– Да!
– Вы знаете, что он шулер?
– Да!!!
– И зная это, вы садитесь с ним играть?
Тишина. Унылое сопение.
– Вы поймали его за руку?
Сопение. Тишина.
– Поймаете с поличным – тащите к шерифу. Ко мне, к Сэму, к любому из помощников. Но самосуда я не допущу!
Джош оборачивается к шулеру:
– А ты играй так, чтобы к тебе не было претензий. Иначе в следующий раз, когда тебя начнут бить, я отвернусь и выйду из салуна.
Угрозу встречают одобрительным гулом. Напряжение, повисшее в воздухе, разряжается. Незадачливый шулер встает с пола. Лицо разбито в кровь; нос, похоже, сломан. Он хромает, охает, держится за левый бок.
Короче, легко отделался.
Джош с Сэмом отводят пострадавшего на второй этаж, в его комнату. Над шулером начинает хлопотать Рози – та самая шлюха, чей визг чуть не вынес в салуне все стекла.
У лестницы Сэм придерживает Джоша за плечо:
– Ты в порядке?
– Как новенький дайм[6 - Дайм (dime) – серебряная монета достоинством в 10 центов.]! Не мне же рожу расквасили.
– Это ты своей рожи не видел. Я думал…
– Что ты думал?
– Ты и впрямь собрался по ним стрелять?
– Я?!
– У тебя был такой вид, будто ты хочешь крови.
Джош вздрагивает. Вспоминает, как от него пятились, опускали взгляды. Все, кроме Дика Стоуни. Дик на ко?злах седьмой год, в одиночку от банды Чета Стоуни – однофамильца! – отбился. Чтоб его испугать, одной жажды крови мало.
– Теперь понял? Дошло, о чем я?
– О дерьме? Чертовой куче дерьма?!
Сердце пляшет джигу. Я был на взводе, с опозданием сознает Джош. Хотел крови? Не верится, но Сэм зря болтать не станет…
– Ты же знаешь, я такую дрянь загодя чую, – Сэм хрустит пальцами, горбится. – Как мурашки по затылку, да. И ладони потеют. Значит, вот-вот…
Сэмово чутье не раз спасало их задницы. Когда от полена по хребту, а когда и от свинцового гостинца. За минуту до дерьма – мурашки и потные ладони. Горела в Сэме такая искорка, а может, целый костерок. Джош втайне подозревал, что Сэм в свое время прикупил себе этих полезных искорок на все свободные деньги, но с вопросами к приятелю не лез. Мало ли, вдруг у Сэма бабка колдуньей была? Хотя почему «была»? Она и сейчас жива, бабка-то.
– Дерьмо, – повторяет Сэм. В его исполнении грязное слово теряет смысл и приобретает новый, куда более неприятный. – Кто-то взял лопату жидкого коровьего навоза – здоровенную такую лопату!..
– И что?
– И швырнул во всех без разбору.
– Оно уже закончилось?
Глаза Сэма делаются пустые, стеклянные, как у мертвеца. Он широко раздувает ноздри, словно и впрямь принюхивается к вони.
– А черт его разберет! Я чую, только когда начинается. Потом нюх отбивает. Что там, внизу?
– Вроде, все спокойно.
– Ну и хорошо.
Перегнувшись через перила, они смотрят вниз. Там кружатся осенние листья в пруду: шляпы, лысины, шевелюры клиентов. Расцветки на любой вкус: лен, уголь, ржавчина, соль с перцем, благородное серебро. Часть выпивох осела за столами. Другие не находят себе места. Гомон, шум, дым. Ругань. Стрекочет рулетка. Бренчит тапер.
Никто не спешит вцепиться соседу в глотку.
– Сэму нужно отлить! – лицо Грэйва расцветает прежней улыбкой. – Стереги наш стол, дружище. Мы еще не закончили войну с пивом.
– Постерегу.
– Ну и речугу ты задвинул! Я прям заслушался! В шерифы собрался?
– Иди к черту.
– Точно, в шерифы. Нет, в мэры!
– Сплюнь! Сглазишь мне всю карьеру!
– Я-то сплюну. А ты уж не забудь старого приятеля!
За их столом обнаруживается плюгавый типчик в куртке, знававшей лучшие времена. Прохвост наладился опустошить Сэмову кружку.
– Пошел вон, бездельник!
Бездельник, не пререкаясь, идет вон. Можно сказать, бежит вон. Его сменяет тахтон: ангел-хранитель выныривает из табачного облака, с деловым видом располагается на опустевшем стуле.
?
«Она меня видела.»
– Кто?!
