Родовая отметина
Валерий Ивашковец
Родовая отметина
Быть человеком – значит не только обладать знаниями, но и делать для будущих поколений то, что предшествовавшие делали для нас.
Г.Лихтенберг
Прошлые поколения оставили нам не столько готовые решения вопросов, сколько самые вопросы.
Сенека Младший
Пролог
В парке старинного уральского городка начало лета воспринималось, как апрельская нежность юга Украины. Юные листики берёзок, лип, клёнов сверкали на холодноватом солнце молодо, свежо и радостно. Гладь пруда ещё не украсилась тиной, а берега пестрели ранней травяной порослью. Посвистывали синички, порхали воробьи, где-то подбирал ноту соловей, его поддразнивали лягушки. Посреди пруда, в котором местами отражалось невероятной голубизны небо, мерно колыхались лодки с молодыми парами…
– С Денисом нужно что-то делать! – опираясь на перила бутафорского мостика, нервно басил седовласый представительный мужчина, обращаясь к женщине в шляпке и тёмных очках: она с грустью поглядывала на лодки.
Оба были в светлых плащах и выглядели умеренно интеллигентно.
– Мы его упустили… – не отрывая взгляда, протянула женщина. – Что не удивительно, при нашей профессии… артистов.
– Полина! – Что значит упустили? Парень всегда был под профессиональным присмотром, не в пример своим братьям в Москве, воспитуемых старосветскими бабушками и дедушками. Он прекрасно отучился в институте!…
– Который мы ему, Вадим Елисеевич, навязали… – акцентировав на отчестве, мерно, невозмутимо тянула своё женщина.
– Полина Михайловна! – перешёл на официозный тон Вадим Елисеевич. – Когда молодой… можно даже сказать, перспективный специалист уходит простым забойщиком в шахту!…
Артист задержал дыхание, намереваясь и телом, и жестом театрально изобразить трагичность момента, но передумал и выдохнул в сторону жены:
– Это, я тебе скажу…
– Не его, а наша промашка…
– Но делать-то что-то нужно, – терял запал Вадим Елисеевич. – Может, затолкать его в Москву?… Так ведь пробовали уже… И к театру так и не воспылал любовью нежной… – иронично, с оттенком тоски, пропел артист.
– Приедем после гастролей, тогда и поговорим предметнее, – наконец, повернулась к мужу Полина Михайловна. – А сейчас пойдём – репетиция через полчаса.
Мужчина пожал плечами, взял женщину под руку и они заспешили к центральной аллее. Тем временем, к лодкам на пруду присоединилось ещё две, лягушки поутихли, а со стороны минизоопарка послышалось крякание диких уток, и беззлобные рыки рысей.
Все процедуры, связанные с началом горняцкой смены-вахты: получение и облачение в спецодежду, настройка и проверка спецснаряжения, сбор бригады и спуск на километровую глубину – Денис проделал без особого волнения. Никто его не теребил, не подначивал, хотя шахтёры народ с “зазубринкой” – с новичком могут и подшутить, и покочевряжиться над его “незапылённой” простотой. Может, парень вызывал подсудное уважение внешним видом: рост выше среднего, плотный и невозмутимый до стеклянной прозрачности! Может, были наслышаны, что выпускник торгового института, экономист по специальности, решился начать трудовой путь с тяжёлой, опасной работы в глубинах земли нашей? А, может, потому что опекуном молодого горняка выступил сам бригадир Фомич, опытный, уважаемый шахтёр с двадцатилетним стажем?
Как бы там ни было, но первый рабочий день Дениса прошёл так, будто он уже давно трудится и привык к этой тяжести, как труда, так и каменной массы, с тупой неумолимостью давящей со всех сторон.
В конце смены Фомич, присел на выступающий из стены кусок породы, отпил из фляги водички и поинтересовался:
– Неужто без мандража отработал? Или умеешь держаться, или такой здоровый и непуганый? – засветился он зубами на фоне вымазанного угольной пылью лица.
И Денис словно очнулся: он оглянулся в темноту, куда уходили рельсы, перевёл взгляд на потолок, откуда капала вода. Поправил каску, блеснул белками глаз и криво улыбнулся:
– Интересно тут… Настоящая мужицкая работа.
– Настоящая?… – раздражённо ухмыльнулся Фомич. – Вот отишачишь месячишко, я и погляжу на тебя такого романтика. Будет тебе настоящая, когда харкать углём начнёшь, а там и до кровянки подкатишь. Настоящая… Если б ещё и платили, а то ведь некоторые наверху штаны протирают, а зарабатываю поболе нас…
– Деньги прах, придут и уйдут, а этот мир… – Денис обвёл взглядом мрачный грязно-серый закуток, – вечен и неповторим. Не каждому дано сюда попасть…
– Тебе не в шахту надо, а стихи писать, – саркастически хихикнул Фомич. – Странный ты, однако, хотя и не ленивый… будто бы! А попасть сюда действительно не каждому светит. В основном, нам, кто другого не умеет, да, иногда, таким как ты, которые или дурные, или шибко умные! Ну да ладно, собирайся – пора на-гора!
Послышался говор, смех, поругивание, и к ним подошла группа шахтёров. После чего, подсвечивая головными фонарями, смена дружно отправилась по проходке к центральному стволу шахты.
По дороге домой, Денис прислушивался к себе…
С непривычки тело ныло, но он чувствовал себя удовлетворённым – ему удалось отстоять своё, добиться желаемого! Только так можно “вытянуть” характер, наивно, как все увлечённые и неискушённые, считал он. Откуда и когда возникло такое стремление – не задумывался. Ещё на третьем курсе, осенним вечером возвращаясь с поздней лекции, посматривая на озябшие деревья, на кучки грязно-багряных листьев, почувствовал, что его жизнь, внешне благополучная, катится “не туда”. И это ощущение “неправильности выбранного курса” с течением учёбы только нарастало.
Профессия экономиста, популярная и престижная на тот период времени, не увлекала. Голову и душу будоражили совсем другие мысли и желания. Они были настолько глобальными, высоколетящими, что иногда казалось – впадает в некий транс! “Может, космос на меня влияет?” – радостно-испуганно обдумывал Денис. Но идея, возникшая как-то на занятиях по философии (рассматривались иррациональные направления идеализма), сверкнула и не померкла. Более того захватила! И он спонтанно, часто неосознанно уже прорабатывал её: читал соответствующую литературу, просматривал по телевизору научные передачи, даже ездил в столицу на международные философские семинары!… Ответов не находил, отчего ещё больше увлекался.
Когда защитил диплом, почувствовал свободу! Тогда и встретил случайно старого шахтёра Фомича.
Прогуливаясь, Денис зашёл в кафе перекусить. За соседним столиком пили пиво два крупных, с характерными чёрными глазницами мужика.
– Тащи своего сынка к нам, в шахту! Здесь у него быстренько вся шелуха осыплется! Нехорошие мысли улетучатся, а норов в нужную колею вскочит, – отсвечивая зрачками, азартно говорил один из них.
– А то я без тебя не знаю! – огрызнулся другой, прикладываясь к бокалу. – Пробовал, да не получается. Эх, Фомич! Он ведь на игле сидит… – плаксиво искривилось лицо.
– Разберусь и с иглой! – загорячился Фомич. – Шахта любую дурь выбьет. Вспомни…
Денис невольно прислушивался к разговору и проникался новым замыслом – опуститься под землю!… От шальной мысли мурашки проскочили по плечам, перекинулись на руки и застряли в пальцах. Он невольно их сжал и глубоко вобрал в себя воздух. Порывисто отодвинул тарелку с недоеденной котлетой и направился к шахтёрам…
Жил Денис с родителями в центре города, недалеко от театра. Дом был сталинской постройки: добротный, ухоженный, с высокими этажами. В этом районишке “ютились” крупные городские чиновники, преуспевающие бизнесмены, артисты и другие местные знаменитости. Во дворе постоянно дежурил наряд милиции, суетился с метлой дворник в рыжем халате, мелькали другие работники коммунальных служб, отчего повсюду наблюдался парковый покой и строгий официальный порядок.
У самого подъезда Дениса догнала девушка. Она поправила непоседливый локон светлых волос, отдышалась, взяла его за руку и произнесла с укоризной:
– Почему не позвонил, что уже работаешь? Я-то думаю, что ты ещё в полёте, собираюсь помочь с трудоустройством!… Вот и со своим шефом переговорила. Кстати, чего это тебя в шахту потянуло? Там, кстати, высокий уровень травматизма и смертности на тонну угля. Ну и профессию выбрал!…
Девушка тараторила, тащила парня к лавочке, а он растерянно улыбался и следовал за ней, как увалень-дог за хозяйкой.
Эта явление в девичьем обличье прозывалось Никой. Познакомились на первом курсе. Вернее, это она проявила инициативу на первом после поступления студенческом вечере и пригласила парня потанцевать. Тогда отмечали день факультета, и первокурсник Денис Кудесин был здесь по необходимости, а не по зову души и тела.
Почему Ника выбрала его?… В частности, может потому, что сама не отличалась ни броскостью внешности, ни особыми, которые так нравятся мужчинам, коммуникабельными свойствами привлекающего характера, как-то: томными глазками, утончённым макияжем и завлекательной, обворожительной улыбкой. Она была проста, как сельская телятница и телесно, и духовно, хотя считалась от роду городской. Более того, была дочерью потомственного бухгалтера со швейной фабрики. Несмотря на будничную внешность, внутри у неё всегда что-то бурлило активное. Её кредо, которое скоро прочувствовал на себе Денис, – кого-нибудь опекать, желательно мужского пола. Задумчивый, растерянный начинающий студент Кудесин подошёл для её наклонностей идеальным образом.
Их отношения очень скоро устоялись. Друзья и знакомые тайно считали их влюблёнными, кандидатами на поход в ближайшее отделение ЗАГСа. Реально же Денис воспринимал Нику, как вторую мать: она решала за него бытовые вопросы, и учёбы в том числе. Такая ситуация парня устраивала, поскольку освобождала от множества, мелких, кусючих как клопики, хлопот.
– Сегодня идём в кино – новый американские триллер! Говорят, полезно для ранимой нервной системы, каковая у тебя в неимоверном количестве… – в пятницу объявляла Ника, держась за руку Дениса по дороге в общежитие. Или:
– Тебе пора купить новые джинсы: эти уже не модные!…
Или:
– Завтра начинается сессия, переходим на осадный режим и усиленное питание…
И всё в том же духе, в течение пяти лет…
Ника усадила парня на лавочку, умостилась рядом и пристально посмотрела не него. Потом погладила руку:
– Устал поди?… Подыши хоть нормальным воздухом, а то под землёй…
Денис словно очнулся, сжал её руку и высказался эмоционально:
– Таких ощущений обалдённых я ещё не испытывал! Хочешь, поговорю с Фомичем и организую тебе экскурсию в ад?
С Никой Денис менялся: становился осанистее, увереннее, начинал шутить. Посмотрел бы на него Фомич – не узнал бы скромного новичка.
На предложение Ника отреагировала в истинно своём духе:
– Конечно, хочу! Надо же посмотреть, что ты там адового выискал. Кстати, я кое-что тебе прикупила вкусненькое… – девушка игриво улыбнулась и состроила глазки. – Думаю, ты уже надышался, пора и подкрепиться после махания кайлом…
Как и усадила, так же проворно подхватила Дениса и потянула к дому. Да, пока родители были на гастролях, а служанка-повар находилась во временном отпуске, его кормила Ника…
Прошёл месяц…
Вначале Фомич и слушать не хотел об “экскурсии”. Бригадир искренне возмутился:
– Шахта – это не музей, не цирк и не театр! – после минутной оторопи выпалил он. – А если баба в обморок упадёт?… Кто будет отвечать?
– Я… – пытался утрясти вопрос Денис.
– А под каким соусом я допущу постороннего в проходку? – шалел далее горняк. – Меня же потом ни то что выгонят без выходного пособия – посадят! И правы будут…
– Фомич… – нашёлся Денис, смягчая ситуацию. – Оформим её как корреспондента, пожелавшего описать на вашем примере нелёгкий шахтёрский труд!
Упоминание прессы и “нелёгкого шахтёрского труда” несколько остудило атмосферу и придало беседе более рациональную окраску. Фомич чуть задумался, покривил губы и выдавил:
– Тогда давай, раз уж невмоготу, помозгуем… вместе.
Спонтанно пришедшую, но плодотворную идею о корреспонденте пришлось ещё месяц прорабатывать. Ника умудрилась достать удостоверение корреспондента местной вечерней газеты коммерческого толка, и Фомич сложил оружие…
Одетая в шахтёрскую “робу”, которая была откровенно великовата, Ника, посеревшая при тусклом свете ещё больше, тихо, как мышка, сидела в стороне на куче угля и с восхищением наблюдала, как Денис орудует отбойным молотком, лопатой и другими шахтёрскими инструментами. Она ждала перерыва, чтобы предметнее осмотреть эти “норы”, как сразу окрестила многочисленные рукотворные ходы в толще земли.
Работая, Денис изредка бросал взгляды на девушку. Что в ней было привлекательного?… Он всегда относился к ней как а другу, мальчишке. И, тем не менее, она чем-то притягивала другим, наверное, своей неутомимостью, упрямством и своеобразием в поведении…
Он отложил отбойный молоток и стал подчищать от угля рабочее место. Под руку попался кусок породы, который привлёк внимание – поверхность отличалась ровным глянцевым отблеском. Денис машинально потёр рукой по камню и застыл в изумлении – на камне отчётливо просматривался рисунок! Он повернулся, чтобы сообщить об этом Нике, но задержался и пристальней всмотрелся… Этот рисунок он бы узнал из многих подобных!…
Художественными способностями Денис не отличался. На уроках рисования ещё в школе имел твёрдую троечку. Но заметил как-то, что часто машинально рисует некий профиль. Он напоминал древнего человека: мощная надбровная дуга, волосы, спадающие на плечи, увеличенная, как у обезьян челюстная часть лица. Откуда научился этому изображению – понять не мог! Поражало то, что всегда рисовал этот профиль, когда водил карандашом не задумываясь…
И, вот, тот самый рисунок на куске камня среди кучи угля на километровой глубине! Он неосознанно прикоснулся пальцами к линиям профиля, убеждаясь в их реальном существовании, и собрался позвать Нику. Но… глаза закрылись от нахлынувшей, неимоверной слабости, и он провалился в темноту…
Часть 1. От каменьев
Глава 1
С крутого обрыва хорошо просматривалась панорама речной поймы! Здесь река множилась на рукава, которые то отдалялись друг от друга, то переплетались, как девичьи косы. Берега топорщились густым кустарником и камышом, что зелёной волной расползался по водной глади. Периодически, с нарастающим гулом взлетали птицы с большими крыльями, за ними другие поменьше. А вслед им неслись самые разные звуки, в которых были шлепки, писки, и кваки, и даже подвывание. Потом ещё долго волновалась вода морщинистыми кругами и сердитыми волнами, охватывая стебли камышей и стволы ив, случайно забредших с берегов…
Молодой охотник племени Белой Косули, по имени Птенец, отвлёкся от реки и увидел, как к нему по обрыву карабкается незнакомый человек. Незнакомец был абсолютно гол, ловко перебирал ногами и руками, из-под которых сыпались вниз глина и камни, и упрямо двигался вверх. Когда он преодолел подъём и выбрался на ровное место, то оказался прямо перед Птенцом. Отдышался, выпрямился и спросил:
– Скажи – где я?
Птенец уже рассмотрел парня, успел поразиться племенному сходству и радостно протянул руку:
– Ты – утерянный? Обрадится наш Вожак. Меня звут…
– А я Денис. Действительно, утерянный. Вообще не соображаю, будто извилины мигом пропали… Впечатление полной очистки памяти!
– Земно глаголешь! – тряся руку Денису, восхитился Птенец. – Наш Кудесник баял: утерянные придут не теми. Пужаться не надобно. И я рад тебе, и племя возрадуется…
– Кудесник, говоришь? Тогда точно очутился у своих. Тепло здесь… – Денис перевёл взгляд на своё голое тело и содрогнулся: – А где же одежда?
– Бери мою! – стянул с себя рубашку из грубой материи Птенец и протянул Денису. – Она длинная…
Тот настороженно оглянулся, убеждаясь в отсутствии посторонних, и лихорадочно облачился в рубаху. После чего успокоился.
Вскоре, переговариваясь, новые знакомые направились к рощице, что пестрела стволами берёзок и елей недалеко от берега. Уже издалека просматривалась изгородь из брёвен, из-за которой выглядывали камышовые крыши.
Пока шли, Денис приходил в себя…
Не покидало ощущение сна. Он осматривался вокруг и с тупым нытьём в голове констатировал, что местность знакомая, и этот парень с его искорёженным произношением слов, и виднеющееся впереди поселение… Будто после долгой болезни и бесконечного лечения возвращался домой! Бывает такое. Тогда всё знакомое воспринимается по-другому. Однако с памятью непонятки…
Только вошли внутрь селения, как стал собираться народ. Люди возбуждённо переговаривались, указывая пальцами в сторону Дениса, собирались группами, но близко не подходили. Были они одеты в странные одежды, в которых присутствовали фрагменты шкур и грубого сукна. Но, вот, стремительно появился Вожак, за ним показался Волхв. Денис растерянно остановился: поразительно – но люди были знакомы! Вожак, пожилой мужчина с густой, пронизанной сединами, бородой и пристальным взглядом, ещё издали издал возглас удивления. А Волхв, совсем древний старик, которого поддерживали два мальчика, остановился в стороне и, прищурившись, внимательно стал рассматривать гостя.
Первым заговорил Птенец. Он опустился перед Вожаком на одно колено и произнёс:
– Пришедши утерянный! Я заприметил у реки… – парень склонил голову.
Вожак одобрительно потрепал склонённую голову:
– Хороший знак. Верно, Волхв? – весело и удивительно звонко крикнул он в сторону старика. Тот откашлялся, важно погладил бороду и изрёк:
– Пусть образумит нас, кто он?… Многие на веку терялись…
Вдруг из толпы протиснулся мужичонка, низкорослый, с остренькой бородкой и шаловливыми глазами.
– Браты! Вожак! Дайте глагол молвить?
– Это Веня Вечерний! – послышались выкрики. – Молви!
– Давай… – махнул рукой Вожак.
Веня обернулся направо, сложил ладони рук перед грудью и бухнулся на колени. Денис проследил взглядом за Веней и увидел, что мужичонка кланялся довольно крупной деревянной статуе, изображающей косулю! Она стояла посреди просторной площадки перед хижинами, в стороне от входа в селение.
– От имени священной Косули и Небесного Громовержца докладаю – это мой племяш, сын сгибшего братка Кудесника Вечернего! Прозывали его День Ясный. А утеряли дитёнка на реке. Тогда охотились на Шую Зубастую… Отдайте День в наш род…
Мужичок даже прослезился…
– Пусть он молвит… – тянул трясущийся палец на Дениса Волхв, натужно шевеля губами и упираясь руками о шеи своим помощников.
Гость к тому времени уже освоился и уверенно заговорил:
– У меня с головой не в порядке, но могу сказать одно: я чувствую – вернулся домой! Всё вокруг кажется знакомым и люди тоже. Я помню эту изгородь, стать Святой Косули, Вожака… А, вот, дядьку Веню помню смутно… Но, что-то припоминаю! – восторженно воскликнул он. – Особенно глаза с хитринкой!
– Ай, молодец! – выкрикнул кто-то. – Главное углядел. Хитрее Вени и за дальним лесом не найти, за рекой и степешью не сыскать!
Последние слова заколыхались в громовом хохоте. Улыбнулся даже Волхв. Стало ясно, что обстановка разрядилась, и Дениса приняли.
– Тогда збирай к себе в род, – снова посерьёзнел Вожак, обращаясь к Вене, – и подготовь к обряду возвращения. Завтреча и проведём. Так, люди?
– Так! – громыхнуло в ответ и отдалось где-то на реке.
– А где был и что делал?… Отбило память, – уже для себя прошептал Денис…
Прошёл месяц…
День Ясный, он же Денис, полностью освоился в племени, привык к своему имени. А странноватый язык воспринял легко, будто всегда на нём общался. Поселили его в одной из хижин, принадлежащих роду Кудесников. В хижине проживали молодые парни: спали на деревянных топчанах, укрытых шкурами и грубой тканью. Обряд “возвращения” прошёл сравнительно успешно. С небольшими накладками…
Проводили обряд на площадке перед Священной Косулей с утра, когда солнце только выглянуло из-за леса, что тянулся за селением. Воздух был напоен такими вкусными ароматами, что Денис-День некоторое время стоял перед оторопевшим Веней и полной грудью, огромными порциями поедал это природное блюдо. Чувствовал парень себя бодро, с подъёмом.
– Пойдёмте ужо! – забегал глазками Веня. – Как пройдёшь “возвращение”, так и зажичишь далей. Дело важнецкое для рода…
– Но хорошо-то как! Однако – идём.
Народ уже собрался и, обсуждая предстоящее, создавал лёгкий возбуждённый гул. Когда подошли, появился Вожак с Волхвом. Старика усадили на аккуратно обтёсанный пенёк, а Вожак присел рядом на бревно. Проводил обряд человек, по имени Гора. Его громоздкая фигура и упитанное, красное лицо соответствовали имени. Помогали Горе несколько молодых охотников, в том числе и Птенец.
Дениса поставили перед Косулей, одели в особый наряд, основу которого составляла шкура с головой лисицы. Охотники расположились по бокам. В руках они держали короткие копья.
Вначале нужно было поклясться перед племенным божеством Косулей: клятву произносил Гора, а Денис вдруг охрипшим голосом повторял. Как позже выяснилось, его хрипотца, была с благосклонностью воспринята народом и прежде всего Волхвом. Она свидетельствовала о чистоте помыслов “возвращаемого”.
Текст и суть клятвы Денис улавливал слабо, наверное, от волнения, а не от странных слов, которые понимал интуитивно.
Солнце уже поднялось и било в глаза, когда приступили ко второму действу: нанесение племенного клейма! Для этого использовали что-то вроде большой печати, искусно выделанной из камня. Рисунок представлял собой профиль человека… \
Эту особенность Денис рассмотрел, когда клеймо, вымазанное в краску, Гора умело придавил к плечу. “Знакомый рисунок!” – проскочило молнией по вискам, когда взволнованный парень, под одобрительные возгласы толпы, растерянно рассматривал разукрашенный участок своего тела.
А третье действо для Дениса стало полной неожиданностью! Нужно было обнять и поцеловать трёх женщин разных возрастов: старуху, средних лет молодайку и девушку! Помощники Горы по своему усмотрению, учитывая, правда, пожелания толпы, отобрали кандидаток на “обрядовое действие”. Их по именам представлял Птенец. Говорил он на удивление уверенно для своих лет и с юмором.
Сгорбленная старуха непонимающе посматривала на людей, на молодого охотника, и вытирала спонтанные слёзы с морщинистых щёк. Ей звали Поздняя Роса.
– Ишо мой дед грил – жаркая бывалоча Поздняя Роса в темени ночной! – зычно провозглашал Птенец, а толпа реагировала смешками и шуточками.
Дородная молодица, по имени Огнива, игриво водила плечами, полным бюстом и смело посматривала и на сородичей, и на “возвращаемого”. Чувствовалось, что ей по душе предстоящая процедура.
– С етой одному мужиче не совладать!
– Ей и трёх маловато будя! – неслось игривое.
Девушка, с поэтичным именем Ромашка, тоже особенно не тушевалась, лишь слегка румянилась, да глазками блестела.
– А цвету нашому, Ромашке утренней, мужичих губ спытать не привелось ишо!
– Так она не пужанная? Во, сладость кака!
Когда толпа поутихла, Вожак погасил улыбку, а Волхв одобрительно кивнул, Птенец шепнул на ухо смутившемуся Денису:
– Начинай с Ромашки и запнись на Росе… Так ямчей и для люду любей будя…
И громко обратился ко всем:
– Начинаем целовальню!
Он легонько подтолкнул опешившего Дениса. Толпа вновь заволновалась, понеслись подсказки, советы, которые говорили, что племя повеселиться умеет:
– Гляди кабы Роса не высохла в ямку!
– А Огнива!… В дрожаку кинулась! Вишь, невмочь бебёхе! Га-га! Ентую цалуй крепчей!
– Ромаха! Держись не упади ранее, до темени ишо час еси! Ох-хо-хо!
“Была не была!” – выдохнул Денис и смело подошёл к трепещущей старухе – от волнения перепутал очерёдность, подсказанную Птенцом. Он так энергично ткнулся в бабий рот, так мощно обнял старушку, что та встрепенулась в объятиях и подстреленной птицей повисла на руках парня!
Народ тревожно загудел, Вожак приподнялся, а Волхв передёрнулся и нахмурился. “Неужто окочурилась?” – успела проскочить тоскливая мысль, как баба зашевелилась, встала на ноги и так обняла партнёра по обряду, что у того что-то хрустнуло в шейной части! Она страстно впилась ему в губы и со звонким чмоком оторвалась. Вытерла губы, победно взглянула на толпу и крикнула натужно:
– Роса высохнет, коли ярило стухнет! Спаси и сохрани тебя Косуля, хлопче!
И опять чмокнула Дениса в щеку. Толпа взревела, Вожак заулыбался, а Волхв прослезился.
Денис ошалело потёр шею и губы, несколько секунд подождал, пока бабушка примет устойчивое положение, и шагнул к Огниве. Та же проявила инициативу, не стала дожидаться и сама кинулась к парню. Тот еле устоял на ногах и чуть не задохнулся в её стремительных объятиях, отмеченных долгим страстным поцелуем!