– Отказался бусурман в дом пускать. Вот так. Мы теперя в свом доме не хозяева! Вот по лесам и нычемся.
– А в Талалях что?
– Дык туда и идем! Зараз в Георгиевку, к нам. Передохнем, и к Басову тронемся. Дядька же он тебе будет. Чай, родня. Японца выгоним, отстроим Петровскую.
Тут Иван, который ехал, стремя в стремя, обмяк, Илья подхватил его, чтобы не упал. Его перенесли в одни из саней, потерли снегом лицо, сунули ему снег под гимнастерку. Он немного очухался, но сил держаться у него уже не осталось. Он заскулил жалобно: «Мамо-чка!» Он был ее любимцем, она ему все прощала. И он платил ей той же монетой. Илья смахнул слезу с глаза и дал шенкеля Орлику. Тот красиво изогнул шею и попытался с ходу перейти в галоп, но ему прижали голову вниз поводом и перевели на шаг. Он подъехал к Михалеву, с которым разговаривал до этого.
– Да ты всплакни, Илюшка, полегчает.
– Не могу, я – командир команды. Правов, прав на это не имею, – поправился он, стараясь следить за своей речью.
– Оно и верно, командиру пускать слезу и нюни… негоже. – Он выразился более крепко, но на местном «наречии», состоявшем из бурятских и монгольских слов. Здесь все говорили на такой тарабарщине, которую москвичу или петербуржцу просто не понять, он этих выражений просто не знает. В голове у Ильи постоянно мелькала мысль, которую он хотел отогнать подальше. Вроде не время спрашивать, но тем не менее не удержался.
– А что с конями, с заводом? Ну и со скотиной. Грязнушка цела?
Михалев собирался с мыслями, не зная, как сформулировать ответ. В Грязнушке были стойла самого большого в войске конезавода.
– Большая часть не в стойлах была, в табунах, конюхи проволоку порубили, часть увели, часть сама в степь ушла, частью гамовские захватили. Тех, что в степь ушли, частью отловили, Макар своих две недели гонял. Да и Дед тоже… – невесело начал перечислять Михалев.
– Степан, а Барс, Гепард, Тигрик, матки, главное, матки текинцев? Олдуз, Дива, Дунгиза, Чолпон? Где они?
– Да почем я знаю? Их-то, маток, никогда и не показывали, только на бегах. Есть какие-то кобылы. Че ты взбеленился? Клейма есть, всех найдешь. Но поискать придется. Откель у вас столько?
– Так, пра-пра-пра-пра-пра-прадед наш, Байбак, ушел с Ермаком «воевать Сибирь». Мы на эту землю еще при Алексей Михайловиче, Тишайшем, пришли. С под Красноярска. И уходили с Дона не голутвой, а кошевым при атамане. Дед мой текинцев из Асхабада[1 - Старое название Ашхабада.] в Сретинск пригнал. Три года гнал! Тогда еще железки не было.
– Да не серчай! А что ж ты в красные-то пошел, коль барин, грамотный да богатый?
– Да я разве про себя! Коняшек жалко! По рукам пойдут, в Китай угонят.
– Эт верно! Хунхузов развелось – спасу нет.
– Разгоним! Это их беда наша привлекает. Победим и разгоним.
– А кто победит-то?
– Да, красные-красные, можешь не сомневаться. Белые, вон, по городам да станциям сидят, носу на село аль в станицу высунуть не могут, только если с япошками придут, чтоб не поколотили.
– Так у вас же одних только десятин здеся где-то тыщ тридцать.
– Есть такое дело, коней кормить надо. А пахотной-то поменьше, где-то четверть-треть. Дед говорил, что под Зилово у нас земли побольше было. Там на круг отдали, здесь взяли, и земля эта не казацкой считается, а первопоселенской. Да еще Духовский отцу прирезал малость.
– А че на тот берег не пошли? Там пожирнее будет!
– Когда дед сюда прибыл, то на том берегу чжурчжэни скот пасли, и много фанз было, да и заливает ее чаще. Причем к самому урожаю! Да и город рядом, штаб полка здесь, на этом берегу.
– Эт точно! Ходят слухи, что переселенцы грозятся распахать земли первопоселенцев.
– Да пусть распахивают, я здесь не останусь.
– Да ты чё это? И куда?
– Учиться хочу дальше. В университет пойду. Если Василий вернется, то он мне голову отвернет, что я жив, а они погибли. Он, когда последний раз приезжал, наказ с меня взял стариков беречь.
– Ты, брат, дурь-то в голову не бери, толку-то от твово присутствия туточки ноль с хвостиком, еще бы и тебя с Ванькой хоронить пришлось бы. Чтоб ты, за «максим» не лег бы? Когда Катеньку вашу за ним нашли, порубанную да пораненную. Уходить надо было им в отряд, а они все про завод да скотину. Вместе держаться надо, тогда есть шанс выжить. А так никакого нет.
– Вот я и должен был уговорить.
– Стал бы войсковой старшина мальца слушать! Ты ж для них как был мальцом, так им и остался. Не кори себя, а бей с протягом, до самого седла. Вот те мое слово!
А тут еще молчавший до того мужичок из переселенцев, вякнул:
– Текинцы они, конечно, красивые, но не крестьянская это лошадь, в плуге не ходит.
– От, ясен пень! – в два голоса сказали Илья и Михалев. – А защищать тебя от набегов кто будет? Кони эти – верховые, казацкие. По ходам чистокровкам не уступают, но выносливее и неприхотливей. Они в пустынях живут. Здесь им равных вообще нет. Дед их в Туркестанском походе приобрел, когда Хиву покоряли. Им цены нет в здешних степях. А не уберегли.
Эти люди свою жизнь без лошади просто не представляли, говорить о них могли бесконечно, обсуждать стати, масти, достоинства и недостатки. А для крестьянина это была тягловая сила, там ценилось одно качество: чтоб ухаживать не приходилось. Но их возникший было спор был прерван появлением дозорного, мчавшегося во весь опор.
– Японцы с американами дозор выставили у станции.
Илья достал карту, в четырех километрах отсюда, правее, был мост, под которым существовал проезд для гужевых повозок. Отряд вернулся немного назад и свернул с дороги в лес, затем вышел на болотце. Обошли Сиваки, форсировали железную дорогу и углубились в лес, ведущий к Егорьевской заставе, теперешней Новогеоргиевки. Японцы позднее ее тоже хорошо пожгли. В междуречье Зеи и Амура действовало два довольно больших отряда, периодически беспокоящих белых в Благовещенске.
Здесь стоит вспомнить историю этого города и освоения этих земель. Впервые эти места упомянуты в русской истории в 1653 году, хотя достигли этих мест казаки под командованием Хабарова на два года раньше. Но следует учитывать еще один «нюанс»: финансировал эту экспедицию воевода якутский Дмитрий Францбеков по собственной инициативе. Было это во времена царствования уже упоминавшегося Алексея Михайловича Романова, Тишайшего. Инициатива на Руси всегда была наказуема, поэтому в 1652 году воевода впал в немилость у государя – из-за многочисленных злоупотреблений и насилий над русскими купцами и местными объясаченными народами, и был лишён имущества и всех должностей. Причина проста: русские потерпели поражение от китайской империи Цин. Лишились нескольких построенных укреплений и вынуждены были отойти к Невельску. Учитывая огромные расстояния и только начавшуюся реформу армии, царь поддержать дальнейшее продвижение на восток просто не мог. А «рынок» требовал мехов. В русские меха одевалась вся Европа. Тем не менее в истории деяния этого царя признаются как «покорителя Сибири». При нем были основаны следующие города: Симбирск (1648 год), Нерчинск (1658 год), Иркутск (1661 год), Пенза (1663 год), Кунгур (1663 год), Селенгинск (1666 год). Это не считая всяких «острогов» и застав. Петра его ближайшее окружение долго попрекало тем, что Алексей, его отец, больших войн не вел, а страну в три-четыре раза увеличил. Хотя движение на Восток начал его родственник: Иван IV, Грозный. После Алексея всего шесть лет правил его малолетний сын Федор, при нем Турция признала Киев и Дикую степь (Донбасс) – русской территорией. Он же отменил местничество, первым начал брить бороду. Затем фактически правила Софья.
Это – официальная часть истории. Фактически это несколько отличалось от того, что происходило на самом деле.
В один год было заложено два «острога»: Тобольск и Чита. Это – 1587 год. Правил тогда сын Ивана Грозного Федор Иванович, точнее его жена Ирина, урожденная Годунова, да так, что бояре в том же году решили расстричь ее в монахини, постоянно ссылаясь на то, что за делами государственными она не может понести наследника. То есть казачество действовало несколько само по себе. Силенок у них было не слишком много, поэтому Тобольск создала группа из 60 сабель, а Читу, точнее, Читинский острог заложил отряд в 30 сабель при одной пушке. Тем не менее именно эти засеки послужили плацдармом для продвижения на восток. Выделилось отдельное Сибирское Казачье войско. На Севере, через тридцать лет, появился Тунгусский острог, или Енисейск, откуда совершали постоянные, прямо скажем, набеги на местное население: эвенков и якутов. Цель? Ясак – подати. Строительство «острогов», это были не тюрьмы в современном понимании, а крепостицы, стены вокруг которых заострялись, чтобы никто перелезть свободно не мог, «остригались», отсюда и словечко образовалось. То есть небольшие форты, в европейском понимании этого понятия. В 1641 году в непосредственной близости от Байкала возник острог Верхне-Ленский. Из Енисейска отправился в поход Семен Дежнев, который прибыл в Якутский острог, заложенный Бекетовым в 1632 году, где уже образовалось Якутское казачье войско. Оттуда он достиг Чукотки и открыл пролив между Азией и Америкой. Вернулся в Москву в середине 1664 года. В Москве он продал всё добытое на Севере: 289 пудов (то есть примерно 4,6 тонны) моржовых клыков на сумму 17 340 рублей и получил свой процент, 500 рублей соболями, что сразу сделало его богатым человеком. Получил содержание за 19 истёкших лет, что и было исполнено (126 рублей). Ему было пожаловано звание атамана. Это все происходило на севере Сибири. На юге дела шли несколько хуже. Успешное продвижение, как на севере, остановили монголы, дауры и чжурчжэни, которые уже платили ясак династии Цинь. Которая, узнав, что часть местного населения переметнулась к русскому царю, а соответственно сократились поступления в казну, решила оспорить принадлежность этих земель России. Заложенные Хабаровым остроги подверглись нападениям чжурчжэней или маньчжуров, которые сами на этой территории не проживали. Их империя покорила Южный Китай и была самым большим государством мира, если считать по численности населения. Так как целенаправленного заселения этих мест, со стороны России, не проводилось, то численный перевес был на стороне империи Цин. К тому же они уже познакомились с голландцами и испанцами, поэтому имели на вооружении довольно сильную артиллерию. А русские остроги в лучшем случае имели легкие орудия, типа горных пушек, или везли с собой, по монгольскому обычаю, бронзовый лом, из которого на месте отливали крепостные орудия. Дорог здесь, по умолчанию, никогда не было. Все передвигались либо пешком, волоча имущество на слегах, либо конным порядком. Казаков всегда сопровождали мастеровые: кузнецы, рудознатцы, плотники и корабелы. Следом подтягивались беглые крестьяне, срок поиска которых был установлен в пять лет. Если пять лет в бегах провел – становился свободным. Тогда, в семнадцатом веке, наше продвижение к Тихому океану было остановлено под Нерчинском. Узнав о столкновениях под Албазином, в столице начало формироваться «Великое посольство». В его состав вошли три посла: 35-летний стольник Фёдор Головин (ранее служил на астраханском воеводстве), новый нерчинский воевода Иван Власов (грек, приехавший на службу из Константинополя) и дьяк Семён Корницкий. Их сопровождала дворянская свита с переводчиком латинского языка Андреем Белобоцким. Охранный полк посольства составил 506 московских стрельцов и 1400 казаков. Обоз посольства состоял из 270 подвод с продовольствием, боеприпасами и товарами. Добирались они два года.
Император Канси только-только провел достаточно удачную кампанию по захвату Южного Китая, длившуюся много лет, и считал, что из-за малочисленности русских в Амурской области и Даурии ему удастся быстро решить вопрос о том, кому принадлежат эти земли.
Но неудача Хабарова не остановила казаков. Посольство китайское было далеко: у Далай-озера. Читинский острог они «навещали», но остановить казаков было некому. У китайцев было всего несколько городишек в этих местах, все на правом берегу Амура: Айгунь, Тондон, Онлинь да Мерген. А проживали здесь «Братские народы», Братский острог на Ангаре появился чуть позже, но тоже в XVII веке. На словах казаки остановились, а по факту Албазин и другие остроги понемногу укреплялись, а Амурская область уже была вполне освоена, Усть-Зейский пост, будущий Благовещенск, уже существовал, несмотря на то, что острог, который заложил Хабаров, чжурчжэни сожгли. Его отстроили заново. К моменту второго штурма Албазина Амурская область была первично освоена, описана, и с местным населением, их тогда называли «тунгусами» была «проведена работа», что они признают только «Белого царя». Казаки достигли Тихого океана, точнее, Охотского моря. Затем открыли остров Сахалин, Малую Курильскую гряду, остров Хоккайдо, «демократическую страшилку» Колыму, заложили там Нижне-Колымск. И на Чукотке возникло первое русское поселение: Анадырь.
Существенным отличием русских от тех же чжурчжэней было то обстоятельство, что они больше никуда не уходили. Возле заложенного острога сразу появлялись избы, раскорчевывались поля, строились кузни, амбары, скотные дворы, потому что следом за казаками шли «беглые», которым возвращаться было некуда. Эти, в отличие от казаков, заранее были «запрограммированы, что это их земля, их надел, который будет их кормить. Казаки же в любой момент могли быть посланы в любое место. Сумел атаман или старшина «достать» деньги под процент, звучала команда «На конь!», и новая экспедиция отправлялась искать тех, с кого можно было содрать ясак. Естественно, что далеко не все такие походы заканчивались удачно. Тунгусы имели свои родовые связи, и далеко не всегда «добровольно соглашались» отдать хоть что-нибудь из нажитого. Вторым немаловажным обстоятельством было наличие среди казаков священников, игравших роль миссионеров. Кочевым народам Христа не навязывали, а вот оседлые и полуоседлые жители тех мест, вроде тех же айнов, постепенно соглашались посещать построенные храмы и платить десятину, в обмен на рай после смерти. Чжурчжэни только посылали сюда сборщиков налогов, но, если они не возвращались, тогда присылали большой отряд, на один из которых наткнулся Хабаров в своем походе.
В результате к моменту обострения ситуации Амурская область была уже «освоена». Существовали карты-планы, какое-никакое постоянное население, хутора, села и небольшие форты, как в Даурии и на Бургузинском нагорье. Но после второй осады Албазина, поняв, что русские вообще-то никуда не ушли, чжурчжэни, теперь они сами себя называли маньчжурами, двинулись к Нерчинску, как и «Великое посольство». Причем не просто так, а катя за собой большие пушки, сыгравшие основную роль во время первого штурма Албазина. Дело было в том, что барги и дауры раньше платили дань монголам. Да-да, именно монголам, так как чжурчжэни и есть монголы. По происхождению они монголы, а не китайцы-ханьцы. Но осевшие на землю, прекратившие кочевать после захвата Чингисханом будущей Маньчжурии. Чингиз умер, его великая империя распалась на множество государств, а китайцы особо ему и не сопротивлялись, они просто платили ему дань и ждали, когда по великой Желтой реке проплывет труп их врага. От монгольского ига они избавились почти сразу после смерти Чингисхана, двухсот лет не прошло, но оседлые монголы еще раз захватили Китай, уже надолго. Они кое-чему у самих китайцев научились.
Первое русское посольство прибыло в Пекин еще в 1654 году, почти сразу после первых столкновений между Цинской империей и якутскими казаками. Быстрее было не добраться. Возглавлял посольство Федор Байков, но установить дипломатические отношения не удалось. Дело было в том, что тогдашний император Шуньчжи потребовал признать его верховенство над Россией, ибо он – глава Срединного государства, вокруг которого могут быть только варвары или его вассалы. Первые столкновения с казаками выявили серьезную уязвимость оседлых маньчжуров, которых русские в то время называли «дючерами», перед хорошо вооруженными и привычными к боям казаками. Император решил вопрос кардинально: переселил своих подданных в долину реки Сунгари, то есть на правый берег Амура в район Харбина. А заодно подготовил некоторое количество регулярных войск, чтобы встретить новые набеги.
Посол России отказался выполнить монгольский обряд «коу-тоу»: девятикратное преклонение ниц перед императором, что соответствовало признанию его сюзереном, и через полгода покинул Пекин, не выполнив поручение Алексея Михайловича: создать посольство и договориться о границах. Так как оседлое население откочевало на Сунгари, то брать ясак стало не с кого. Земли пустовали и постепенно осваивались казаками и беглыми крестьянами.
Имея негативный опыт, к визиту должны были подготовиться более серьезно, но этого не произошло. Сын Шуньчжи не изменил своего отношения к «соседям» и поначалу решил, что и договариваться не о чем. Послал «регуляров» с мощными орудиями и разгромил Албазин с его деревянными стенами. Русских, оставшихся в живых после штурма, отпустил, наказав более не возвращаться. Но, как только чжурчжэни ушли, казаки вернулись, обсыпали стены землей, так чтобы их было невозможно пробить артиллерией. Была усилена и артиллерийская батарея самой крепости. Второй раз крепость выстояла, но с тяжелыми потерями из-за разразившейся цинги. Она продержалась до подхода посольства, сообщение о котором было передано маньчжурам именно под Албазином.
Два посольства встретились в середине августа 1689 года в поле между реками Шилка и Нерча. Канси представляли три человека: князь Сонготу, дядя императора Тун Гуеган и воевода Лантань (руководил осадами Албазина); а также свиты из чиновников и военачальников, и иезуитов-переводчиков латыни – португальца Тормаса Перейры и француза Жана Франсуа Жербильона. Численно китайское посольство превосходило русское в несколько раз, что, несомненно, повлияло на ход переговоров. Плюс в его составе были непосредственные родственники императора Канси. Князь Сонготу еще недавно был воспитателем Канси, и он руководил империей в момент захвата ею Южного и Центрального Китая. Российскую же сторону представляли безвестный 37-летний стольник да дьячок. Плюс те инструкции, которое получило посольство от фаворита царицы Софьи Василия Голицына, главы Посольского приказа, то есть министра иностранных дел России, были достаточно жесткими и однозначными: не допустить войны с Китаем, наладить торговые отношения. При общем совпадении интересов и задачах посольств: установить границы между государствами, и в качестве естественной границы оба государства подразумевали Амур. Единственное «но»: высокие договаривающиеся стороны не знали тогда, где кончается река. Ни русские, ни китайцы. В общем, Головин плохо подготовился к переговорам: нерчинского воеводу он с собой взял, а якутского даже и не предупредил, а Амурскую область осваивало Якутское казачье войско. А главное, он не понял: почему император Канси согласился на переговоры, да еще прислал в качестве послов своих ближайших родственников: по слухам, распространяемым в Маньчжурии, в Россию ушло посольство Ойратского ханства, союза которого с Россией очень опасался император Китая. Уловив момент, что русский посол – «лопух» и ничего не знает ни о чем, его начали «нагибать». И «без меня меня женили». Договор был подписан, через два года отвели войска от границы, и на 162 года граница России была перенесена на 600 километров севернее и проведена по водораздельному хребту между Якутией и Амурской областью. Её, правда, особо сильно никто не соблюдал, маньчжуры сюда не забирались и не селились на левом берегу Амура. Но китайцы об этом помнят, и в развалинах бывшей крепости в городе Цицикар существует музей, куда русских не пускают. Он посвящен «боксерскому восстанию в Китае, которое было подавлено императорскими и русскими войсками в 1900–1901 годах. Это, конечно, не война между нашими странами, но это было восстание против подписания Пекинского договора 1860 года, определившего новую границу между нами и Китаем. Старый предусматривал одну, очень серьезную оговорку: Империя Цин обязалась не заселять левый берег Амура. Так появилась первая «буферная зона» в этих местах. Но история имеет свойство повторяться.
Началось все в 1812 году. До этого стороны Нерчинского договора особых претензий к нему не высказывали. Местность обезлюдела, ясак брать не с кого. Выход к морю Россия получила севернее, там существовало поселение на реке Уда, через которое в летнее время можно было отправиться хоть на Камчатку. Да еще появился Косой острожек, будущий Охотск. С той стороны казаки устраивали ежегодные рейды, чтобы собрать дань с гиляков и с айнов. Некоторые надежды связывались поначалу с приходом к власти Петра Первого, но внимание царя привлек Косой острожек, где было построено первое русское морское судно на Тихом океане: ладья «Восток», которая достигла берегов Камчатки. Много пишут о его влиянии на развитие Охотского порта, но это не совсем правда, больше похоже на неправду: в городе, он тогда и городом не считался, была старая часовня, такая же ясачная изба, один амбар и 12 домов. Но влияние все-таки Петр оказал, уже при внуке своем, так как он написал указ о формировании первой и второй экспедиций Витуса Беринга. Екатерина Первая и даже вороватый Меншиков не решились отменить указ Петра. В 1727–1728 годах в Охотске был построен бот «Святой Гавриил», и состоялось повторное открытие пролива между Америкой и Азией. Бумаги о первом открытии так и продолжали лежать в Якутске безвестными. При внуке Петра, Петре Втором, была открыта навигацкая школа, где предписывалось учить навигацкому делу детей казаков. Это очень важное указание! Россия была сословной страной, и в училища в европейской части России сыновьям казаков путь в штурмана и капитаны был закрыт в то время. Про вторую экспедицию Беринга я и писать не слишком хочу, дело в том, что очень многие отдают приоритет достижения берегов Аляски именно командору. Нет! За восемь лет до его отплытия во вторую экспедицию построенное для него судно «Святой Гавриил» под началом геодезиста М. С. Гвоздева и подштурмана И. Федорова 21 августа 1732 года в ходе экспедиции А. Ф. Шестакова и Д. И. Павлуцкого 1729–1735 годов впервые, с документальным подтверждением сделанного, достигли берегов Аляски. Кроме того, есть отрывочные сведения о посещении русскими людьми Америки в XVII веке. В те же годы посланный Петром I сербский дворянин и предприниматель Владиславович окончательно закрепил южные границы в Забайкалье, и были установлены торговые отношения и Цинским Китаем. То есть царские правительства первой половины XVIII века особо не интересовались тем, что происходит на далеком Дальнем Востоке. Под вторую экспедицию Беринга была заложена и построена Охотская верфь, которая построила корабли для второй экспедиции. Лишь с приходом к власти, путем вооруженного переворота, дочери Петра Елизаветы I, политика в отношении Сибири начала меняться. Стало гораздо больше переселенцев, так как дворянам разрешили ссылать сюда крестьян, в зачет рекрутируемых в армию. В чем резон? В армию брали молодых и сильных, которые и в имении пригодятся, а в Сибирь можно было ссылать любых. С помощью этих крестьян начал наконец-то прокладываться Сибирский тракт, который должен был соединить Москву и Кяхту.
Прошел целый век, но значительных перемен не наступало. Даже появление Русско-Американской Компании (РАК) практически не повлияло на положение в Забайкалье. На пользу это пошло всего двум-трем городам: Аяну, Охотску да Петропавловску-на-Камчатке. Сибирь оставалась местом ссылки. Даже назначение сюда на высокие государственные должности считалось наказанием. Цифра «1812» – она не связана напрямую с Отечественной войной, хотя до ее начала оставалось около месяца. Она была связана с финансами, так как начиная с 1805 года Россия непрерывно находилась в состоянии войны с Наполеоном Бонапартом в составе трех коалиций. 28 мая 1812 года сенат России разрешил заниматься золотодобычей под смешные десять процентов от добычи, выпустив указ под длиннейшим названием: «О предоставлении права всем российским подданным отыскивать и разрабатывать золотые и серебряные руды с платежом в казну подати». Так как в названии было написано «всем», а в теле документа это дело разрешили лишь «некоторым сословиям», то возникла пауза. Все новое у нас имеет свойство преодолевать определенное недоверие со стороны «исполнителей». «Победителю Наполеона» после 14-го года стало несколько недосуг заниматься такой мелочью, и разъяснения пришлось давать его брату Николаю, после того, как человек, «проведший всю жизнь в дороге», умер в Таганроге, кстати, не оставив наследника. Ведь фактически этот указ ликвидировал одну из старейших монополий в государстве. До этого добыча драгоценных металлов находилась под строжайшим контролем Берг-коллегии. А если прибавить сюда целый ряд законов, принятых двумя братьями-императорами, касающихся прав крепостных, то в Европейской части России начали появляться «свободные рабочие руки». Эти новшества не «спасли» саму Россию, которая за балами да маскарадами XVIII века «забыла» произвести техническую революцию и свалилась с первого места в мире по выплавке чугуна куда-то в самый конец среди европейских стран, но в Сибири начался «бум». За счет этого указа с 1824 года как на дрожжах начали расти города. В том же Красноярске золото добывали в черте города. Двести лет ходили по нему, ибо царь-батюшка не велел наклоняться! Но вслед за золотом сюда переместилась и преступность, до этого неведомая, и мощнейшее расслоение по доходам. Всплыли сотни «миллионеров-на-час», и как ни странно, этот указ и его результаты оказали воздействие на весь мир! «Снежная цепь гор Калифорнии в её минералогическом строении совершенно сходна с горными породами Сибири», – писал английский геолог Р. Мерчисон (Murchison). В 1848 году было найдено золото в Калифорнии. Началась знаменитая «Калифорнийская золотая лихорадка». Сибирь они тоже не забыли, и англичане были активными участниками «золотой лихорадки» в России. Их геологов приглашали за огромные деньги найти русское золото, организовать прииски, закупалось оборудование для них. Но в основном на первых порах все делалось вручную, а затем начинался кутеж! Десятипроцентная ставка тоже долго не продержалась, начала стремительно ползти вверх, до 35 %, а в некоторых местах и того больше. Во многом за счет рабочих приисков произошел и рост рабочего движения в России. Именно золотодобытчиков расстреляли на Лене. К середине века геологи сказали, что «легкое золото» заканчивается, но есть «неосвоенные территории». Как вы понимаете, это Даурия, Амурская область и Уссурийский край. В 1856 году на месте Усть-Зейского острога закладывается одноименный военный пост, состоящий уже из казаков-забайкальцев, армейских артиллерийских команд, имеющих опыт Среднеазиатских походов. Крымская война еще идет! Через два года в городе Айгун, который маньчжуры перенесли с Селенги на Амур, кстати, на правый берег, не нарушив существовавшие договоры, Рафаилом Александровичем Черносвитовым, сибирским золотопромышленником, но находившимся в ссылке на вечном поселении «петрашевцем», был составлен и подписан Айгунский договор, возвративший России Амурскую область. Подписан он был генерал-губернатором Восточной Сибири генерал-адъютантом графом Муравьевым. Когда экземпляр этого документа был доставлен в Петербург, то в конце его фамилии Александр II поставил тире и собственноручно начертал: «Амурский».
В том же году был заложен город золотопромышленников Благовещенск.
