолжать и дальше, да надоела уже США: «выдвинули – задвинули»). Война Японии против России на Дальнем Востоке решала сразу две задачи: договор против Китая и сговор против Германии.
Необходима была революция[25 - Она датируется 1905 – 7 годами, но началась значительно раньше. В итоге, получается смешно: главную русскую революцию запустил некий поп-гапон. И ничего, сошло.], чтобы русское императорское правительство не слишком рассчитывало вести войну столько, сколько надо для победы, а вела бы её ровно столько, сколько было надо для умеренного поражения. В полном поражении России (от революции, а не от Японии, конечно) и низведения её до уровня Франции БИ была категорически не заинтересована. Россию готовили к главной войне – с Германией и США. Никто не скрывал, откуда направляются революционные ураганы. Это была демонстрация силы. В 1907 году, с заключением англо-русского договора революция быстро стала затихать. В частности, региональные отделения РСДРП получили указания эксы и теракты прекратить. Но распоясавшиеся боевые организации унять было непросто: ещё два года они терроризировали страну. Незадолго до этого в том же году в Лондоне прошёл V съезд РСДРП. Его курировал местный «гость» Джеймс Макдональд, в чьё будущее премьерство под влиянием английских трудящихся был признан СССР.
Витте приписывал своему Министру внутренних дел Плеве фразу: «Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война». Сентенцию перевирают в том смысле, что во время такой войны народ отвлекается, бурно празднует успех правительства и шарашит бомбы на фейерверки. (95% населения на войну, которая шла чёрти где, было наплевать, они были слабо национализированы и не понимали ни лозунгов войны, ни лозунгов революции, а необходимости экспансии не понимали и многие в верхах). Но один из самых осведомлённых людей империи имел в виду совершенно другое. Он лучше, чем кто бы то ни было осознавал, что революционеры к народу отношения не имеют, а узкая группа террористов направляется из Англии. Удар по британским интересам на Дальнем Востоке – это и был бы «заступ» на пока не поделённую территорию, который единственный мог заставить шпионский башмак убрать малой кровью. То есть маленькая победоносная война не сама по себе, а против британского сателлита. При этом Россия могла не уходить с Дальнего Востока, а просто умерить претензии (метод Александра I, применённый в Греции, Турции и Северной Америке). Но для этого требовалось быть готовыми к молниеносной войне на удалённом ТВД, как, например, поступил Николай I в войне 1828 – 29. При этом можно было легко выставить себя жертвой азиатского агрессора. И второе удалось. Но первое нет. При этом сказать, что русское императорское правительство или Генштаб облажались нельзя: люди готовились загодя и всерьёз. Но БИ удалось улучить момент и сыграть на опережение, накачав Японию в военно-морской сфере, заключить договор 1902 г. (после него самым твердолобым стало ясно, что война неизбежна) и спустить курки. Принцип «вчера рано, завтра поздно» подарили Ленину.
Интересно, что в начале войны в 1904 прошёл 6-й Конгресс 2-го Интернационала. На нем два зампреда – Плеханов и японец Катаяма пожали руки в знак солидарности. Японец-то японец, но учился в США, а умер в СССР – один из немногих членов Коминтерна, кто успел сам – лежит у Кремлёвской стены. Для успокоения властей делегаты Конгресса приняли за «крайнюю меру» рабочего сопротивления всеобщую стачку, а не вооружённую борьбу. Так кто же подви?г «рабочих» в России на стрельбу в первой революции? Большевики собрались в Лондоне на III съезд 25 апреля 1905. (Второй, а по сути, первый, прошёл в 1903, тоже в Лондоне, и это не смешно). Там, на Третьем, на междусобойчике без женевских меньшевиков и порешили. Присутствовал, например, Красин. Который потом переправлял оружие и обучал терроризму.
Вообще, можно было догадаться, что Китай в XX в. станет чем-то вроде Османской империи века XIX. Да его так прямо и прозвали – «больной человек Азии». Турцию, несмотря на кажущуюся рыхлость и уязвимость, кусать можно было сколько угодно, но смогли завалить её только всем миром (как и Францию в 1814). Дело Греции, например (само по себе микроскопических масштабов) потребовало согласия всех пяти держав. Прочие «дела» привели к масштабным разногласиям среди хищников и постановлению держать Османскую империю целостной (кроме Балкан, проливов, Палестины, Ирака, Кувейта, Египта, Суэца, Алжира, Ливии, Аравии и т. д.) – целостной, но открытой. Или так: «целостной» и, вдобавок, открытой.
В игре против России Британия предполагала использовать тот же подход, что и в деле Греции 1820-х. Тогда предполагалось отломить России небольшой «законный» православный кусок и оставить вне игры на остальной территории Османской империи. Александру I пришлось провести сложнейшую спецоперацию по передаче власти брату с тем, чтобы этот вариант сделать ничтожным. Теперь, России предлагался контроль над обширной, но пустой Маньчжурией (то есть, родственной по Батыю татаро-монголией) и закрытая дверь в богатый коренной Китай. До Октябрьской революции 1911 этот вариант Россию устраивал: Китай управлялся маньчжурской династией. Но, графа Каподистрию убили в Греции, в Персии после раздела 1907 устроили династическую революцию, так и в Китае свергли дружественный русским маньчжурский дом.
Германская дипломатия
Ответом России на англо-японские деяния стал Бьёркский договор – «секретное» соглашение с Германией, подписанное при встрече Николая с Вильгельмом 24 июля 1905 года у острова Бьёркё (недалеко от Выборга) на борту яхты «Полярная звезда», тут же выставленное напоказ французам, которые планово слили его Лондону. Можно подумать, что соглашение немного запоздало, и им следовало махать вслед эскадре Рожественского. Но это на первый взгляд. Если же посмотреть пристальнее, то видно, что удалить потенциальных мятежников от столицы было необходимо любой ценой. Их и удалили на край света, иначе свержение власти могло произойти на 12 лет раньше.
Германия этим договором хотела вклиниться в русско-французский союз, Россия торговалась за условия прекращения войны на Дальнем Востоке. С этой целью предполагалось (Германией, не Россией) превратить российско-германский союз в тройственный российско-германо-французский, направленный против БИ, соперницы России (в Азии) и Франции (в Африке и Азии). Глупость просто трагическая. Иными словами, предлагалось расклад: 1 – БИ, 2 – Франкороссия, 3 – Германия променять на: 1 – Германия, 2 – Франкороссия, 3 – БИ. Ну как с такими дипломатами иметь дело? Ведь путей к такому раскладу – не было. Реальнее было бы так: 1 – Германия, 2 – БИ, 3 – Франкороссия. А совсем реально так: 1 – БИ, 2 – Германия, 3 – Франкороссия. И кому это нужно?? Трудно сказать, как повлиял договор на БИ, но условия Портсмутского мира были по отношению к России довольно мягкими и вызвали закономерный шквал негодования в победившей, но разорённой Японии.
На самом деле фон перед договором был следующий. Николай был заинтересован в урегулировании напряжённых отношений с Англией, в свете войны против Японии, и тем более после Гулльского инцидента, но хотел это осуществить в «александровской» манере, создав из ничего предмет для торга в отсутствии явных козырей, поэтому с договором ознакомили Францию, которая, оказавшись в некомфортной ситуации возможного переворота альянсов, убедила Англию не атаковать Россию под угрозой отзыва французских денег из Английского банка. В начале 1905 Германия из-под носа у Франции попыталась увести Марокко, осознавая, что воевать в одиночку, имея русскую армию в Маньчжурии, Франция не рискнёт. Но кризис был разрешён дипломатическим путём на конференции в Испании. Оказавшаяся в изоляции Германия отступила. А оказалась она там потому, что нагуляла большой вес, и никому не хотелось наращивать зверю мускулатуру. Марокканский кризис отложился на 6 лет. При том, что струхнувшая Франция первоначально предложила Германии крупную взятку за отказ от шантажа, но Бюлов отказался. Вскоре Германия поняла, какую ошибку совершила и через 6 лет захотела снова получить если не Марокко, то хотя бы деньги. Неумная дипломатия привела только к тому, что агадирский кризис закончился ещё худшим поражением Германии: если по итогам первого кризиса Марокко оставалось независимым, то теперь Германия, как и прочие державы, отказалась от притязаний в обмен на кусок конголезских болот.
Вообще, эти шаги хорошо демонстрировали одну катастрофическую уязвимость Германии: дипломатия. Не обладавшая длительным опытом крупной державы мирового уровня, Германия постоянно растягивалась от подножек более матёрых игроков. Прусская же дипломатия, которую унаследовала Германия, всегда была из рук вон плохой, и особенно это заметно на фоне блестящего немецкого среднесрочного планирования с вариантами А, Б и В… Но по итогам переговоров Германия всегда оставалась в неучтённом сценарии Г[26 - Немецкую дипломатию унизили даже в Китае, причём в древнем. Во время боксёрского восстания в Пекине был убит глава германского посольства барон фон Кеттлер, сразу после переговоров в МИДе.]. Дипломатический компьютер на два века зациклился на уровне детского бага «разделов Польши». Все попытки Германии утвердить наступательный альянс и перетянуть одеяло угрозой применения силы разбивались об испуганные и удивлённые лица дипломатов старых лисов, передёргивавших карты под столом. Германию, очевидно, изолировали – и никакая нахрапистость не помогала, все в испуге шарахались от «продавца ножичков». Россия тоже использовала Германию как карту.
Это хорошо иллюстрируется кризисом 1875 года. За год до этого был продлён рамочный «союз трёх императоров», в целом никого ни к чему не обязывавший, но создававший иллюзию непротивления действиям Германии. До 1875 года Горчаков делал вид, что смотрит сквозь пальцы на вторую франко-прусскую (уже даже франко-германскую) войну, всячески поощряя эскалацию, но в 1875 «вдруг» взял – и резко выступил против. К делу он подтянул на консультативной основе Австрию и Англию. Крайне удачно выстроенный визит Александра II в Берлин и грамотные информационные утечки создали впечатление во Франции исключительной помощи со стороны именно России. Ярость Бисмарка натолкнулась на стройный ряд «старых» европейцев, что подчеркнуло письмо Александра о «старческом тщеславии» его канцлера. Ещё вчера сама бывшая пугалом в изоляции, Россия вдруг возглавила нежданный союз четырёх, как в лучшие времена предыдущего Александра, выставив Германию в качестве пугала-новичка. Данную ситуацию обычно интерпретируют так: Россия боялась усиления Германии за счёт Франции, которую Германия могла расчленить/подчинить… Это вряд ли (даже в 1940 Германия не осмелилась сразу оккупировать всю Францию, хотя казалось бы…) Францию победили вчетвером в 1814, но никакого раздела в Вене не случилось, более того, изгоя ввели снова в клуб великих держав, выдав своего монарха. Тем более ничего подобного не могло произойти на этот раз в случае повторного разгрома один-на-один. Просто Россия использовала свой шанс, представив Бисмарка в роли Наполеона I. Без войны вернула себе место в числе лидеров дипломатии и уважаемых держав.
Иллюстративно можно отметить, например, идею Вильгельма II о паневропейском таможенном союзе против США, которую он пытался продвинуть с середины 90-х через молодого Николая. Тому оставалось только (дружески) усмехаться над «умным и дальновидным». Натиск США, конечно, беспокоил всех, но для России и союзной Франции это был дружелюбный локомотив, к нему можно было прицепиться, и в ближайшее время столкновений с ним не предвиделось – не только лобовых, но и попутных. У талантливого, прозорливого, но топорного Вильгельма не дрогнула рука шантажировать Николая фантастической осью «Лондон – Берлин – Вена – Рим – Вашингтон – Токио», тот посмеялся: «…у нас установились превосходные отношения с Сев. Америкой… я не вижу, почему бы эта страна вдруг обратилась против своих старых друзей, единственно ради прекрасных глаз Англии».[27 - Переписка Вильгельма с Николаем позволяет утверждать, что первый у второго, по-родственному, брал уроки дипломатии.] Николай, кстати, сказать, лучше всех понимал истинную подоплёку дружбы между «англосаксонскими народами».
Собственно, к союзу с Францией Россию подтолкнула тоже дипломатическая глупость Германии. Российские ценные бумаги имели привычку вращаться на немецких биржах. В 1887 году, получив резкую отповедь России по поводу готовящейся агрессии во Францию (инцидент шпиона Шнебеле), Бисмарк совершил не просто грубый, а какой-то дикий дипломатический просчёт: принялся дискредитировать русские облигации на немецком рынке. Их объявили ненадёжными и ввели запрет государственным кредитным организациям выдавать ссуды под их залог. Испугал, но чем, а, главное, кого? Клуб (ок) старых дикобразов развернулся молниеносно: фиксация ненадёжности самого германского правительства, уход бумаг во Францию и переговоры о франко-русском полномасштабном альянсе.
Точно таким же образом Николай поступил и с Бьёркским очень секретным договором: сразу по достижении своей цели (мир на приемлемых условиях с Японией), он был отвергнут. Николай показал его Франции и попросил к нему «присоединиться». В ужасе Париж откупился ещё одним крупным кредитом. Николай деньги оприходовал и отписал в Берлин, что от договора не отказывается, но выполнять его не будет. Как так, блин? А так, блин… Дипломатия.
Глубоким заблуждением является мнение, что дипломатия решает какие-то стратегические задачи. Нет. Дипломатия всегда занимается задачами текущими. Стратегические задачи страны решает только внутренняя политика.
Никто в Европе не хотел видеть молодого хищника чрезмерно сильным. Неимением дипломатии, Германию из блокады могла вывести только большая война. Ей оставалось найти союзника. Противник был очевиден – Франция с примыкавшей Россией. Каждая из стран была слабее Германии, но такова уж сила союзов, что вместе они занимали второе место после БИ. Переоценивать искренность русско-французского союза не стоит. Пока правые руки были заняты рукопожатием, левые шарили у компаньона в кармане. В 1917 это проявилось явно.
Давно объяснили, почему следы провокационного покушения на наследника австрийского престола вели в Сербию, – это позволяло пристегнуть к делу индифферентную Россию. (Хотя эмблема «Чёрной руки» – пиратский флаг из английских авантюрных романов.) Но надо также очень ясно понимать, почему убили именно австрийского наследника, а не, допустим, немца. Штука в том, что втянуть в грядущую войну Австро-Венгрию было сложнее всего: там понимали опасность распада и фактического поглощения Германией во время войны, поэтому готовили проект федерализации (блокировавшийся венграми в силу наличия у них под деспотическим управлением чужих земель членов будущей федерации). А без хоть и рыхлого, но союзника одной Германии на войну с Франко-Россией никак не хватало. Если бы Германия стартовала войну, Австро-Венгрия вполне могла остаться вне её и торговаться, как это было, например, в Крымскую. Но обязанность жёстко реагировать на покушение под гиканье и свист европейских подстрекателей сделала Австрию не просто союзником Германии, а… наоборот! – та стала союзником страны, объявившей войну. К тому же, ну, типа, два на доллар, убит-то был главный противник войны с Сербией и поборник федерализации, которая могла спасти великолепную культурную империю.
В 1917 германская дипломатия попалась в очередную западню (ещё и приплатили). Их дикие требования аннексий и контрибуций загнали маятник наверх, и через полгода он долбанул немцам под зад так, что они улетели в ту же сторону, куда толкали Россию: под аннексии, репарации и в коммунистическую революцию. Основным аргументом западных подельников при вычислении немецких долгов был лицемерный всплеск ладоней «нет, вы только поглядите, что они сотворили с русскими, и что ждало бы всех нас!» То есть, дипломаты великой державы, в упор рассматривая все признаки грядущего военного поражения, не смогли просчитать своё будущее на полгода вперёд. Сверхвыгодный мир с Россией без предварительных условий и последующая честная торговля технологиями в обмен на ресурсы был бы лучшей защитой от поползновений хищной Антанты.
Англо-русский контрданс
Англо-русский договор 1907 года был антигерманским только по виду. Главным было заставить Россию начать обсуждать сферы влияния в Китае. Именно поэтому вопрос о Тибете был самым общим, но и самым сложным (зато положили начало). А в Персии англичанам пришлось пойти на компромисс в вопросе территории русского влияния. Тема же Афганистана чуть было не сорвала договор: уже согласованную конвенцию отклонил русский Совет министров. От англичан потребовали воздержаться от аннексий. Находясь под сильным давлением, британская дипломатия пошла на уступку (не менее долго обсуждавшиеся франко-японская и русско-японская конвенции были уже заключены, а эта всё болталась в воздухе). Вообще же, система европейских и американских пактов с Японией стала спусковым механизмом для свержения маньчжурской династии в 1911.
К слову, раунд 1904 – 07 Россия Британии с треском проиграла. Дело было не в Японии или Германии. Чтобы плавать по всему миру в 1905 Николай начал строить «Титаник». Корабль мощный и презентабельный, но недостатки видны в проекте: переборки низко, четыре первых отсека затопить – и швах. Шлюпок мало, а капитан покидает судно последним… В принципе, такая посудина может плавать долго: австрийская и прусская кочегарили по полвека, латанная-перелатанная английская до сих пор под парами… Но авторы проекта «Парламентаризм» про баг «4 отсека» знают. Николай ввёл парламент, как британскую франшизу (доделал нижнюю палату). Что англичанину хорошо, то французу плохо, а русскому смерть. В английском парламенте сидели лорды. В верхней палате старшие, в нижней младшие. Братство. Всё, как полагается. Культурно. За свой интерес. А во французском Конвенте – шпана да беспредельщики за чужой интерес отправляли друг друга на гильотину. Равенство. Вот такие разные парламенты. Тальен кинжалом машет, его жена голой пляшет. Свобода.
Франции, однако, удалось выкрутиться и сохранить какую-никакую правящую элиту. Благодаря ей государство действовало точно в обстоятельствах катастрофических и сумело сохранить страну в числе великих держав. Поскольку скамейки запасных не было, она, периодически срываясь в пропасть, всякий раз умела вернуться в стиле «и снова здравствуйте!» Полбеды, что вырезать и выгнать из России удалось всех, – без королей и тузов играть можно, – беда, что в колоду взамен напихали взведённые мышеловки и капканы.
Александр I изворачивался ужом (ну, питоном), обещал, клялся, заключил с Англией союз, даже создал палату лордов – Госсовет, – но конвента не ввёл. Сто лет спустя в России под давлением английского социал-демократического террора с Великобританией тоже была заключена конвенция, и – введён парламент, куда сразу конвенционально набились террористы, шпионы, масоны. Глава парламента царя арестовал. Кузен Георг (опасаясь своего парламента) Николая не спас. Братство v.2.[28 - Георг переменил фамилию, основал дом Виндзоров, в честь какого-то дома. Объясняли так: в 1917 году стало опасно, мы ж немцы, как бы чего не вышло. На самом деле было так: Георга уговаривали Николая с семьёй спасти (многие монархические родственники всей Европы). Переименованием Георг прошипел: отрекаюсь от вас, шваль, и от вашего рода и от ваших фамилий. Будете у меня в ногах ползать. Хочу – спасу, а хочу – брата двоюродного сгною в Сибири. «Бей своих, чтоб чужие боялись».]
В паре с русско-английским соглашением русско-японское того же года решало задачу ограничения США. Незадолго до этого простоватый (такая роль) Теодор Рузвельт имел «неосторожность» произнести пространную речь о грядущей экспансии США на Тихом океане.
Так Британия пустила на слом российскую политику выхода на океаны с тёплыми портами и возвратила её обратно в черноморскую лужу с совершенно протухшей идеей «проливов».
Сразу же по заключении соглашения БИ запустила революцию и завела в Персии множество «демократических» английских институтов образца революций 1848 в Европе, например, парламент и конституцию, совершенно декоративные и персам ненужные[29 - Да и англичанам: у их парламентской монархии конституции нет.]. То, что для БИ главным были не представительские институты, а свой шах, говорит факт, что прорусский шах Мохаммед-Али ввёл и конституцию и парламент, да только революцию это не остановило, а наоборот, ускорило. Делалось это при помощи серии бунтов и захвата «революционерами» Тегерана, находившегося в русской зоне влияния. В английской же всё было кладбищенски тихо. Революция 1905 – 7 годов переместилась с Дальнего Востока на Ближний. Англичане сердечно просили русских не вмешиваться «во внутренние дела» местных жителей, предложив дождаться победителя и после уж работать с ним. Победителем, о чудо! – оказался малолетний наследник Мохаммеда-Али – Султан Ахмед, регентом при котором вызвался побыть проанглийский Азид-уль-Мульк. Но дело революции не застопорилось, а наоборот, ещё раз ускорилось. Когда шайки почти полностью разорили северные провинции, Россия ввела войска, и получила, конечно, от БИ строгий выговор. (На юге революционеры не отмечены, так как их гнали на север.) В Европе «независимые» журналисты снова включили шах и – мат «чёрной легенды» – интервенция!
Вообще, введение демократии и парламентаризма революцию не останавливает, поскольку все более-менее успешные революции направляются из-за границы. Её останавливает на какой-то глубокой стадии достижение истинной цели державой-спонсором (парламент – лишь средство, которое маскируют под цель). Или – очень сильный ответный хук, после которого может начаться торг.
Нельзя сказать, что Николай недооценивал опасность Думы. Но он получил отсрочку на 10 лет. Дума была смертельным ядом, работавшим через разложение организма, но он всё же действовал медленнее пули.
Рассчитывать на мирный исход дела не приходилось: Британия крепко держала его за горло. Вероятно, он тянул время до неизбежной большой войны (когда хватка БИ неизбежно ослабнет), в которую намеревался вступить максимально подготовленным и в роли воюющего арбитра. Во время общеевропейской войны у него появлялась дополнительная степень свободы: менять сторону или заключить вовремя сепаратный мир и повторить трюк Александра I: измотать союзников и противников, после чего молниеносным движением вступить в Берлин. Особенностью России было то, что ей выгодно было делить как наследство Германии (Балканы, Турция, Ближний Восток), так и БИ (Персия, Индия, Ближний и Дальний Восток). Как показали события начала 1917, Николай шёл на риск в расчёте выиграть сразу две ставки. Но проиграл в главной.
Тянуть время было трудно. Две Балканские войны едва не опрокинули мир, в придачу усилился социалистический нажим: вновь резко возросло количество терактов и забастовок.
Россия сменила натужную улыбку на оскал, когда для компенсации потерь от заключённого договора пошла на соглашение с Германией, подписанное в Петербурге 19 августа 1911. Оно завершило переговоры во время потсдамской встречи Николая II и Вильгельма II в 1910 году. По нему Россия обязалась не препятствовать постройке железной дороги Берлин – Багдад, а также взяла на себя обязательство получить от Ирана концессию на постройку железной дороги Тегеран – Ханекин на ирано-турецкой границе. Германия признала наличие «специальных интересов» России в Северном Иране и обязалась не добиваться там концессий, а также дала заверение, что не будет строить ответвления Багдадской железной дороги к северу от Ханекина. Николай совершенно очевидно шёл на обострение с Германией на Балканах, сдвигая её активность на контролируемое поле Персии и одновременно пытаясь обострить англо-германские отношения.
Сущность соглашения прозрачна: Британия блокировала выход к Персидскому заливу (т. е. в свой домашний Индийский океан) обоим растущим конкурентам; Германии в Кувейте, России в Иране, таким образом, обе страны давали понять, что не остановятся и будут добиваться своего вместе. Однако гарантий нейтралитета России Германия не получила, хотя та обещала прекратить австрийские интриги в Восточной Европе, если Россия откажется от следования в кильватере британской политики. Это был очередной промах: Германия торговала тем, что ей не принадлежало. Россия не боялась никаких мелких интриг устойчиво падающей Австрии, понимая, что все крупные интриги там плетёт Лондон, а вовсе не Берлин. Николаю было очевидно, что БИ использует Германию со своей дурацкой дорогой для создания разлома. В самом деле, если вдуматься: немецкая магистраль шла по территориям многих стран и оспариваемых территорий. Разрыв её (или чего уж там: подрыв) делал бесполезной всю затею. Но затея была небесполезна для БИ в деле вбивания клина между славянскими сателлитами, перетянутыми Германией на свою сторону – и Россией. Поэтому до поры в Британии проекту открывали семафор.
Вряд ли кто-то в Лондоне полагал, что Россия стремится к разлому с Германией больше чем Германия с Россией. Так химиотерапией уничтожают раковую опухоль. В сравнении с угрозой от террористической революции Николаю была выгоднее всеобщая война. Это стало ясно после заключения Портсмутского мира[30 - Война с Японией совершенно не подорвала русского кредита, обмен на золото не прекращался, налоги увеличились всего на 5%, а вот революция сбор налогов нарушила до такой степени, что пришлось брать стабилизационный кредит у Франции.]. Революция тогда только набирала обороты.
В сущности, никакого добровольного альянса России и БИ быть не могло, это была хорошая мина Николая, подорвавшегося на английской социалистической мине, и не следовать за Британией Россия не имела возможности: та держала некоторые ключи от русской внутриполитической ситуации. Николай выигрывал время, как за столетие до него Александр I. Тот, напомню, использовал Англию в качестве буксира, который вытащил Россию на второе место, при этом бонусом подарил ей большой отрыв от всей континентальной Европы. Но Александр тогда пошёл на беспрецедентный личный риск, заключив тактический союз с Наполеоном. Для компенсации риска и в доказательство искренней дружбы он продолжал допускать на свою территорию английских шпионов под видом международных благотворителей и учредил на самом пике континентальной блокады Госсовет, то есть, русскую палату лордов.
Николаю переворачивать альянсы было не с кем, и он вынужден был растратить один козырь и ввести Думу в обмен на прекращение революции. Но революция, как известно, не прекратилась, т. к. цели её состояли в фиксации торга за Азию.[31 - Вопрос, почему Николай сделал лишнее движение и ввёл Думу ключевой. Расставим даты: 24 июля – Бьёркский договор, 19 августа – Манифест о созыве Думы, 5 сентября – Портсмутский мир. Это метод кнута и пряника.] БИ перестала накачивать свою агентуру только после соответствующего разграничения, и в 1907 действительно отозвала революционеров и закрыла глаза на репрессии (весьма умеренные) против неподчинившихся уральцев и сибиряков[32 - Согласно довольно неряшливой (другие ещё хуже) работе Гейфман за год с октября 1905 было убито или ранено около 3600 госслужащих, за следующий год около 900, за следующие 2,5 года только убито – 732.]. Ещё один естественный русский козырь – Китай/Корея был покрыт в войне против Японии (то есть, отчасти, всё той же БИ). Итог такой: Дума и позиции в Китае против прекращения войны и размен в Азии против революции. На первый взгляд баш на баш, но Британия победила по очкам.
Именно в этом месте и находится понимание истинной сущности большевизма. Включили – выключили. То есть, это шпионы, подстрекатели и саботажники, действовавшие в интересах иностранного государства. Не нужно даже изучать 1917 год. На демагогию «враг моего врага – мой друг» можно обращать внимания не больше, чем на лозунги о защите интересов рабочего класса.
Скажут, что Ленин и Ко действовали не по команде, а от себя: решения съезда не выполняли и создали параллельный Большевистский Центр. Жить-то надо. Но Ленин и Ко были крайне малочисленной ультралевой фракцией, роль которой впоследствии сильно преувеличена событиями Октября 1917 и последовавшей за ним государственной пропаганде.
Персию, правда, поделили честно, и Николаю даже удалось подложить взрывчатку под британские притязания в Китае, но это было дело будущего (а будущего не случилось). Но если Александр умело пользовался приёмом «заступ на чужую территорию», добиваясь уступок в обмен на возвращение статус-кво, то Николай английский сапог прозевал и расплачивался отсрочкой революции ценой быстрого возврата к внутреннему миру.
Думе плевать было на законы, зато террористы и шпионы получили легальную крышу для подрывной деятельности и самим своим существованием на свободе развращали законопослушную часть низовой и средней государственной администрации, которая никак не могла переварить когнитивный диссонанс: колодники у власти; а мы тогда зачем? А учитывая то, что государственная администрация России была наиболее продвинутой в мире, то её подрыв и был самой главной задачей шпионов.[33 - Правила восхождения по общественной лестнице были ясными и чётко изложенными. И вдруг сбоку сбросили пиратский конец, по которому из трюма мигом и на самый верх вскарабкались красные элементы. Канат, что более всего поражало, швырнули с капитанского мостика Зимнего дворца.]
С другой стороны, ситуацию уместно сравнить с атакой Британии на Францию во время ВФР. Там тоже главной задачей было подорвать систему управления, уничтожив передовую на тот момент администрацию и интеллектуальный слой. Удалось – и Францию разгромили, в сущности, навсегда.
Кстати, о том, что все социал-демократические движения, Интернационал и т. п. есть продукт шпионажа, лучше прямых документов свидетельствует косвенный факт повсеместного закрытия этого цирка с игрой в поддавки с началом войны в 1914. Дальше пошёл жёсткий бокс.
Обычно этими иллюстрациями пользуются для доказательства вечной враждебности Англии к России, но тут, как говорится, ничего личного. Никакой особенной вражды именно к России у Англии, конечно, не было. Как, собственно, и к любой другой державе. Но трёх конкурентов надо было уничтожить любой ценой, стравив их между собой, даже ценой собственного вступления в крупную войну: управлять войной, особенно союзниками, удобнее изнутри.
Россия ближе всех подобралась к британским интересам – на Среднем и Дальнем Востоке. Довольно давно, но со Средней Азией можно было ещё смириться: это континентальная глушь, закрытая для доступа с моря. Но окончание Транссиба с выходом на океан было не за горами. Заблокировать его российскую часть БИ не могла, а китайскую вполне. К тому же англичане уже давно готовили воевать Японию, но вопрос, куда её направить был подвешен. Не верно руссоцентричное представление, что её готовили к войне исключительно с Россией, просто России первой из трёх британских конкурентов довелось испытать на себе азиатскую армию европейского типа. Германия, США испытали тоже – в свою очередь; можно смеяться, но сама Британия тоже испила из чаши, – и всё время, то с наслаждением, то захлёбываясь, пил и пил Китай.
То есть против России было кому воевать, а вот против Германии желающих не находилось (так, по факту, и не нашлось). Усилить прямую вражду между немцами и французами было несложно, но одной Франции не хватало даже на Пруссию. А вот организовать конфликт между Германией и Россией оказалось гораздо труднее: требовалось двигать его в обход через Балканы. Хотя реальная работа и в этом направлении началась задолго до конца XIX века. И очевидно, что роль Балкан как порохового погреба ПМВ искусственно преувеличена, дабы отвлечь внимание от Азии: это мог быть триггер малого или крупного конфликта, но не цель войны и не её исход. Это без труда видно по двум Балканским войнам. На которые, в общем, все чихать хотели.
Великие державы лицемерно провозгласили нерушимость границ Османской империи, но все кроме Франции давали понять членам Балканского союза, что война их устроит. Причины, конечно, были разные. Прогерманская, в сущности, Болгария, получившая в результате 1-й Балканской войны выход на два моря, была вскоре разгромлена коалицией в войне №2. Выход к Средиземному морю был утрачен позднее, его отобрали за союз с Центральными державами.
