Екатерининский парк

Утопленница

Вечерело. Невиданный для сентября зной сменялся зябкой прохладой. В опустевшем летнем кафе негромко играла музыка. В такой час в будни здесь, как правило, никого уже не бывало. Но в этот вечер за крайним столиком сидел одинокий посетитель – седовласый мужчина преклонного возраста в светлом льняном костюме – и как будто не собирался уходить. Молоденькая официантка уже несколько раз демонстративно проходила мимо и порывалась забрать пустую кофейную чашку, но посетитель никак не выпускал её из рук. Перед ним на столе лежали белая фетровая шляпа и раскрытое потрёпанное портмоне с фотографией – красивая статная блондинка лет шестидесяти, застывшая в танце с невидимым партнёром. У ног посетителя, высунув розовый язычок и часто дыша, лежала маленькая лохматая собачонка, привязанная к стулу тонким поводком.

Старенький динамик сделал паузу, сдержанно фыркнул и принялся изливать в эфир тёплую и нежную, как байковое одеяло, песню «Лаванда» в исполнении Софии Ротару.

– Что-нибудь ещё будете заказывать? – спросила официантка, в очередной раз подходя к столику с припозднившимся клиентом

– А… Нет, нет. Благодарю, – спохватился мужчина. – Сколько с меня?

– Сто пятьдесят рублей.

– Вот, пожалуйста.

Посетитель надел шляпу, взял на руки собачонку и вышел из кафе.

Путь его пролегал через Екатерининский парк, что раскинулся неподалёку от Олимпийского проспекта, – один из тех небольших московских парков, о существовании которых не подозревают даже многие москвичи. Яркий и нарядный днём, это парк казался таинственным и немного пугающим ночью. Но мужчина уверенно шагал по тёмной аллее, неся на руках свою четвероногую подружку, беспокойно поглядывающую по сторонам. Очевидно, он частенько ходил этой дорогой.

Внезапно из темноты, со стороны притаившейся у пруда ротонды, донёсся странный звук. Поначалу мужчина не придал этому значения, но когда до него долетели слова, произнесённые до боли знакомым голосом, он замер как вкопанный.

– Веничка-а-а! – завывал голос в такт нарастающему ветру.

Из-за ротонды медленно выплыла одетая в белое тонкая женская фигура. Невесомая, она словно зависла над землёй, излучая призрачное сияние. Мужчина машинально сунул руку в карман пиджака в поисках очков. Но очков там не оказалось – видимо, оставил дома.

– Нателла? – щурясь, пробормотал мужчина.

– Потанцуем?

Нателла вытянула вперёд руки и медленно двинулась в его сторону. Собачонка тихонько завыла.

– Нет! Этого не может быть! – вскричал мужчина.

Он в ужасе попятился, оступился и, выронив собачонку, рухнул навзничь. Собачонка, обнюхав бесчувственное тело своего хозяина, принялась отчаянно тявкать в темноту.

Из подъезда дома номер три, что по улице Советской Армии, выпорхнула стройная дама в элегантном спортивном костюме. Издалека её можно было принять за молодую женщину, однако проступающая сквозь безупречный макияж сеточка морщинок на лице, предательские складочки на шее и излишне суховатые пальцы на руках выдавали в ней даму весьма почтенного возраста. Но, несмотря на свои семьдесят лет, Екатерина Андреевна Романова выглядела не более чем на пятьдесят пять. Высоко поднятая голова, гордая осанка говорили о её знатном, благородном происхождении. Хотя в те годы, когда родилась Екатерина Андреевна, знати в нашей стране давно уже не было, а благородство не имело никакого отношения к благости рода.

Итак, моложавая пенсионерка вышла на утреннюю пробежку. Близость Екатерининского парка располагала к подобным моционам. И поскольку Екатерина Андреевна никогда не пренебрегала физкультурой, то её там знали все, кто по той или иной надобности оказывался в парке утром. Даже собаки, выгуливающие своих зевающих хозяев, замирали при виде бегущей Екатерины Андреевны и принимались весело махать хвостом.

Неподалёку от пруда два таджика – низкорослый степенный Сархат с лицом, похожим на пересушенный урюк, и долговязый суетливый Анзур, у которого только-только начали пробиваться усы, – собирали первую опавшую листву. Сархат неторопливо помахивал метлой, формируя небольшие кучки, Анзур руками перекладывал листья в тачку.

– Ассалому алейкум, Екатрин Андревна! – воскликнул Сархат, завидев пробегающую мимо Романову, и низко поклонился.

– Субх ба хайр! Корхоятон чи хел?1 – ответила Екатерина Андреевна.

– Хуб. Аз шумо пурсем?2 – Сархат расплылся в улыбке, демонстрируя четыре золотые коронки.

– Ташаккур, хама кор хуб3, – улыбнувшись в ответ, пропела Екатерина Андреевна и побежала дальше.

– Саломат бошед!4 – крикнул ей вслед Сархат и, нахмурившись, повернулся к Анзуру. – Пачиму она таджикски можит учить, а ты руски ни можишь?

Анзур смущённо потупил взгляд.

Тем временем Екатерина Андреевна, пробежав трусцой до конца аллеи, уже собралась повернуть назад.

– Может, вам показалось? – произнёс поблизости раздражённый мужской голос.

Екатерина Андреевна остановилась и оглянулась. Никого. Мгновение она прислушивалась, потом слегка присела и юркнула в заросли сирени.

На лужайке стоял растерянный седовласый мужчина в белой фетровой шляпе с маленькой лохматой собачонкой на руках. Перед ним нетерпеливо расхаживал взад-вперёд утомлённый жизнью капитан Завадский, старший оперуполномоченный районного отдела полиции, вечно одетый в мятый костюм неопределённого цвета, с потёртой кожаной папкой подмышкой. Чуть поодаль переминался с ноги на ногу юный напарник Завадского лейтенант Чайкин. Он, в отличие от своего старшего товарища, предпочитал джинсы и кроссовки. Однако неизменный атрибут опера – папка – присутствовал и в его «гардеробе».

– Позвольте! Но я не сумасшедший! – воскликнул седовласый мужчина и, словно за поддержкой, посмотрел на свою собачонку.

Полицейские переглянулись. Чайкин не смог сдержать улыбки и поспешил отвернуться.

– Вениамин Аркадьевич, – с плохо скрываемым раздражением произнёс Завадский, – вы же сами сказали, что ваша жена умерла в прошлом году. Так?

– Так! – согласился Вениамин Аркадьевич, он же – седовласый мужчина с собачонкой.

– А позавчера вы видели её возле этой ротонды, так?

– Именно!

Завадский с Чайкиным вновь обменялись взглядами.

– Вам не кажется это странным? – со вздохом спросил Завадский.

– Ещё как! Поэтому я к вам и обратился!

Чайкин неприлично громко фыркнул. Завадский осуждающе посмотрел на молодого напарника.

– Минуту, пожалуйста, – сказал он Вениамину Аркадьевичу и, схватив Чайкина за плечо, отвёл его в сторону. – Ты чего лыбишься?

– Сан Саныч, он же… того!

– Послушай, Чайкин! – прошипел Завадский. – Он пришёл в отдел, написал заявление, дежурный его принял. Теперь, если ты с него показания не снимешь и не пообещаешь во всём разобраться, он будет приходить снова и снова! И писать свои дурацкие заявления. Пока мы сами не станем… того! Так что засунь свои улыбочки куда поглубже и работай с заявителем. Понял?

– Понял, товарищ капитан! – смущённо пробормотал Чайкин.

Завадский вернулся к Вениамину Аркадьевичу, а Чайкин, с недовольной миной на лице поглядев ему вслед, достал сигарету и закурил.

– «Работай», – передразнил он Завадского и, отвернувшись, столкнулся нос к носу с Романовой.

– Опять куришь! – сдвинув брови, произнесла Екатерина Андреевна.

– Тёть Кать! – От неожиданности Чайкин чуть не проглотил сигарету. – Ну… я сказал – брошу! Честное слово!

Екатерина Андреевна молча вытащила у него изо рта сигарету и, затушив, бросила в урну.

– Тёть Кать, я же на работе!

– Это он? Твой начальник? – Екатерина Андреевна кивнула в сторону Завадского.

– Напарник, – надув губы, пробурчал Чайкин.

– Напарник… – задумчиво повторила Екатерина Андреевна и внезапно потребовала: – Познакомь нас.

– Тёть Кать, нет… – взмолился Чайкин.

Но Екатерина Андреевна уже направилась к Завадскому.

– Доброе утро, – произнесла она довольно холодно, буравя его своими черными глазками.

– Здрасьте, – отозвался Завадский.

Чайкин мялся поблизости, не решаясь произнести ни слова, перекладывая папку из левой подмышки в правую, и обратно.

– Андрей! – не сводя взгляд с Завадского, напомнила о себе Екатерина Андреевна.

– Сан Саныч… – просипел Чайкин и, откашлявшись, продолжил: – Познакомьтесь, моя тётя, Екатерина Андреевна.

– Очень приятно, – буркнул Завадский. – Наслышан… Вы, кажется, бывший переводчик?

– Переводчиков, как и разведчиков, бывших не бывает. Я тоже о вас наслышана. Мой племянник постоянно жалуется.

– Тёть Кать! – яростно прошептал Чайкин.

– На меня? – Завадский округлил глаза и медленно повернулся к напарнику. – Я тебя обижаю?

– Он не так воспитан, чтобы обижаться, – ответила за племянника Екатерина Андреевна. – Так что вас привело в мой парк?

– В ваш парк? – Завадский чуть не поперхнулся.

– Моя покойная жена, – сказал подошедший седовласый мужчина с собачкой и, приподняв шляпу, представился: – Ларионов Вениамин Аркадьевич.

– Тяф! – подтвердила собачонка.

– Очень приятно! Романова Екатерина Андреевна, – отрекомендовалась Екатерина Андреевна. – Ну, давайте посмотрим!

Завадский с Чайкиным молча стояли в стороне и наблюдали, пока пожилая пара кружила вокруг ротонды и Ларионов отвечал на многочисленные вопросы, которыми его забрасывала Екатерина Андреевна. Чайкин держал в руках раскрытую папку, готовый записывать, и терпеливо ждал, когда старший напарник докурит третью сигарету.

– Занятная у тебя тётя! – произнёс наконец Завадский. – Она, точно, переводчик?

– Ну, да… – замялся Чайкин. – Вообще-то она мне не совсем тётя. Она младшая сестра моей бабушки. Так что я прихожусь ей внучатым племянником… Когда родители погибли, она забрала меня к себе…

– Трогательно. Ладно, давай сигнализируй на базу, чтобы нас срочно вызывали, а то у меня сейчас крыша с этим стариком поедет.

– Она была вот здесь, – говорил тем временем Ларионов, показывая Екатерине Андреевне, где именно парила над землёй его покойная жена Нателла. – Определённо!

– Значит, парила? – уточнила Екатерина Андреевна.

– Да, я понимаю, звучит странно. Конечно, темно… Но ощущение было полное.

– Может, всё-таки кто-то похожий? – не выдержав, спросил подошедший Завадский.

– Да ну что вы! Неужели я спутаю с кем-то свою жену! Это была она, Нателла! Её лицо, её фигура, голос, наконец… И Тимоша тоже её узнал.

– Тимоша?

– Моя собака, – пояснил Вениамин Аркадьевич, кивая на дремлющую у него на руках собачонку.

Завадский и Чайкин вновь переглянулись. Внезапный звонок телефона прервал наступившую паузу.

Чайкин торопливо выудил из кармана мобильник и чуть ли не крикнул:

– Алле! – Он посмотрел на Завадского неестественно округлившимися глазами. – Что? Выезжаем! Срочный вызов, – возбуждённо доложил он напарнику.

– Ну что ж, раз срочный, надо ехать, – со вздохом произнёс тот.

– Да, надо ехать! – воскликнул Чайкин и побежал к припаркованной неподалёку старенькой «Ладе».

– А как же… – растерянно проговорил Вениамин Аркадьевич.

– Мы всё зафиксировали, – перебил его Завадский. – Как только что-нибудь прояснится, обязательно вам позвоним.

И он поспешил за своим резвым напарником.

– Чего так долго тянул? – проворчал Завадский, садясь в машину.

– Да я таймер неправильно поставил, наверное. Вместо пятнадцати минут – двадцать пять, – отозвался Чайкин. – Ага, точно!

Он продемонстрировал свой телефон.

– Смотри в следующий раз на час не ошибись, а то будем выслушивать очередного…

Вениамин Аркадьевич растерянно глядел вслед уезжающим полицейским. Теплившаяся в его душе надежда на бравых служителей закона постепенно таяла, и сменяющее её отчаяние всё больше и больше охватывало пожилого человека, стремительно теряющего веру в то, что тайна его неожиданной встречи с погибшей год назад женой когда-либо будет раскрыта.

Екатерина Андреевна незаметно подошла сзади и взяла его под руку.

– Вы педагог? – спросила она.

– Как вы догадались?

– О! Рыбак рыбака…

– Значит, вы тоже? – обрадовался Вениамин Аркадьевич.

Екатерина Андреевна кивнула.

– Вы говорили, что ваша жена танцевала. Полагаю, вы познакомились на занятиях по танцу – вы ведь этот предмет преподаете?

– Верно.

– Тогда, может быть, вы и меня подучите?

– С превеликим удовольствием!

– Когда начнем?

– А приходите ко мне завтра, часиков в двенадцать.

– Завтра?

– Ну да! Или, если хотите, позвоните мне, договоримся на другое время. Я вам сейчас телефончик напишу. Тимоша, иди-ка, дружок, погуляй.

Вениамин Аркадьевич опустил собачонку на землю. Разбуженный Тимоша таращился по сторонам и совершенно не собирался никуда идти гулять. Он улегся на траву и, щурясь от яркого солнечного света, вновь погрузился в дремоту.

– Да вы так продиктуйте, я запомню.

– Как скажете… – Вениамин Аркадьевич запнулся и смущенно посмотрел на свою собеседницу.

– Что такое?

– Забыл! – воскликнул Вениамин Аркадьевич. – Номер свой забыл!

Екатерина Андреевна снисходительно улыбнулась.

– Ничего страшного, в нашем возрасте такое случается.

– Нет, нет! – Ларионов полез во внутренний карман пиджака и извлек оттуда визитную карточку, с облегчением выдохнул. – Ну, слава Богу! Вот, прошу вас!

– Благодарю.

Екатерина Андреевна взяла карточку и, скользнув по ней взглядом, спрятала в карман своего спортивного костюма.

Гостиная была обставлена со вкусом, в английском стиле. В центре – большой овальный обеденный стол, окруженный массивными стульями, на одном из которых восседал аккуратно причесанный Чайкин.

Екатерина Андреевна поставила на стол тарелку с овсянкой.

– Теть Кать! Опять этот корм! – взмолился Чайкин.

– Англичане едят овсянку каждый день. И до старости не знают проблем с желудком.

– А еще они едят яичницу с беконом и жареные сосиски… Ты обещала оладушки.

– Оладушки не заслужил, – отрезала Екатерина Андреевна. – Нечего было издеваться над человеком.

– Над кем?

– Над тем пожилым господином из парка – Вениамином Аркадьевичем… И, кстати, кто научил тебя так откровенно врать?

– В смысле – врать?

– Ведь не было никакого вызова. Думаешь, я не помню, какой у тебя звонок на телефоне? Это же был будильник. Или, как его… таймер! Э-эх, придумали отмазку, чтобы сбежать, а?

Чайкин принялся усердно жевать овсянку. Через некоторое время он не выдержал и спросил:

– Как ты догадалась?

– Старый трюк. Его обожал Юрий Владимирович… Мы так иногда сбегали с совещаний.

– Какой Юрий Владимирович? Андропов?

– Неважно. Ешь, давай!

Накормив внучатого племянника, Екатерина Андреевна вышла проводить его в прихожую.

– Я вот думаю, может, мне вернуться в институт? Надоело дома сидеть.

– Ты что, тёть Кать! Ты же на пенсии.

– На пенсии люди тоже работают.

Она сняла трубку висевшего на стене телефона.

– Ты серьёзно? – встревожился Чайкин. – Тёть Кать, не звони, не надо. Дался тебе этот твой институт.

– Да я не в институт.

– А кому?

– Вениамину Аркадьевичу. Он дал мне свой номер.

– Тёть Кать, я, конечно, всё понимаю. Тебе скучно, хочется общения. Но не с этим же чокнутым!

– А если я сумею раскрыть тайну появления его жены-покойницы?

– Да нет никакой жены!

– Жены нет, – согласилась Екатерина Андреевна. – Но есть кто-то, кто выдаёт себя за неё.

– С какой целью?

– Это-то я и хочу выяснить. Кстати, ты знаешь, как она погибла?

– Н-ну… нет.

– Вот видишь! Ты даже не поинтересовался! Опер!

– Так ведь…

– Она утонула как раз в том самом пруду, в парке. При очень странных обстоятельствах. И теперь Вениамин Аркадьевич каждый раз, гуляя в парке, проходит мимо места её гибели. И пытается понять, что могло произойти. Потому что наша доблестная милиция…

– Полиция, тёть Кать!

– Неважно! …закрыла дело с формулировкой «несчастный случай».

– Ну, может, там и вправду несчастный…

– Может, и да. А может, и нет. Меня смущает этот внезапно появившийся призрак…

На лестничной клетке царил полумрак, свет плохо проникал сквозь запылённые окна. Немного пахло сыростью, табаком и жареной картошкой. В общем, самый обыкновенный подъезд старого московского дома.

Екатерина Андреевна, одетая в темно-синий костюм и кокетливый белый берет, вышла из скрипучего лифта и, найдя нужную квартиру, нажала на кнопку звонка. Дверь открыла миловидная женщина, неопределённого возраста, хотя, скорее, всё же довольно молодая. Некрасивая, без намёка на макияж, с кое-как прибранными волосами, она молча уставилась на посетительницу бесцветными глазами.

– Здравствуйте! – вспыхнув лучезарной улыбкой, сказала Екатерина Андреевна. – Я к Вениамину Аркадьевичу.

– Он занят, – ответила женщина, даже не поздоровавшись в ответ.

– Ничего не желаю знать! – донёсся из глубины квартиры срывающийся голос Вениамина Аркадьевича. – И потрудитесь больше не приходить сюда!

Екатерина Андреевна вопросительно посмотрела на женщину и, поняв, что от неё разъяснений ждать бесполезно, решительно шагнула в квартиру.

– Мы договорились, – мягко произнесла она в ответ на робкие попытки женщины остановить её.

В просторной гостиной, похожей на все профессорские квартиры, со старой добротной мебелью, картинами на стенах, великолепным кофейным сервизом и хрустальными бокалами в инкрустированной горке, бесконечными безделушками, расставленными во всех мыслимых и немыслимых местах, за большим круглым столом восседала здоровенная тётка. По полу кружил Тимоша, то и дело подходил к тётке и обнюхивал её.

– Я не собираюсь никуда переезжать! – категорически возражал стоявший в центре комнаты Вениамин Аркадьевич.

– Переедете, – без тени сомнения заявила тётка и, не спросив разрешения, схватила пузатый графин. – Фу! – крикнула она Тимоше и до краёв наполнила один из четырёх приземистых стаканов. – Не захотите сами, тогда вас… – Она шумно отхлебнула и рявкнула на собачонку: – Да уйди ты!

– А я напишу на вас заявление в прокуратуру! – не сдавался Вениамин Аркадьевич. – Тимоша, фу!.. И всех соседей буду агитировать! Я, к вашему сведению в этом доме родился, и здесь же собираюсь умереть!

Тётка наконец встала из-за стола.

– Вот помереть вы действительно можете, – усмехнувшись, произнесла она.

– Так-так! А это уже угроза! – послышалось из прихожей.

Вениамин Аркадьевич и тётка обернулись. В дверях стояла Екатерина Андреевна.

– Вы ещё кто? – фыркнула тётка.

– Свидетель.

– Какой ещё, на фиг, свидетель?

– Свидетель того, как вы угрожали Вениамину Аркадьевичу.

Тётка подошла к Екатерине Андреевне и нависла над ней массивным бюстом.

– Я не угрожаю. Я предупреждаю, – сказала она и вышла из комнаты.

– Добрый день! – повернувшись к Ларионову, сказала Екатерина Андреевна.

– Здравствуйте! – обрадовался Вениамин Аркадьевич.

– Какая неприятная особа.

– И не говорите! – согласился Ларионов, нервно вертя в руках яркую визитную карточку. – Кабанова Аделаида Ростиславовна, – прочитал он. – И не выговоришь.

– Позвольте?

Екатерина Андреевна взяла у него из рук визитку и, надев очки, пробежала глазами.

– Её фирма получила разрешение на реконструкцию, – сказал Вениамин Аркадьевич. – Теперь они пытаются выселить жильцов, но все сопротивляются.

– Ещё бы! Такой дом! – согласилась Екатерина Андреевна.

– А вы – какими судьбами?

– Мы же договаривались.

– Ах да! Простите, ради бога! Я с этими назойливыми застройщиками совсем из ума выжил. Прошу вас!

Из старого магнитофона мягкими волнами накатывал вальс Штрауса «Сказки венского леса». Екатерина Андреевна и Вениамин Аркадьевич медленно кружились по комнате.

– Вениамин Аркадьевич, я отойду ненадолго?

Ларионов оглянулся. На пороге комнаты стояла женщина, которая открывала дверь Екатерине Андреевне.

– Конечно, Раечка.

Рая ушла, а пожилая пара продолжала танцевать.

– Хорошо! – восклицал Вениамин Аркадьевич. – Очень хорошо, Наточка…

Он запнулся и остановился. Екатерина Андреевна вопросительно взглянула на него.

– Извините, – пробормотал Ларионов.

Он выключил музыку и подошёл к окну.

– Ну что вы! – Екатерина Андреевна положила ему на плечо свою мягкую тёплую руку, другой рукой она взяла его за запястье. – Что вы!

– Извините, – повторил Вениамин Аркадьевич.

– Вам не за что извиняться. И успокойтесь, пожалуйста – вон у вас пульс как скачет. Вам вредно волноваться.

– Вредно, – согласился Ларионов.

– Хотите воды? – спросила Екатерина Андреевна, подойдя к столу.

– Нет, благодарю. Может, вам?

– Да, пожалуй.

– Позвольте?

– Нет, что вы, не утруждайтесь. Я сама.

Екатерина Андреевна ловко наполнила стакан водой из графина.

Вениамин Аркадьевич отошёл от окна и опустился на диван.

– После встречи с Нателлой в парке меня еле откачали.

– Это действительно была Нателла? – Екатерина Андреевна сделала небольшой глоток, словно пробуя воду на вкус.

– Мы прожили вместе сорок лет. Но в полиции, видимо, считают, что я просто старый маразматик… Вы тоже так думаете?

– Нет, что вы! Просто пытаюсь найти ответ… Это она? – спросила Екатерина Андреевна, завидев на стене портрет красивой женщины.

– Да.

– «Ты не можешь взять кредит на красоту в шестнадцать лет. Но если ты прекрасна в шестьдесят, то это благодаря своей душе», говорила Мэри Стоупс.

Екатерина Андреевна взяла с полки фотоальбом.

– Вы позволите? – спросила она, обернувшись.

– Конечно! – отозвался Ларионов.

Екатерина Андреевна присела рядом с ним на диван и, положив фотоальбом на журнальный столик, принялась медленно листать.

– Хм! Я не вижу ни одной детской фотографии, – заметила она.

– У нас нет детей.

– А Рая? Кто она?

– Рая моя домработница. Ну, и по совместительству – сиделка. Она по образованию медсестра. Приехала из Питера.

– А родственники?

– Из ближайших – только Жанна, племянница Нателлы. – Вениамин Аркадьевич перевернул несколько страниц фотоальбома. – Вот она.

С фотографии смотрела высокая блондинка Нателла, а рядом – худощавая низкорослая брюнетка.

– Совсем непохожи, – заметила Екатерина Андреевна.

– И не только внешне. Мы с ней никогда особо не ладили, – продолжал Ларионов. – А после смерти Нателлы совсем перестали общаться.

– А чем она занимается?

– Работает в салоне красоты.

– Парикмахером?

– Нет, она… – Он жестом изобразил, как женщина наносит макияж.

– Визажист?

В прихожей раздался звонок.

– Это, наверное, Рая, ключи забыла, – предположил Вениамин Аркадьевич.

– Я открою, – тоном, не терпящим возражений, сказала Екатерина Андреевна и, вспорхнув с дивана, поспешила в прихожую.

Дверной глазок был врезан довольно высоко, и, чтобы заглянуть в него, Екатерине Андреевне пришлось встать на цыпочки.

На лестничной клетке стоял… призрак.

Екатерина Андреевна распахнула дверь.

– Вам кого?

Худощавая девица в белом гриме и в некоем подобии туники раскрыла было рот и растерянно уставилась на Романову:

– А… вы кто?

В прихожей появился Ларионов.

– Что вы здесь делаете? – нахмурившись, спросил он.

– Вы… вы не можете так со мной поступить! – воскликнула девица. – Я же…

– Вы провалили экзамен и даже не подумали явиться на пересдачу! Вместо этого угрожали мне, сыпали оскорблениями в мой адрес… Так что прощайте!

– Ты – ты, змеёныш ядовитый, ты, гнусный выродок, последыш недобитый… Лопедевега хренов!

У Ларионова от возмущения перехватило дыхание, но девица уже сбегала вниз по лестнице.

– Лопе де Вега? – переспросила Екатерина Андреевна. – Спокойствие! Спокойствие! – скомандовала она, заметив, как Ларионов покачнулся, а лицо его покрыла пугающая бледность. – Дышите ровно! По-моему, на сегодня треволнений достаточно. Ну-ка, пойдёмте в комнату… А почему Лопе де Вега?

Ярко светило солнце. Стояла на редкость отменная погода. Екатерина Андреевна неторопливо шла по парку в сторону кафе, где её уже поджидал горячо любимый внучатый племянник.

– Если бы ты видел, как он танцует! – восхищённо вспоминала Екатерина Андреевна. – Кстати, ты знаешь, как его студенты прозвали? «Лопедевега».

– А что это? – спросил Чайкин, шумно отхлёбывая кофе.

– Что? – воскликнула Екатерина Андреевна. – Тебя вообще кто воспитывал?

– Ты.

– Я? В таком случае, меня следует примерно наказать. Розгами. Нет! Меня необходимо посадить в тюрьму за такое воспитание. Выпороть розгами, а потом – в тюрьму. Или даже – расстрелять! «Лопедевега»! Он спрашивает, что это такое… Лопе де Вега! Знаменитый испанский драматург! Самый плодовитый драматург в мире. Он сочинил две тысячи пьес!