– Говорю – увидим, когда окажемся на месте, лейтенант.
– Понимаю. Знаешь, колдун, сейчас начнется настоящая переправа. Дикие горы, которыми никогда не проезжала ни одна повозка.
– Знаю. Мы пройдем. Должны.
– Действительно? Я немного понимаю тех молодых, они мечтают получить земли предков, мечтают о военной славе, битвах, трофеях, крови врагов на собственной стали. Но ты? Что тянет туда тебя, на то ваше плоскогорье?
Хас приподнял брови и взглянул на него с явным удивлением.
– А если я иду за стадом?
– Мне кажется, что ты, скорее, тянешь стадо за собой. То же самое я вижу и в Анд’эверсе, весь тот его холод во время путешествия. Но у него есть сыновья и дочери, потому можно сказать, что он желает сражаться за их будущее. А что толкает туда тебя?
– Смелый вопрос, лейтенант.
– Скорее, рассудительный. Мы должны вас переправить, а тут хорошо бы знать, что все достаточно мотивированны.
– Мои мотивы? – Старик неожиданно улыбнулся. – Мои мотивы – это желание еще раз увидать вилоре’де, детей солнца. Это такие маленькие белые цветочки с золотой сердцевиной, которые не растут нигде, кроме нашей возвышенности. Хватит ли этого?
Кеннет кивнул:
– Это хорошая причина, чтобы пройти полмира. – Он вложил в рот кусочек сухаря и поздновато вспомнил о хороших манерах: – Завтрак?
Сунул под нос колдуну мешочек с провиантом и с интересом наблюдал за реакцией. Солдаты утверждали, что сухари эти можно даже полюбить, если в окрестностях закончится трава, а на деревьях уже нету коры.
– Хм… Хмм. Неплохо. – Хас медленно прожевал, с выражением на лице, словно он боится сглотнуть, но стыдится сплюнуть. – Это ваша обычная еда?
Лейтенант улыбнулся:
– Обычный военный рацион, – он помахал кусочком сушеного мяса.
Колдун поглядел на скрученную серо-коричневую стружку.
– Теперь я понимаю, отчего вы победили кочевников.
– Почему же?
– Потому что людям, которые едят такие вещи, жизнь не важна. С сегодняшнего дня вы – наши гости. Прикажу готовить для твоих солдат горячую еду дважды в день.
Кеннет взглянул на мост, пряча улыбку.
Сухари действовали всегда.
* * *
Путь вел почти все время в гору, хотя нужно было признать, что Ублюдки справились отлично, выбирая дорогу без подъемов слишком крутых для фургонов. По крайней мере пока что.
Через три мили за мостом, когда они миновали очередной лог и перебросили кладку над широкой трещиной в скале, дорога пошла вверх. Вела неглубоким желобом, поросшим с двух сторон редкими деревьями и кустами. Судя по выглаженным до блеска камням и слою мха, желоб сбрасывал вниз воду от тающих снегов, постепенно превращаясь в мелкий ручеек. Как раз – более-менее – в это время года.
Караван задержался при подъезде, возница первого фургона пустился с колдуном в короткий, наполненный взмахами рук и широкими жестами разговор. После чего пожал плечами, потянулся за вожжами и направил повозку вверх. За ним начали въезжать и остальные фургоны, сохраняя, однако, широкие, куда больше обычного, отступы.
Кеннет обронил несколько приказов, рота заняла позицию перед передним фургоном и вокруг него. Две десятки трусцой пробежались вверх, осмотреть, как местность выглядит дальше. Где-то на половине желоба он подошел к Хасу, что ехал на первом возе.
– Не слишком смело? – обронил он.
– Нужно проверить, как земля несет фургоны. Как работает под колесами, найти слабые места. – Колдун смотрел прямо перед собою. – Это самый быстрый метод, который мне известен. Проехать.
Лейтенант внимательно глядел под ноги, стараясь не споткнуться. Дно желоба было усеяно большими и малыми камнями, выглаженными водой и покрытыми слоем зеленоватой, подсохшей грязи. В углублениях между ними рос мох. И чем выше поднимался караван, тем сильнее изменялся грунт, становился удобней, появлялись маленькие лужицы, глазки воды, рядом несмело шептал маленький ручеек. Земля еще впитывала воду, но через несколько дней ручей доберется до самого низа.
– Могу сказать тебе, где первое слабое место. – Кеннет покачнулся и схватился за борт. – Начинается у подножия и завершается там, наверху.
Выругался, ступив в лужу.
Хас только улыбнулся.
– Земля должна почувствовать фургоны на своем хребте. Должна испытать копыта и колеса. И тогда, только тогда она скажет, будет ли их носить или же попытается сбросить или пожрать…
– То есть вы проверяете, не перевернется ли, не застрянет ли? Это какая-то фургонщицкая мудрость? – На ходу Кеннет попытался вытереть липкую грязь о мох. – Жизненная правда из тех, что выросли в Степях? Ну так поделюсь с тобой нашей мудростью. Видишь эту грязь?
Указал на светло-коричневую слякоть на своем сапоге.
– Мы называем ее медвежьей срачкой. Когда высохнет, станет тверже камня, но, когда мокнет долгое время, превращается во что-то вроде смазки для осей. Если таяние снегов началось в этом месяце раньше, чем обычно, то вы как раз пытаетесь подняться в гору по чему-то такому.
Он перепрыгнул на один камень, потом – на следующий. Казалось, что он прав, пространство между теми наполняла глинистая грязь. Кое-где ее дополнительно покрывал слой воды – признак того, что земля пропитана насквозь.
Фургоны тоже почувствовали изменения поверхности. Колеса запали глубже в размокшую почву, которая в несколько минут облепила их так сильно, что деревянные обручи утроили свою ширину. Коням приходилось сильнее наклонять вперед широкую грудь, напрягать мышцы, и не понять было, что доставляет им большую трудность: волочение фургона или вырывание копыт из грязи. Лошади громко дышали.
Хас не отозвался и словом. Перед ними вставали последние двести ярдов подъема, ручей шумел уже в открытую, а грязь наполняла каждую рытвину. Хас дал знак вознице, тот погнал лошадей, которые – о, чудо! – нашли в себе дополнительные силы, поскольку фургон пошел быстрее. И тогда колдун получил, что хотел, – то есть убедился, будет ли земля их носить.
Что-то треснуло в запряжке, конь слева от дышла вдруг вырвался вперед, потянув остатки ремня, привязанные к хомуту, правящий Фургонщик в последний момент отпустил вожжи, чтобы не свалиться с козел. Второй конь коротко заржал и, пытаясь противостоять огромной тяжести, увлекающей его вниз, склонился, чуть не зарывшись ноздрями в землю. Хас выругался по-верданнски и привстал на козлах, изо всех сил вцепившись в держатель тормоза. Впустую: тормоз прижался к обручу колеса и начал проскальзывать по грязи.
Конь коротко заржал, словно давясь, его потянуло назад, а копыта не могли найти точку опоры на размякшей почве и мокрых камнях. Грязь, облеплявшая подковы, действовала как смазка, точно так же как и на колесах. Расстояние между фургоном и тем, что шел за ним, начало сокращаться.
Кеннет свистнул и заорал:
– Держать!!!
Стражники прыгнули к фургону со всех сторон, вцепились в борта, подперли плечами. Воз слегка притормозил, но десятки наполнявших его балок весили сотни, если не тысячи фунтов. Лейтенант глянул назад: еще пара футов, и колеса войдут на широкий пояс грязи, по которому соскользнут вниз, словно по ледяному катку. Уперся сильнее.
– Толка-а-а-ать!
Это слегка напоминало попытку удержать движение ледника, гигантская масса неумолимо скатывалась, а они могли лишь чуть-чуть оттянуть неминуемое. У Кеннета перед глазами мелькнула картина кучи разбитых фургонов и окровавленных тел, на долгие часы заткнувших въезд на гору. Он мерзко выругался и тогда увидел, что у солдата впереди есть короткое копье.
– Ланве, копье, быстро!
Стражник оглянулся, не слишком-то понимая, чего он хочет.
– Под низ, через колеса! Засовывай. – Лейтенант поскользнулся и упал на колени, липкая грязь облепила его лицо. – Быстро!
