Князь Вышеслав приказал забить пару быков и несколько баранов, зажарить их и угостить гостей.
Воины Вышеслава разожгли костры между градом и рекой, и расселись у них, огораживая своих от войска Святослава.
Из города стали выходить вятичи и возвращаться в свои дома на берегу речки Ресса.
Вдоль южного, правого берега Рессы, сразу же от стен града, тянулись огороды, а перед огородами дома вятичей, что не поместились в городе, посад, другими словами.
Волк маялся на берегу, теребил ремень перевязи. Он уже чужой у своих – изгой, и ещё не свой в дружине Святослава. Очень хотелось заглянуть в свой дом, но не решался, нет у него права туда заходить. Потом решил, что его сородичи сделают вид, что его не заметили, раз за ним такое войско, и направился в обход, стараясь не привлекать к себе внимание, к своему дому.
В дому пахло растопленной печкой. Жужжала одинокая муха. В красном углу на лавке у стола сидела дочь Жданы, Дарёна, и играла чурочками. По столу ходила ручная сорока и смотрела чёрным любопытным глазом, то одним, то другим на чурочки Дарёны. Сама Ждана гремела горшками в большухиной половине (22. Угол в доме напротив чела печи, куда мужчина, в то числе и мальчик, не имел права входить) и не сразу услышала, что кто-то вошёл. Он оглядел своё оставленное жилище – лавки по стенам, стол, скамейка, печь, полати над головой. Горько стало. Ждана услышала его, выглянула из-за печи, охнула, прислонила к стене ухват и кинулась к Волку. Дарёна с любопытством смотрела на них из своего угла.
– Тебе же сюда нельзя, – ласкала Ждана своего милого.
– Ты как здесь?
– Выгнали, – просто сказала Ждана. – Я чувствовала, что ты с чужими придёшь.
– Я и сам теперь чужой.
Он посмотрел на дочь Жданы, которая опять занялась своими чурками. Чем-то она напоминала мать Волка. Проследив его взгляд, Ждана сказала:
– Может и твоя. Я не знаю.
Когда он увидел её впервые на свадьбе Барана всё в нём перевернулось, места себе не находил, мучился. Старался не встречаться с ней. Она жила на одном конце посада, он на другом. Встретится не возможно, и, всё равно, встречались. Их просто тянуло друг к другу. Он видел, что тоже ей нравиться и от этого становилось ещё больней. Однажды уже зимой затащил её на чей-то сеновал, задрал подол, хотел сделать всё грубо, что бы хотя бы она его возненавидела. Получилось всё наоборот. Она как будто его ждала, успокоила, ласкала, а он ей неволей отвечал, и всё прошло просто прекрасно. Потом людям в глаза смотреть было стыдно, думалось, что все всё знают. Но и забыть было не возможно. Было ещё несколько встреч. Понимали, что делать так нельзя, что это не по обычаю, но ничего с собой поделать не могли. В эту же зиму Волк, а тогда ещё Собина, потерял мать. Ждана уже беременная была, не понятно от кого. Весной он с отцом ушёл к хазарам. Думал забыть её. И всё равно ничего не забылось. Встреча была бурная, и, судя по всему, не осторожная. Баран Ляпа всё проведал и напал на него и был убит. А он, Волк, стал изгоем, чужим в своём граде и в своём доме.
– Что делать думаешь? – спросила Ждана.
– Не ведаю. Я в дружине у киевского князя. На войну пойдём с хазарами.
– Меня возьмёшь?
– Куда? На войну?
– Да.
– Да ты что! Это мы с тобой точно долго не проживём! Нет! Вот устроюсь в Киеве, тогда и тебя отсюда заберу.
– А мне опять тебя ждать, мучатся?
– Что ж тут сделаешь? Доля такая.
Тут послышался шум в сенях и в дверь медведями ввалились два старших брата Волка – Вешняк и Третьяк. Увидели брата, заулыбались в бороды. Обнялись. Было ещё две сестры, но они далеко, замужем, в другом роду. Волк был пятый, последний ребёнок в семье.
– Знал, что сюда придёшь, – хлопая брата по спине, сказал Вешняк.
Третьяк улыбался у двери. Волк подошёл и обнял его. Расселись на лавке.
– Злы на вас люди, – сказал Вешняк.
– Это понятно. Вы Ждану не оставьте, трудно ей одной будет, – попросил Волк.
– Не оставьте … Натворил дел. А сам, значить на хазар?
– С киевским князем.
– Так мы тоже, может, пойдём!
– Все трое? А если все трое и погибнем? Корень отца нашего изведётся! Думаю, Треню надо оставить.
– Для вятичей тебя уже нет, ты умер. А если думать о смерти, зачем тогда идти?
– Всякое может быть! На войне, случается и убивают.
– Да? Если так, то Треню оставим, – согласился Вешняк.
Тут со двора послышался грубый голос:
– Собина! Выползай, гад, мы тебя убивать будем!
Волк посмотрел на всю сжавшуюся Ждану:
– Было б кому убивать! Не бойся!
– Братья Барана не малые дети, брат, – сказал Вешняк, – поостерегся бы.
– Да, – сказал Третьяк. – Бык вряд ли один.
– Справлюсь, – сказал Волк и направился к выходу, за ним пошли его братья, Ждана с дочерью осталась в доме.
Во дворе ждали Бык и Боров, братья убитого Барана. У одного в руках была рогатина, у другого тяпка.
– Далеко ли собрались? – весело спросил Волк.– С тяпкой-то? Должно на огород!
– Тебя убивать! – сказал Бык с угрозой в голосе и махнул рогатиной, шутить он явно был не намерен.
– Тяпкой? – спросил Волк не доверчиво, потрогал рукоять сабли за правом плечом. – С тяпкой бабы на огород ходят.
– Бабы? – взревел Боров. – Вот тяпну тебя по голове, будешь знать!
Что тяпка против сабли, что рогатина, по оружию они были равны – те же копья против меча или сабли, даже с небольшим превосходством. Но у Волка за плечами был опыт, всё-таки он был наёмником у хазар и чему-то научился. У братьев Барана такого опыта не было. Опытные воины нападают сразу без лишних разговоров. Его бы ударили, ещё тогда, когда он выходил, нагнув голову, из двери дома. Убить этих двух для Волка труда бы не составило, но, пусть не ему, но его братьям здесь жить и, ещё, Ждане. Зачем осложнять им жизнь?
Волк метнулся к плетню, выдернул оттуда кол. Дальше всё произошло с такой скоростью, что Вешняк и Третьяк не успели и рта раскрыть, как Бык уже лежал на земле, обхватив голову руками, а Боров катался по той же земле, зажимая живот, тяпка ему не помогла.
– Вот так вот и на войне! – весело сказал Волк своим братьям. – А как вы хотели? Ничего отойдут!
Он забежал в дом, простился со Жданой, пообещал заглянуть к ней ближе к ночи, потом вышел, махнул рукой растерянным братьям и огородами направился к войску Святослава.
А к Ждане он приходил, и в эту ночь и в следующие ночи.
