Десять минут назад и другие рассказы

Фабрика

Я лежал на спине, накинув на лицо панаму и закрыв глаза. «Не нужен нам берег турецкий…» – всплыли в памяти слова старой песни. Нет, ребята, подумал я, тут вы неправы. Где, как не в Турции, может погреть свои косточки простой российский обыватель? Шелест волн убаюкивал, горячий ветер ласкал тело. Пальцы на ногах начинало пощипывать – видимо, тень уже успела переместиться, подставляя мои ступни беспощадному южному солнцу. Но вставать и в очередной раз передвигать лежак категорически не хотелось.

– Папа, папа! – послышался Лялькин голос.

Лялька – это моя трехлетняя дочь. Она сидела у воды и увлеченно играла в песочек, а тут вдруг стала кричать на весь пляж. Я испуганно вскочил и посмотрел на Ирину, которая как ни в чем ни бывало спала на соседнем лежаке, выставив на всеобщее обозрение обнаженную грудь. Хотя, надо признаться, было, что выставлять, и я, несмотря на тлеющую где-то в глубине души ревность, позволял ей демонстрировать свои прелести. Тем более что на пляже это было в порядке вещей, а восторженные взгляды окружающих доставляли моей жене истинное наслаждение.

Лялька бежала ко мне, размахивая лопаткой, и       верещала:

– Ведерко уплыло!

Ирина даже бровью не повела. Мать называется! Вот оно – женщина на курорте. Как и всему другому, отдыху она отдается с головой. И ничто на свете в эту минуту ее не тревожит. Тем более что рядом есть любящий муж, который обо всем позаботится.

– Ну, где твое ведерко?

Я присел рядом с дочкой, стряхивая песок у нее с головы.

– Там! – сказала Лялька, махнув рукой в сторону моря.

– Ох-ох-ох! – вздохнул я. – Ну, ничего, сейчас мы его поймаем.

После часа лежания на жаре даже теплая вода Средиземного моря кажется слишком бодрящей. По колено можно зайти почти сразу, но дальше… это требует определенных усилий и воли. Собравшись с духом, я резко окунулся по шею и поплыл туда, где метрах в ста от берега покачивалось на волнах Лялькино ведерко.

Однако вскоре я заметил, что оно почти не приближается – видимо, его относит ветром, – и прибавил ходу. Когда наконец до цели оставалось совсем немного, я оглянулся и обнаружил, что заплыл уже очень далеко, так что люди на берегу казались крошечными насекомыми. В это время набежавшая волна перевернула ведерко, и оно скрылось под водой.

«Только этого не хватало!» – подумал я и нырнул следом.

Казалось, еще чуть-чуть, и мне его уже не достать. Я сделал рывок и, схватив ведерко за дужку, попытался всплыть. Но не тут-то было – безобидное детское ведерко потяжелело до веса двухсотлитровой бочки и потащило меня ко дну. Я не на шутку перепугался и, отпустив ведерко, рванул кверху, но какая-то неведомая сила не желала выпускать меня из своих объятий. Я отчаянно барахтался, а отблески на поверхности воды становились все дальше и дальше, сумрак вокруг меня сгущался. Резкая боль пронзила голову, будто в уши воткнули раскаленный металлический прут. От ужаса я взвыл. Вода хлынула в рот и в нос. В глазах потемнело, и я потерял сознание…

Над самым ухом пронзительно крикнула чайка. Я открыл глаза, а точнее, один, левый, глаз, потому что лежал, уткнувшись лицом во влажный песок. Волны одна за другой набегали на берег, щекоча пятки шипящей пеной. Я закашлялся и срыгнул соленой водой. Тело ныло, будто по мне проехался трактор. Я с трудом приподнялся и сел. Вокруг ни души, берег совершенно пуст. Куда-то подевались лежаки, навесы. И гостиница исчезла.

Может, конечно, меня отнесло куда-нибудь в сторону, да вот только я знаю наверняка, что все побережье в районе Анталии сплошь застроено гостиницами. Найти в этих краях дикий участок очень непросто. Я сам несколько раз совершал пешие прогулки по берегу, и сколько видел глаз, всюду был лишь один сплошной пляж, усеянный туристами, а из-за деревьев выглядывали самые разнообразные строения – гостиницы всех возможных категорий.

Я встал и для верности подпрыгнул. Ничего. Проклятье! Я повернулся к морю и стал вглядываться вдаль, пытаясь отыскать катер, яхту или, на худой конец, какого-нибудь серфингиста. Но тщетно – покрытая легкой рябью, водная гладь до самого горизонта была пуста. Я постарался взять себя в руки и решил отправиться на поиски людей. Где-то же они должны быть!

Не успел я об этом подумать, как земля под ногами дрогнула, и скрипучий металлический голос за спиной произнес:

– Freeze! Turn around! Slowly!1

– Чего? – пробормотал я, хотя прекрасно понял услышанное, просто это было очень неожиданно.

– Russian? Русский? – произнес все тот же голос. – Повернуться кругом! Медленно!

Я стал поворачиваться, для верности даже подняв вверх руки. То, что я увидел, вынудило меня застыть в буквальном смысле этого слова. Со стороны я, наверное, выглядел смешно: челюсть отвисла, глаза выкатились из орбит, а волосы на голове встали дыбом. А как, по-вашему, должен реагировать человек, еще совсем недавно беспечно загорающий на пляже в окружении таких же отдыхающих, и вдруг оказавшийся на пустынном берегу лицом к лицу с огромной говорящей машиной?

Чудовищный агрегат, представляющий собой блестящий на солнце цилиндрической формы стальной корпус на четырех слоновьих ногах, с длинной извивающейся шеей, вперился в меня зелеными зрачками глаз, притороченных на макушке маленькой круглой головы. Две небольших руки-щупальца с клешнями медленно раскачивались в воздухе.

– Прошу следовать за мной, – сказала машина и, развернувшись, зашагала прочь от берега.

Один глаз ее повернулся на сто восемьдесят градусов и продолжал следить за мной. Заметив, что я не шелохнулся, машина остановилась.

– В ваших интересах следовать за мной!

Я понял, что лучше подчиниться.

Поначалу пришлось топать в гору. Рыхлый песок под ногами затруднял движение, но механический «бронтозавр» легко шагал вперед, виртуозно раздвигая щупальцами ветви деревьев, умудряясь не сломать ни одной. Поднявшись на вершину холма, я с ужасом понял, что нахожусь на острове, в центре которого, словно гигантский кратер, выделялась огромная впадина, поросшая густым лесом. Вдалеке, над деревьями, высилось замысловатое строение, утыканное трубами.

– Это какая-то фабрика? – спросил я, но машина продолжала молча шагать вперед.

Территория фабрики была обнесена глухим каменным забором с несколькими рядами колючей проволоки наверху. Мы подошли к массивным стальным воротам с ярко-оранжевой надписью «Sand Island» («Песчаный остров»). Машина наклонила голову к какому-то устройству, похожему на видеокамеру, и ворота медленно открылись.

По многочисленным асфальтовым дорожкам, которыми была оборудована территория странной фабрики, сновали десятка три неуклюжих машин на колесиках, с шестью механическими руками, большой платформой и плоской головой, похожей на башню бронетранспортера. На конце коротенькой «пушки» светился зеленый глаз, наподобие тех, какие были у моего провожатого.

Одна за другой подкатывая к пандусу, с которого им на платформу аккуратно укладывались какие-то коробки с такой же надписью, что и на воротах фабрики – «Sand Island», машины обхватывали поклажу всеми шестью руками и катили по дорожке куда-то вправо, исчезая за углом.

«Мистика какая-то!» – подумал я.

– Прошу за мной, – проскрежетала машина и, распахнув стальные двери по соседству с пандусом, шагнула внутрь.

Мы очутились в гигантском цехе. Грохот сотен работающих механизмов оглушил меня. Слева тянулся ряд огромных котлов, похожих на чугунки с крышкой, из которых то и дело вырывался пар. Справа несколько конвейеров сплошным потоком выплевывали разнообразные пачки ярко зеленого цвета с оранжевыми буквами. Многорукий столб виртуозно укладывал маленькие пачки в картонные ящики, а шустрые стальные каракатицы с короткими щупальцами подхватывали упаковки и перебрасывали их на ползущие кверху платформы ленточных подъемников. Достигнув потолка, упаковки вливались в один поток и, захваченные подвесным транспортером, плыли по направлению к пандусу.

Словно во сне, я шел за «бронтозавром» по узкой, выложенной кирпичного цвета плиткой дорожке. Миновав цех, мы попали в длинный полутемный коридор, в конце которого выделялась крашенная в оранжевый цвет металлическая дверь с засовом.

Машина отперла дверь и приказала:

– Входите!

Я шагнул в полутемную комнату, пытаясь разглядеть, куда я попал.

– Угощение для вас, профессор, – сказала машина и захлопнула дверь.

– Что?! – воскликнул я и, похолодев от ужаса, бросился назад.

Но засов снаружи уже успел лязгнуть, путь к отступлению был отрезан.

– Откройте! – завопил я. – Вы не имеете права! Я – гражданин России. Я не желаю быть угощением.

– Успокойтесь, голубчик, – донесся из темноты хрипловатый мужской голос с откровенным кавказским акцентом. – Никто не собирается вас кушать. Эта дурацкая машина все время путает слова – недостаток мультилингвистики. Знание двадцати языков не всегда идет на пользу. Она просто хотела сказать, что вы мой гость.

Из полумрака вынырнул плотного телосложения седой мужчина в потертом костюме.

– Профессор Абуладзе, Эдуард Гургенович. А вас как величать?

– Семен… можно просто Сеня, – оторопело ответил я.

– Вы, наверное, замерзли? – спросил профессор, сочувственно глядя на меня, стоявшего перед ним в одних плавках. – Вот, наденьте. – Он протянул мне белый халат.

– Спасибо, профессор, – сказал я, решив, что буду называть его «профессором», поскольку имени-отчества не запомнил, а переспрашивать было неловко. В халате действительно стало уютнее.

– Вот что, Сеня, хочу сказать откровенно: вы в полном дерьме.

– Не понял…

– Я имею в виду, что ситуация, в которую вы попали, почти безвыходная. Как, впрочем, и у меня. Мы с вами пленники самого чудовищного за всю историю человечества тирана – роботизированной целлюлозно-бумажной фабрики, как бы смешно это ни звучало. Садитесь, – он пододвинул мне табурет, – сейчас я вам все объясню.

И профессор начал свой странный рассказ. Чем дальше я слушал, тем больше округлялись мои глаза, ибо поверить в услышанное мог разве что человек с больной психикой. Но после прогулки по острову в компании механического чудища я уже не был уверен в себе.

По словам профессора, идея строительства полностью автоматизированной фабрики по производству бумажных изделий принадлежала ему и группе тбилисских ученых. В качестве полигона был выбран этот маленький остров в Черном море.

– В каком море?! – переспросил я.

– В Черном. А что вас так удивило? Поначалу этот остров был необитаемым, а потом наш институт с помощью заинтересованного спонсора приобрел его в собственность. Под моим руководством здесь трудилась целая армия специалистов. Прятать нам, в общем-то, нечего – это всего лишь целлюлозно-бумажная фабрика, хоть и необычная – поэтому никаких средств сверхзащиты мы не придумывали. Разве что пустяшную электромагнитную оболочку да простенькие оптические искажатели, чтобы со спутников не было видно всех подробностей. Ну а против любопытных туристов и прочих зевак по периметру острова стоят слабенькие психотронные излучатели, они попросту отпугивают непрошеных гостей, не позволяя им приближаться к острову.

Профессор подошел к двери, прислушался, потом повернулся и продолжил свой рассказ.

Когда строительство фабрики было завершено, за бригадой, в составе которой были инженеры, программисты и техники, прибыл теплоход. Профессору предстояло еще какое-то время пробыть на острове, чтобы проследить за пуском производства и убедиться, что фабрика работает без сбоев. Весь производственный персонал – рабочие, грузчики, механики – были роботами, или, как их называют, АМП: автоматизированный механический персонал. Не по-русски, конечно, а по-английски – Automated Mechanical Personell – хотя аббревиатура такая же. Машины так и нумеруются: АМП-1 – разнорабочий, АМП-2 – грузчик, АМП-3 – фасовщик, и так далее. Самые мощные с точки зрения начинки и технических возможностей – механики. Для них была разработана особая программа и мощный речевой аппарат. Это необходимо для того, чтобы контролировать работу фабрики, регулировать производство и отгрузку, а также следить за безопасностью.

– Та штуковина, что привела вас сюда, – сказал Абуладзе, – и есть один из пяти механиков.

Провожая бригаду специалистов, профессор вышел на причал. Одно обстоятельство немного смутило его – на палубе не было ни одного моряка, лишь голос капитана звучал из громкоговорителя, отдавая команды. Абуладзе не придал этому значения, и, когда судно отчалило, направился в свои апартаменты, которые находились прямо в его кабинете. Но возле самой фабрики дорогу ему преградил механик. Двое других зашли по бокам, а один встал сзади.

– Господин профессор, – сказал, подходя, пятый механик, – мы благодарим вас за блестяще выполненную работу. Однако для безопасности фабрики мы вынуждены переселить вас в другое помещение. Когда вы понадобитесь, мы вас пригласим.

– Какое «другое помещение»? У меня же в кабинете все управление, связь! Вы что, с ума сошли?! – воскликнул профессор, забыв, к кому обращается.

Но машины аккуратно обхватили его своими стальными клешнями и препроводили в камеру, куда впоследствии привели и меня.

– А что с бригадой? – спросил я.

– Понятия не имею! Ведь я с тех пор так и не смог связаться с большой землей. Но предчувствия у меня поганые. Эти машины держат меня, потому что я им нужен. Они меня кормят, поят, даже книгами снабдили. Вот и вас привели, чтобы мне не было скучно. Я, честно говоря, просто поражен уровнем их интеллекта, мы на такое не рассчитывали. Кстати, а как вы попали на остров? Я что-то все о своем, да о своем. Простите старика.

– Боюсь, профессор, что мое появление здесь покажется вам еще более странным, чем вся эта история с взбунтовавшимся машинами. Я с семьей приехал в Турцию…

– Как вы сказали? – удивился профессор.

– Да, вы не ослышались, в Турцию, более того – на Средиземное море. Мы поселились в замечательном отеле «Туртель» неподалеку от города Сиде. Три дня благополучно отдыхали, а на четвертый произошло нечто странное.

И я рассказал историю о неудачной попытке спасти Лялькино ведерко.

– Не может быть! – воскликнул профессор. – Они все-таки сделали это!

– Что «это»? И кто «они»?

– Они… хорошо бы понять, кто… воплотили в жизнь мою идею. Аквателепортатор! Я ведь работал над ним с две тысячи четвертого года.

– Обидно, конечно, когда двухлетний труд кто-то бессовестно крадет, – согласился я.

– Какой «двухлетний»! Я потратил на него сорок два года!

– Позвольте, но вы же только что сказали, с две тысячи четвертого…

– Молодой человек, если сейчас две тысячи сорок шестой, то сколько, по-вашему, прошло лет с две тысячи четвертого?

– Что-о-о?! – вскрикнул я. – Это же бред какой-то!

– В каком смысле? – переспросил профессор.

– Вчера было еще двадцать восьмое июля…

– А сегодня двадцать девятое.

– …две тысячи шестого!

Профессор сел на табурет и обхватил голову руками. Через некоторое время он поднялся, подошел к зарешеченному окну, потом повернулся ко мне и сказал:

– Это катастрофа! Это не просто аквателепортатор, это аквателепортатор с функцией перемещения во времени. По моим расчетам, такого эффекта можно добиться только через сто пятьдесят лет… Но они уже научились это делать!

– Скажите, профессор, а почему «аква»?

– Да очень просто! При нынешнем уровне развития науки и технологии, телепортация теоретически… или нет, видимо, уже практически… возможна только в среде, более плотной, чем воздух, но, в то же время, допускающей физическое перемещение. А такой средой, как вы понимаете, является вода. М-да! Значит, им нужны средства, финансы, и они наладили поставку бумажных изделий в ваше время.

– Но зачем? В чем тут выгода? Неужели ваша бумага стоит намного дешевле нашей?

– Стоит. Из чего делают бумагу в ваше время?

– Из древесины, я думаю. В основном.

– Правильно. А у нас – из воды!

– Как это?

– Элементарно – распад, синтез. Вы химию помните? А ядерную физику? Ну, неважно. Что входит в состав любого органического соединения? Углерод, шестой элемент периодической системы. А чего у нас тут кругом хоть залейся? Правильно, воды, «аш два о», то есть первый и восьмой элементы. Берем эту самую «аш два о» и с помощью ускорителя добиваемся распада кислорода сначала до азота, а потом до углерода. Избыточный водород тоже постепенно синтезируется в углерод, но это более длительный процесс, поскольку нужно пройти пять стадий. Зато энергии, выделяемой при этих реакциях, с лихвой хватает на поддержание всего производственного процесса. Так что это своего рода перпетуум-мобиле – мечта изобретателей девятнадцатого и двадцатого веков.

– Так значит, теперь можно и золото делать – воплотить мечту алхимиков всех времен?

– Увы. Современная наука способна синтезировать элементы только до второго периода. И то с фтором и неоном проблемы. Да и кислород расщеплять умеем, а синтезировать пока не очень. А что касается третьего, четвертого, а тем более шестого периодов, к которому относится золото, до них, я думаю, не скоро дойдет. Хотя, – профессор помолчал немного, – теперь я уже ни в чем не уверен.

Я уселся на холодный каменный пол. Голова шла кругом. Все происходящее казалось каким-то кошмарным сном. Чудовищная фабрика с ее безумными роботами, перемещение во времени… И тут я вспомнил о семье. Сердце сжалось, и тоска охватила меня.

– Профессор, я хочу выбраться отсюда.

– Думаете, я не пытался?

– Думаю, пытались. Но вы же были один, а теперь нас двое. Как там про две головы? Неужели мы не сможем перехитрить эти дурацкие машины?

– Не знаю, голубчик. Они же сумели обмануть меня. А я ведь тоже не мальчик. Я даже не знал о существовании этой камеры, хотя машины вплотную занимались строительством и обустройством только последний месяц – до этого работали одни люди. Видите, здесь даже туалет есть и душ. – Профессор показал на небольшую дверь. – Я, правда, подозреваю, что машинами руководит кто-то извне. Не верю я, что они сами могли до такого додуматься. Если они и вправду, используя телепортатор, спокойно сбывают продукцию фабрики в вашем две тысячи шестом году, а деньги или золото перебрасывают сюда… Нет! Это нужно как-то остановить.

– А вы не думаете, профессор, что всем этим может руководить какая-нибудь машина, этакий суперкомпьютер? В наше… то есть, в мое время такая тема весьма популярна и в кино, и в литературе.

– Чепуха! Мы, конечно, уже давно разрабатываем систему «Интеллект», которая в течение длительного времени позволит руководить целыми производствами вообще без вмешательства человека. Но проект должен быть завершен только через пять лет.

Я с сомнением посмотрел на профессора.

– Да нет! – замахал он на меня. – Невозможно!

– Ну а если кто-то форсировал эти разработки?

– Нет, я бы знал. Хотя теперь я и в этом сомневаюсь.

– Профессор, давайте драпать отсюда. Придумайте что-нибудь.

– Знаете, эти машины довольно медлительны. На обработку компьютером сигнала и подачу команды какому-нибудь устройству уходит от одной до двух секунд. А переход с ночного видения на дневное и наоборот занимает больше десяти секунд.

– Отлично! Я, кажется, придумал, как их отвлечь.

Я стянул с кровати профессора одеяло и тщательно заткнул им окно. Затем, взяв табурет, разбил единственную тусклую лампочку под потолком. Раздался хлопок, и в камере стало совсем темно.

– Профессор, включите ночник.

Абуладзе зажег стоявшую на тумбочке лампу.

– Черт! – воскликнул я. – Слабовата. Нам бы что-нибудь поярче.

– Что вы, молодой человек! – сказал профессор. – Она же с регулируемым уровнем яркости.

Он повернул какой-то барашек на корпусе лампы, и она вспыхнула, как тысяча свечей, на мгновение ослепив меня.

– Ух ты! – только и сказал я. – А можно сделать, чтобы она сразу так зажигалась?

– Конечно, – ответил Абуладзе. – Просто надо оставить регулятор в этом положении.

– Хорошо. А теперь идите к двери и позовите на помощь. Скажите, что лампочка перегорела.

– Она не может перегореть, у нее гарантийный срок службы десять лет.

– Профессор, – я укоризненно посмотрел на него, – ну соврите что-нибудь.

– Ладно, – сказал Абуладзе и направился к двери.

Я выключил ночник, а профессор стал барабанить в дверь, крича, что в сети резкий перепад напряжения, и у нас вышли из строя источники света. Через пару минут засов лязгнул, и дверь медленно распахнулась. Поскольку в коридоре был полумрак, то света в камере не прибавилось, лишь дверной проем выделялся на фоне темной стены. В этом проеме стоял механик.

– Что у вас со светом? – проскрежетал он.

– Тебе же сказали! – крикнул я. – Ты, бестолковая железяка, лампа у нас перегорела. То есть, взорвалась.

– Почему не включаете ночную лампу?

– Да потому, что она тоже накрылась. Не веришь? Подойди и проверь.

Механик некоторое время постоял, потом его ноги вдруг стали укорачиваться, и он сразу стал ниже. Приобретя габариты, достаточные для того, чтобы пройти в дверь, механик наклонил вперед свою страусиную шею и шагнул вперед. Оказавшись в полной темноте, он остановился. Его зеленые глаза стали медленно потухать, а секунд через десять вновь вспыхнули, но уже ярко-красным светом. Механик медленно повел головой и уставился на меня.

– Иди сюда, смотри, – позвал я, тыкая пальцем в ночник.

Механик опустил голову и поднес свои горящие глаза вплотную к лампе. Я щелкнул выключателем, и беспощадный свет разорвал тьму.

– Профессор, ходу! – скомандовал я и бросился к двери. – И не забудьте запереть!

Мы миновали полутемный коридор, затем цех и оказались на погрузочной площадке. Механиков поблизости не было, а рядовые механизмы на нас внимания не обращали.

– Без пропуска нам с территории фабрики не выбраться! – крикнул Абуладзе.

Я спрыгнул с пандуса и подбежал к уже отъезжающему грузчику. Сбросив несколько коробок, втиснулся в образовавшуюся щель и помог взобраться на платформу подоспевшему профессору. Грузчик как ни в чем ни бывало двигался к воротам фабрики. Немного притормозив, он повернул голову-башенку с одиноким глазом в сторону камеры. Я замер в напряжении, ожидая, что ворота вот-вот захлопнутся. Но они не шелохнулись, и мы спокойно покатили дальше. Колонна грузчиков непрерывным потоком текла в сторону причала, а многорукое устройство лихо перебрасывало груз с подъезжающих платформ в трюм одного из трех пришвартованных судов, на борту каждого из которых крупными оранжевыми буквами было написано уже знакомое «Sand Island».

– Сэнд Айланд, песчаный остров – это что, название фабрики? – прокричал я в ухо профессору.

– Название всего проекта, – отозвался тот.

Мы спрыгнули с платформы, не доехав метров ста до причала, и бросились в лес. В это время на фабрике завыла сирена.

– Спохватились, – проговорил профессор, остановившись и переводя дух. – Вы видели, сколько продукции они грузят? Салфетки, носовые платки, туалетная бумага…

– Профессор, – перебил я, – может нам стоит поторопиться?

– Да, вы правы, – ответил тот, и мы побежали дальше.

– Вот то место, где меня вынесло на сушу, – выдохнул я, когда мы оказались на берегу.

– По всей видимости, воронка портала открывается где-то рядом, – сказал Абуладзе. – Кроме того, чтобы перемещать тяжелые крупногабаритные предметы, такие как корабль, диаметр воронки может достигать нескольких сот метров, а то и километра. И стоит вам очутиться хотя бы у самого ее края, вас неминуемо засосет.

– Куда нам теперь? – спросил я.

– Как куда? В воду. Вы ведь умеете плавать?

– Вы шутите?

– Нисколько. До большой земли всего двадцать километров. Думаю, за сутки мы это расстояние преодолеем. Один раз механики позволили мне посетить мой кабинет, забрать кое-какие мелочи, и я тайком прихватил спасательный жилет. – Абуладзе похлопал себя по груди. – Надуем его, когда отплывем подальше. Ну, что вы встали? Полезайте в воду.

– А как же машины? – спросил я, увидев, как деревья на холме закачались сразу в нескольких местах.

– Они в воду не полезут, но… – профессор сделал паузу, – они вооружены.

– Час от часу не легче!

– Это всего лишь небольшие малокалиберные пушки. Начальная скорость снаряда менее тысячи километров в час. Пять зарядов на каждую из пяти машин. Для экстренных случаев.

– Каких таких случаев? – крикнул я, уже войдя в воду по пояс.

– Подождите, обувь сниму, – сказал профессор, стягивая с себя штиблеты и сбрасывая пиджак. – Вы, кстати, тоже халатик скиньте, легче будет. А что касается случаев, ну, машина какая-нибудь взбесится или кто-то нападет на фабрику. Предельная дальность стрельбы – восемьсот метров, так что пока не отплывем достаточно далеко, держитесь от меня подальше и лавируйте. Помните, что я вам говорил – они медлительные. Прицелятся, а выстрелят только через две секунды.