Он усмехнулся.
– Сам понимаешь, после таких допросов я могу ответить на твои вопросы легко, потому что знаю ответы чуть ли не наизусть! Итак, спектакль прошел успешно, нам устроили шквал оваций стоя, мы все кланялись на сцене, а потом спустились в зал и вместе со зрителями вышли в холл центра, что перед дверями выхода. Хочу подчеркнуть, что большинство зрителей были свои люди – работники центра и медики клиники при центре. Все хлопали нас по плечам, поздравляли, шутили. Лично я отвечал на вопросы журналистки городской газеты «Паризьен» Катрин Секле, которую специально пригласил на нашу премьеру, потому особо не замечал, кто из актеров где находился и чем был занят. Могу точно сообщить только то, что все три волхва сразу же, выслушав все поздравления публики, удалились – вроде бы переодеваться, за кулисы (это подтвердят все!). А вот когда именно они вновь появились если вообще появились – понятия не имею! Я давал интервью, стало быть, никак не мог исчезнуть вместе с ними, чтобы прибить в сквере. То бишь, у меня железное алиби!
Я с улыбкой разглядывал свой опустевший бокал.
– Стало быть, давая интервью акуле пера, ты совершенно не замечал, что происходило вокруг и рядом.
– Ну, это не совсем так, – Андрей лукаво мне подмигнул. – К примеру, я совершенно точно заметил, что по правую руку находилась моя благоверная супруга Светлана – дело в том, что когда я чересчур ласково улыбался Катрин, она весьма ощутимо щипала меня за локоток.
– Позволю себе еще один вопрос: сколько всего у тебя актеров в театре, и кто из них участвовал в спектакле кроме волхвов?
Андрей весело расхохотался, погрозив мне пальцем.
– О-ля-ля, Ален, эти твои игры в детектив! Ты вновь повторяешь все вопросы комиссара Анжело. Отвечаю тебе точно так же, как ему. Всего в нашем балаганчике семь актеров и все семь были задействованы в спектакле: отсидевшая три года за соучастие в краже Селин Бошоле играла Богоматерь Марию; отсидевший срок за драку Серж Кото играл старика-супруга Марии, а два шалопая по жизни Поль Ляруз и Сид Виши были пастухами – так сказать, массовка. Главными моими героями были именно три волхва: малыш Нико гениально играл роль младшего волхва Бальтазара, старик Пьеро – старшего волхва по имени Каспар, а Мишель Дювво, великий молчун по жизни, просто-таки гениально молчал в роли волхва Мельхиора. У него, знаешь ли, было на редкость бледное худое лицо с огромнейшими, в пол-лица, неимоверно печальными глазами – этого было более чем достаточно! Мишель играл самим своим видом и обликом: просто молчал. И этого было достаточно.
Я покачал головой.
– Театр семерых актеров. Не густо.
– Но и не пусто! – Андрей воинственно вздернул подбородок. – Думаешь, клиенты реабилитационного центра рвутся играть роли в театре? Ошибаешься, главная мечта большинства из них – послать куда подальше всех психотерапевтов да прочих медиков центра, чтобы продолжать жить привычной для себя жизнью: глушить алкоголь всех видов, наркоманить и грешить, кому как больше по душе. Согласен, что вот теперь мне будет гораздо сложнее, повторюсь: три моих волхва были самыми талантливыми актерами, которым театр действительно был по душе. С оставшимися, увы, каши не сваришь! Но будем работать. В данной ситуации одно хорошо: мне было чертовски не выгодно убивать моих звезд, стало быть, это не я их убил… А теперь предлагаю закрыть тему и отвести душу, вспоминая нашу шальную юность.
Мы заказали еще по чарке глинтвейна и в течение следующего часа предавались лишь славным воспоминаниям. Когда я пришел домой в тот вечер, на часах стрелка приближалась к полуночи.
Глава 6. Прореха в алиби
Следующий день, как и все предрождественские дни той недели, был наполнен массой всевозможных дел и акций, о которых у меня уже с самого утра должна была болеть голова. И все-таки я проснулся с улыбкой и четким убеждением: все, что ни происходит, – к лучшему.
Я встретил старого доброго приятеля, оказался втянут в некую таинственную закулисную историю, итогом которой стало тройное убийство. Кроме того, последний раз я почти пятнадцать минут болтал с Соней по телефону, и эта беседа дала мне заряд надежды: моя любимая в холодной Женеве скучает ничуть не меньше меня – быть может, даже больше, поскольку уж ее точно никто не втягивает в загадочные детективные истории. Тут я весьма кстати напомнил себе, что сегодня нужно непременно перезвонить Соне и обсудить с ней планы на Рождество. Это дало мне лишний повод улыбнуться в предвкушении нового дня.
Мой первый утренний час прошел как обычно: я встал, принял душ, оделся и спустился в кафе на первом этаже, где позавтракал классическим кофе с круассанами, после чего направился в офис «Садов». И вот тут непредвиденные события наперегонки бросились мне навстречу, так что я быстренько позабыл о Рождестве, Соне и своей почти священной обязанности ей перезвонить.
Как только я вошел в приемную, ко мне тут же бросилась донельзя взволнованная и раскрасневшаяся мадам Лево.
– Мсье Ален, слава богу, вы пришли вперед полиции, потому что мне нужно срочно посоветоваться с вами по очень важному вопросу: стоит ли сообщать этому милому комиссару или славной девочке-инспектору все, что мне известно от бедняги Пьеро, потому что в прошлый раз я сообщила далеко не все, ведь, согласитесь, никогда точно не знаешь, что может быть очень полезно для нашей косметической фирмы, а что принесет только вред…
От этого стрекота у меня мгновенно затрещала голова, и я остановил секретаршу решительным жестом руки.
– Стоп-стоп-стоп, мадам Лево! Пожалуйста, не торопитесь. Давайте начнем с самого начала и, прошу вас, не с такой потрясающей скоростью. А для начала предлагаю присесть.
Мы уселись друг против друга в кресла, и я кивнул, давая старт исповеди. Мадам Лево глубоко вздохнула и произнесла:
– Дело в том, что бедняга Пьеро очень любил рассказывать мне о репетициях в театре «Луна».
Я кивнул.
– Понятно. Полагаю, вы умолчали о чем-то конкретном, что однажды рассказал вам Пьеро. Хотя, если честно, сомневаюсь, что в ходе ваших бесед он мог сообщить вам нечто криминальное.
От избытка эмоций мадам Лево сначала зажмурилась, а потом весьма энергично мотнула головой. Признаться, я был слегка озадачен.
– То есть вы хотите сказать…
Она не дала мне договорить – резко подалась вперед и, наклонившись к самому моему лицу, горячо проговорила полушепотом:
– Пьеро несколько раз говорил мне, что у режиссера театра серьезный конфликт с малышом Нико! Он много рассказывал мне о театре и обо всех актерах-любителях да их грехах. К примеру, я знала, что малыш Нико отсидел срок в тюрьме за мелкую кражу. Пьеро не раз говорил, что парень не чист на руку.
Пришлось вновь сделать останавливающий жест.
– Не так быстро, мадам Лево! Итак, Пьеро рассказывал вам о грехах всех своих коллег-актеров…
– Я всех их знаю по именам, хотя ни разу в жизни не видела! – она просто не могла дождаться, когда я дам ей слово. – Но разговор пойдет о режиссере – Андре Бессоне. Как мне рассказывал Пьеро, у этого режиссера с первых репетиций началась самая настоящая война с малышом Нико. Пьеро говорил, один раз они даже подрались, так что разнимали их все актеры и сам Пьеро. А все потому, что несносный малыш просто обожал всех передразнивать, да так зло!
Она внезапно умолкла, словно вдруг припомнив нечто особо важное и многозначительно уставившись на меня.
– Вот я и хотела у вас спросить: как, по-вашему, стоит ли рассказать полиции про все это – про драку, про конфликты с режиссером? Комиссар Анжело и в самый первый раз спрашивал, не было ли разговоров у Пьеро о том, кто с кем ругался. Но тут все не так просто. Ведь этот режиссер, акцент которого убитый постоянно так зло передразнивал, как и вы, – русский…
Я едва не расхохотался смехом Сатаны. Ну, конечно, дело ясное! Пусть мой отец и чистокровный француз, пусть я без малейшего акцента изъясняюсь по-французски, для милейшей мадам Лево я все-таки немного загадочный русский, и, стало быть, буду насмерть стоять за своего земляка. Знала бы она еще, что с этим самым Андре Бессоном мы знакомы с глубокой юности!
Я дипломатично улыбнулся, успокоительно положив руку на трепещущую длань секретарши.
– Разумеется, мадам Лево, вы просто обязаны сообщить следствию все, что считаете нужным. Полагаю, если режиссер ни в чем не виноват, это скоро выяснится… Это все, что вы хотели мне сказать?
Она кивнула в знак согласия. Я поднялся.
– В таком случае, решение – за вами. А для меня начинается мой рабочий день. Что там у нас по плану?..
Каюсь, я тут же постарался нагрузить мадам Лево множеством дел и заданий, чтобы отвлечь ее от желания немедленно рвануть в полицию для дачи своих сенсационных показаний. Конечно, я отчасти сочувствовал Андрею: как ни крути, а конфликт с убитым – не лучший факт в деле об убийстве, так что при подобных показаниях его «крутое алиби» будет сто раз перепроверяться.
С другой стороны, скорей всего подобную информацию полиция наверняка уже получила и без сообщения мадам Лево, и все это дает ей просто-таки идеального подозреваемого: постоянные конфликты с убитым парнем, драка… Да и фотосессию в сквере режиссеру было бы организовать проще, чем всем другим. И пусть причина убийства оставшихся двух артистов не очень-то понятна, при желании можно что-нибудь придумать. Например, что русский режиссер решил рассчитаться со всеми, кто был постоянным свидетелем насмешек над его акцентом.
Не успел я пройти в свой кабинет и спокойно обдумать услышанное, как в дверь постучали, и почти тут же на пороге возник следующий персонаж – уже известный мне бухгалтер «Садов» Франсуа Шюни, с которым вчера беседовала инспектор Лимбо. Не делая и минимальной паузы, не извинившись за вторжение, он с ходу объявил себя больным – простуженным, попросив разрешения отлежаться дома.
Я с невольным любопытством рассматривал парня: крепкий здоровяк под два метра ростом, мрачно уставившийся себе под ноги, он совершенно не походил на измученного насморком больного.
Я дипломатично улыбнулся и сделал пригласительный жест в сторону ближайшего кресла:
– Мсье Шюни, присядьте на минуту. Я хотел бы поинтересоваться, как прошло ваше вчерашнее общение с инспектором Лимбо.
Мрачно опустившись на самый краешек, парень так и не взглянул на меня, продолжая упорно рассматривать что-то у себя под ногами. При моем вопросе на его лице мелькнуло лишь легкое раздражение.
– Это нельзя назвать беседой. Я сразу же сказал инспектору, что присутствовал на спектакле как представитель фирмы и потому ушел сразу же после его завершения. Меня ждали дома.
Все это было произнесено сухим недовольным тоном. Я кивнул, с интересом за ним наблюдая.
– А вы действительно сразу же поспешили уйти, мсье Шюни? Как вам, кстати, спектакль – понравился?
Он явно начинал нервничать: сцепил ладони вместе, бросив на меня короткий взгляд исподлобья.
– Более-менее. По крайней мере, я досидел до конца спектакля. Знаете ли, никогда не был большим поклонником театра, мсье Муар.
