Пантеон

Вы стоите на пороге великолепных руин, но, возможно, это просто еще строящееся здание. Новое оно или старое сказать невозможно. Многие тайны и опасности ждут всякого, кто сделает шаг вперед. Но красота этого места и то, что в нем сокрыто, стоят этого риска. Осмелитесь ли вы войти?  

КАЙ

Холодный ветер яростно атаковал высокие, покрытые льдом и снегом горы. Вновь и вновь безуспешно бился он об их макушки, отбрасывавшие ветер к заиндевелому основанию гор, где этого свирепого злодея также ждала неудача в его, казалось бы, вечном стремлении обратить в ничто все препятствия, возникающие на его беспорядочном пути. В бессильной злобе от вековой борьбы с непреклонным камнем, погруженным в лёд, ветер перекидывался на тех несчастных, что оказались в этой снежной пустоши.

Казалось, что вся природа этой местности была настроена против любых проявлений тепла и жизни, ибо вместе с ветром поднимался и древний, оспаривающий у воды право первородства, снег. Из их союза возникала белая пелена, слепящая взор и уносящая голос, разделяя, тем самым, и без того разобщенных людей, тщетно мечтавших о спасении от безжалостной стихии.

Он укрылся под склоном небольшого холма, расположенным таким образом, что снег почти не проникал сюда. В его угнетенном сознании поочередно всплывали три мысли: не замерзнуть, поесть и найти остальных. Он успокаивал себя мыслью, что его одежда достаточно тепла, а снежная буря, вызванная войной ветра и гор, не может продолжаться вечно. Он оказался прав. Ближе к ночи, хотя здесь почти невозможно было отличить её от дня, ибо солнце было навечно скрыто голубовато-серыми облаками, неистовство ветра немного спало. Он осмелился выйти из своего маленького укрытия и попробовать найти хоть что-нибудь, кроме снега и льда в этой мёртвой долине.

Выйдя наружу, он обратил внимание на далёкие шпили гор, блеснувшие каким-то неестественным синевато-зелёным сиянием. Несколько ближе, но, всё равно, бесконечно далеко чах хвойный лес. Его внимание также привлекли еле заметные, но от того не менее внушительные провалы, холмы и спуски, которыми была испещрена вся долина. Вся эта скудная картина была затянута белым саваном никогда не таявшего снега. Это обстоятельство немного успокоило его, ибо столь старый и плотный снег не столь сильно замедлял его передвижение, как если бы он был молодым и юным, как в тех местах, куда зима лишь обращает свой взор или, в редких случаях, заходит недолгим гостем, но не полноправно властвует, как здесь.

Он подумал, что нужно крикнуть, чтобы найти хоть кого-нибудь. Он уже приготовился исполнить задуманное, но в самый последний момент крик остановился в его горле, а в голове прозвенела мысль, что его могут услышать не те. «Волки или другие хищники», – успокоил он себя и с опаской посмотрел в сторону леса. Лес был безжизненно тих и спокоен, деревья слабо покачивались и скрипели под воздействием усмирившегося ветра, однако, что-то в их скрипе показалось ему неправильным, подобно гоготанию птиц, что напоминает искаженный человеческий голос, пронзительное и опасное. Ему казалось, что он слышит что-то ещё в этом древесном скрипе, нет, не шёпот, как легко мог бы подумать вдохновенный природой чудак, но что-то иное.

Он отогнал от себя эти странные мысли, вновь вспомнив о волках и том обстоятельстве, что в ночное время люди острее реагируют на всё в окружающем мире, словно наступающая тьма не скрывает истину, дарованную светом, а обнажает её, и, всё равно, обманывает. Он направился вперед, стараясь передвигаться быстро и бесшумно. Ему постоянно хотелось оглянуться назад, ибо казалось, что кто-то должен преследовать его, однако, преследователи не спешили себя обнаружить.

Через пару часов, спустившись с небольшого холма в низину, расположенную почти вплотную к лесу, он решил отдохнуть. «Разумеется, снежная буря уничтожила все следы, потому и кажется, что здесь никогда не было ни одного живого существа», – подумал он, присев под вековой елью, стоящей на отшибе леса.

Быстрое движение, еле ощутимое, но заметное, даже не столько боковым зрением, сколько каким-то внутренним чувством угрозы, и его охватило смятение. Что-то нездоровое было в этом движение, как и в скрипе деревьев. «Пустое, показалось», – настойчиво решил он.

Под елью было не так холодно, несмотря на то, что она казалась такой же мертвенной и безжизненной, как и всё вокруг. Он выпил что-то нетеплое, но и не замерзшее, и довольно быстро погрузился в сон посреди открытого всем ветрам поля. Ему снилась чёрная пустота, столь непохожая на однообразие белого, царящего наяву. В этой пустоте он видел какие-то мимолетные образы и девушку, взывающую к нему о помощи. Её черты были эфемерными, но привлекательными, она кружилась по бездне, постепенно проваливаясь в её глубь, зовя его и плавно исчезая. Затем он увидел во тьме контуры фигур, подходящих к нему до того изящно, ровно и необычно, что такая походка выглядела какой-то неестественной, нереальной.

В этот самый миг, он проснулся. Сквозь сон, когда явь и грёза действуют сообща, ему показалось, что он видит чьи-то силуэты, спрятанные порывами снега, поднятого утренним ветром. Быстрые и бледные, как ломкий лёд – всё, что можно было о них сказать. С его пробуждением, они почти сразу исчезли, или ему показалось, что они исчезли, или их и вовсе не было. В этом холодном плену явь и морок причудливо сливались, играя с сознанием человека. Мурашки впивались ему в спину, а сердце испуганно ускоряло свой темп, как будто пытаясь убежать из его груди. Хотя для волнения и не было реальных поводов, он чувствовал первобытный страх, подобный страху первых людей, увидевших вздымающийся океан.

Ему нужно было двигаться дальше, он успокоился и пошел. Весь день ему казалось, что за ним наблюдают, но вокруг не было и следа диких зверей, словно вместо них в лесу поселились сугробы и льдины. Говорить же о людях и вовсе не приходилось, хотя он знал, что не может быть один в этом снежном плену. Он шел бесконечно долго, потеряв счет времени, самые низменные человеческие потребности притупились, всё, чего ему хотелось, это найти ещё одно живое существо в этой бесконечной круговерти снега, льда и мрака. Наконец, ему повезло: у подножия крючковатой и невысокой скалы, закрывающей небольшую поляну от остервеневшего ветра, он заметил брошенную флягу, покрытую плёнкой инея. «Неужели? Хоть кто-то!» – в полуисступительном восторге подумал он. Внезапный порыв исчез так же быстро, как и появился, ибо разум подсказывал ему, что флягу человек оставил бы в последнюю очередь. Он подошел к самому основанию скалы и увидел непривычный цвет, запрещенный цвет, спрятанный под покровом белого. Красный. Это был красный цвет, столь ненавистный бледно-сизому миру вокруг. Страх охватил его, но не помешал, а может, и помог стряхнуть белую пелену и обнажить скрывающуюся под ней картину. На него смотрели пустые и безжизненные глазницы того, что когда-то можно было назвать человеком. Заиндевевший палец замерз на синеватых губах в знаке вечного молчания.

Этого ему хватило, он понял, что не один, но живых здесь нет. Он чувствовал сильнейшую усталость, но что-то поддерживало его, и он побежал прочь, так далеко, как только мог. Внезапно позади раздался тревожный и громкий звук, отдаленно напоминающий чей-то раскатистый смех или вой. Он обернулся и увидел чудовищных размеров лавину, пришедшую, словно из ниоткуда, и достигающую небес. Она накрыла всё, что он уже успел пройти, включая древний лес, и теперь двигалась к нему. Волей случая, она оказалась очень далеко, и ему удалось избежать этого страшного чудовища.

С приходом очередной ночи, более мрачной, чем предыдущие, он уединился в небольшой пещере, необычной по той причине, что в ней не было ни льда, ни снега, только голый камень. Вновь он слышал таинственные скрипы, напоминающие голоса, и вновь ему казалось, что где-то далеко во мраке ночи и буйстве снежного ветра, он видит чьи-то зловещие силуэты, скользящие по склонам гор. Они рядом, они есть, думал он. Он уже почти заснул с этой мыслью, как вдруг увидел в проеме пещеры хрупкую девушку в длинном шерстяном плаще. Он испугался, обрадовался и удивился почти одновременно. Девушка же заметила, что в пещере кто-то есть, и слегка отшатнулась в сторону. Ему показалось, что она чем-то напугана, но почти выбилась из сил, раз не пытается убежать. Он подошел к ней и протянул руку, она медленно приняла его руку и зашла в пещеру. Он решил, что девушка страшно замерзла, так как её бледная ручка была не теплее здешних камней. Он предложил ей воды и те скудные запасы еды, которые у него оставались, но она только помотала головой, не произнося ни слова. Чтобы согреть необщительную гостью, он сел с ней рядом и приобнял её. Находясь так близко, ему удалось лучше рассмотреть её. Она напомнила ему девушку из сна, только здесь её внешность казалась несколько более земной. Её светлые, почти белые волосы ниспадали на тонкие плечи, сочетаясь с её безупречной, но несколько излишне бледной кожей. Ярко-голубые, уходящие в синеву глаза сверкали на фоне элегантной бледности. Только одно показалось ему странным в её глазах: они были как стеклянные, не выражали никаких эмоций и чувств, словно были ненастоящими. Он объяснил для себя это тем, что девушка очень устала и, наверняка, его глаза выглядят даже хуже.

Он попытался задать ей несколько вопросов, но она молчала и лишь изредка улыбалась своими белесыми губами. Через некоторое время он совсем устал и заснул.

Во сне он видел как путешествует c ней по снежной пустыни, как постепенно разрушается его одиночество, а жизнь становится осмысленнее. Но что-то было не так: её рука была по-прежнему холодна, а улыбка, как и взгляд, безжизненна, она была чужой. Его грудь заболела от разочарования, и тут она подошла к нему и поцеловала, её поцелуй был холоден и пугающ, ибо окружающий мир начал меняться. Исчезли снег и лед, облака и горы, одна только ночь плясала вокруг них, пока продолжался поцелуй. Она отняла губы, и он почувствовал себя пустым, а нечто в груди заболело ещё сильнее. В этот момент он проснулся.

С уходом сна, клокочущая боль в груди не уменьшилась, скорее даже усилилась, но он проигнорировал это, ибо ему показалось, что она плачет. И в самом деле, она сидела на корточках к нему спиной и склонила над чем-то голову, можно было подумать, что ей нехорошо или, что она что-то прячет от других. Он поднялся, чтобы утешить её. Она обернулась. Тусклый свет дня обнажил ужасную истину: лицо, которое ещё недавно казалось ему безупречно красивым, испугало его до глубины души. Бледная кожа была словно соткана из снега, а глаза были безжизненными осколками льда. Она улыбнулась до ушей, обнажив заостренные клыки, а вся её осанка приобрела что-то хищническое, нечеловеческое. Она что-то крепко сжимала в своей когтистой руке. Красное… Снова красное… Только на этот раз это красное было живым, оно двигалось, вернее ритмично билось. Это было сердце, его сердце. Он посмотрел вниз и увидел, что на том месте, где у него была грудь, зияет огромная дыра, уходящая до позвоночника. Она усмехнулась каким-то жутковатым, скрипучим звуком и вылетела из пещеры, растворившись в снежной буре. Он остался один… без сердца…

Он покинул пещеру и вновь побрел дальше, без целей, желаний и стремлений. Он не собирался искать существо, укравшее его сердце, он не боялся других, сквозивших вокруг него в снежном тумане, он шел вперед. Когда рассеялась буря, он увидел, что совсем рядом возвышается колоссальная гора, сверкающая сизыми всполохами света. Он шел к этой горе, сотворенной из чистого льда, и слышал голоса, шепчущие ему в глубины сознания нечто невыразимое. Он поднялся на вершину горы, окончательно отринув потребности человеческого тела. На вершине горы он обнаружил огромное ледяное зеркало, выглядящее, словно не от мира сего. В нем почти ничего не отражалось. Он подошел к этому зеркалу и, испытывая неизъяснимый трепет, поднял глаза и посмотрел в его гладь. Он увидел себя, но это был некто совершенно другой. Он был облачен в мрачные доспехи, а на его челе, подобно горам, украшающим долину, находился шлем с острыми зубцами, что делало его похожим на корону. Там же, где у него теперь зияла дыра, он видел сверкающий осколок синего льда, заменяющий его двойнику сердце. Глаза отражения тоже были синеватыми, но не лишенными жизни, хуже, они были наполнены смертью и источали её. Вид отражения был величественным и притягивал взгляд, он понял, что оно тоже наблюдает за ним.

Но это оказалось не самым страшным. Ему показалось, что за отражением находится что-то ещё, Нечто, наблюдающее за ним. Нечто, для чего вся эта ледяная пустыня, весь мир и вся вселенная помещались на плоскости зеркала, в которое Оно смотрело с той стороны. Бесконечный ужас охватил его, он попытался отвести взгляд от своего отражения и того, что скрывалось за ним, но не мог. Тогда он взглянул за своё отражение в бесконечную пустоту, где обитало Оно, и встретился с Ним взглядом. Его взгляд выходил за всякие мыслимые пределы, он не поддавался описанию и осмыслению, единственное, что он мог сказать о нем – это был холодной и недоброжелательный взгляд. Его зрение и рассудок не смогли выдержать увиденного по ту сторону зеркала, и он упал на колени, а его отражение село. Его глаза покрылись коркой льда и навсегда погасли, погрузив его в бесконечную тьму, где нет ничего, кроме холода и смерти…

Где-то далеко, в одной изящной бледной руке, принадлежащей красивой женщине, в последний раз ударилось чье-то сердце и обратилось в пепел, опалив ей руку…

ПЕЩЕРА

Желающий узнать, почему стоит дом, разумеется, должен спуститься вниз к его основанию. Именно там – в глубине открывается вся правда о доме: когда он возник, каким он планировался изначально, и сколько лет ему еще осталось существовать. Желающий узнать секреты цивилизации копает землю, снимая слои эпохи один за другим. Желающий же раскрыть тайны бытия, увидев первооснову всех вещей, спускается в пещеру.

Он стоял на границе полумрака пещеры и того сверкающего мира, что так пугал людей древности, мира, от которого и он сам теперь бежал. Своим резким движением он прорезал застывший во времени воздух пещеры. Узкий каменный свод становился все шире и выше по мере того, как он продвигался вглубь. Он прикоснулся к прохладной неровной стене и провел ладонью вниз. От осознания, что он только что прикоснулся к тому, что возникло до появления человека и останется после его исчезновения, по его спине пробежала почтительная дрожь.

Оказавшись в центральной, как ему казалось, части пещеры, он обратил внимание на небольшой круг из черных камней, в котором, по всей видимости, когда-то разгорался первый огонь. В былые времена дрожащие блики пламени танцевали по стенам этой пещеры, воскрешая древние рисунки, изображенные здесь. Но и без огня он увидел множество животных и темных фигур, скачущих в нескончаемом круговороте бытия. Наскальная живопись повела его куда-то дальше и глубже. Несмотря на схожесть картин, изображающих преимущественно охоту, он обратил внимание, что чем дальше он идет, тем проще и условнее становились изображения. Животные и люди становились неотличимы друг от друга. Пещера здесь снова стала достаточно узкой, так что на очередном крутом повороте, он споткнулся обо что-то и упал. Ощупав предмет, ставший причиной его падения, показалось, что это огромная палка, но потом пришло осознание, что это чья-то исполинская кость. Ему стало страшно, возникло наваждение, что ему нельзя здесь находиться. В почти кромешной тьме ему стали слышны отзвуки всех его шагов, падения и даже прикосновения к чьим-то костям. Звуки искажались, словно какой-то маленький зверь крадется где-то далеко, и эхом уплывали в бескрайние дали пещеры. Однако, он вспомнил от чего бежал, и новый страх был преодолен. Он направился дальше.

Рисунки привели его в полукруглый проем, в дальней части которого висел чей-то огромный рогатый череп. Он не понимал, кому именно принадлежал этот череп, но ощущал странный трепет, глядя в его бездонные и пустые глазницы. Так чувствует себя сын, когда впервые видит деда и осознает, что у отца, обладающего в глазах ребенка абсолютной силой и властью, тоже есть отец, и у отца его отца есть отец… Вокруг этого внушительного черепа располагались плотными рядами по двум краям сталагмиты. Во мраке здешних мест их очертания напоминали ему спящих существ, отдаленно похожих на людей. В первый, но не в последний раз он ошибочно решил, что дальше и глубже того, что он видит сейчас, ничего быть не может. Рядом с черепом обнаружился едва заметный проход, настолько крутой и глубокий, что почти походил на пропасть. Он последовал вниз.

В этой части пещеры стало заметно холоднее и темнее, чем в верхней. Он практически не видел своих рук, но каким-то непостижимым образом ощущал наскальные рисунки и видел их очертания. Собственно, кроме очертаний в них больше ничего и не осталось. Они упростились настолько, что живые существа превратились в геометрические фигуры и ломаные линии. Чаще всего встречался круг, из которого выходили лучи, тянущиеся наверх. Эти круги напоминали ему отдаленно солнце и луну, но его удивляло, что они были изображены внизу, а не наверху. Только сейчас он задумался, что совершенно не помнит, как долго уже находится в пещере, насколько глубоко он спустился и как пришел сюда. Время в этом месте терялось, словно его и вовсе не существовало, а пространство искажалось и путалось. Он начал чувствовать себя по-настоящему потерянным. Тем не менее, он решил идти дальше, так как его влекло что-то запретное и неизведанное.

Узкие сдавливающие своды в кромешной тьме без единого звука, кроме ровного гула в его ушах. И так он передвигался вниз неизмеримо долго, потеряв всякое восприятие времени и пространства. Казалось, вселенная исчезла, оставив после себя давящую пустоту. И в этом опустошении раздался неожиданный и знакомый звук. То было протяжное эхо от упавшей капли воды. Стены начали расширяться, и он оказался в некоем просторном помещении, границ которого видно не было, так как мрак здесь безраздельно властвовал. Он шел медленно вперед на звук капель, пока не почувствовал, что наступил в воду. Он сел на колени прямо к воде и начал вглядываться в её темную гладь, подергиваемую рябью, пока ему не показалось, что какой-то тусклый серебристый свет манит его сквозь толщу вод. Он вдохнул полной грудью и поплыл на этот свет. У него было ощущение, что он плывет по подземной реке, стекающей в самые недра пещеры.

Он почти выбился из сил, когда приблизился к источнику света и вынырнул из воды. Бледный свет тысячами искр лился из стен и свода пещеры, переливаясь лазурными и золотыми цветами. Во мраке пещеры это сияние было подобно звездному небу. Подземный свет манил его всё дальше вниз, выстроившись неровной дорогой. Чем дальше он шел, тем красочнее становилось это сияние, к которому добавлялись новые оттенки. Наконец, он увидел, что из одной стены льется особенно яркий серебристо-белый свет. Он прикоснулся к этой стене и прошептал про себя: «Серебро». Он опустился настолько глубоко, что прикоснулся к самой крови земли, её наиболее редким и прекрасным дарам, которых здесь было в избытке. Золотые и серебреные жилы пронизывали каменный свод, а из пола и в некоторых углублениях прорастали сверкающие минералы и драгоценные камни. Его восприятие столь сильно обострилось, что ему начало казаться, что он может слышать мерное сияние, исходящее от них. Оно шептало ему о тайнах земли, но он ничего не мог понять.

Безмятежность и священный восторг пребывания здесь были нарушены едва ощутимыми движениями и звуками, исходящими из еще более глубоких тоннелей, открывшихся его взору. Темные и нестерпимо холодные расщелины, уходящие в непроглядные бездны, скрывались за теми тоннелями. Никто из верхних жителей не стал бы погружаться так глубоко, опасаясь за свою жизнь и рассудок, но они обитали здесь всегда. Он слышал, как они почти беззвучно передвигаются по разломам во тьме подобно серым призракам. Подземные моря омывали их бескрайнее царство, уходящее колоссальной лестницей всё глубже в бездну. Глубинные не препятствовали ему, но наблюдали за гостем из верхнего мира, столь уверенно спускавшимся по непроходимым расколам в самом основании мира.

Он дошел до огромной арки, за которой таился непроницаемый мрак, даже глубинные не смели подходить к этому спуску, ведущему по ту сторону бездны. Перед этой аркой стоял царственный старец с каменной кожей и бородой. Молча он указал ему, что нужно следовать за ним. И они вместе переступили через арку. Холод и тьма были здесь настолько убийственными, что он удивлялся, как он вообще может пошевелить рукой или ногой, не говоря уже о том, чтобы уверенно идти дальше. Казалось, они спускаются вечность, весь предыдущий путь теперь выглядел столь ничтожно малым на фоне этого. Старец остановился и указал куда-то вперед. Он прошел в указанном направлении, очутившись в просторном месте. Он почувствовал тепло. А затем увидел, что откуда-то снизу исходит оранжевый свет, освещающий самое дно подземелья. «Здесь управляют всеми движениями земли» – подумал он. Он почувствовал чье-то присутствие, а затем увидел, что в земле образовался разлом, из которого вырывалось пламя и свет. Кто-то вышел из этого разлома и направился прямо к нему. От него исходил невыносимый жар, а свет был столь ярким, что ему пришлось прикрыть рукой глаза, пока к нему медленно подползали. Он услышал странный звук, напоминающий шипение или треск, а затем увидел, что гость, окруженный огнем и светом, выглядывает уже из разлома на него, как бы ожидая его.

Он себе не принадлежал, у него не было выбора. Он не был. Он подошел к разлому, опалившему его лицо и руки, и исчез в ревущем потоке белого пламени…

ЗЕЛЁНЫЙ БОГ

Закатное солнце окрасило окружающий лес в оранжево-желтые тона. Он шел посреди леса, пытаясь вспомнить, как и зачем он здесь оказался, а главное, как выбраться теперь отсюда. Со всех сторон его окружали высокие деревья, холмы, покрытые тонкой травой, и теплые лучи вечернего солнца. Густой насыщенный воздух ощущался особенно свежим и приятным, но окружающая его тишина и медленное осознание взращивали в нем страх. Он неуверенно шел вперед, не понимая и не зная, какой лучше путь выбрать. Он начал думать о том, что безвозвратно потеряется в этом лесу, и что с заходом солнца лик природы станет настолько зловещим, что ему понадобится укрытие от тех, кто предпочитает охотиться в ночи. Нарастающий страх и тревожные мысли сбивали его. Он то и дело останавливался, беспорядочно меняя свое направление. Мысль о том, чтобы позвать на помощь ушла столь же быстро, сколь и появилась. Ему показалось почти преступным разрезать покой воздуха своим криком.

Он решил идти прямо, не сворачивая, пока не найдет выхода из леса или хотя бы дорогу среди всего этого единообразия и неразделенности, напомнившим ему бескрайнее море или пустыню, где нет начала и конца, центра и периферии, только слитое до состояния хаоса и беспредметности пространство. С приходом темноты это ощущение усилилось многократно, теперь его окружали лишь мрачные силуэты вековых деревьев да еще более древних холмов. Теперь ему приходилось полагаться больше на другие чувства и ощущения, но каждый шорох или дуновение отдавались в нем пульсирующим страхом. Искаженные формы и звуки преобразовывались в его сознании в зловещих созданий, им же самим и порожденных. Но страх медленно отступал, особенно, когда он вышел на небольшую поляну и увидел над зелеными макушками деревьев синеву ночного неба, в котором сияли тысячи звезд. Они уводили его взгляд в беспредельные дали, сливаясь с окружающей темнотой. Он лег на мягкую и прохладную траву, ощутив под своими руками и ногами землю, уходящую по ощущениям так же далеко, как и звезды, которым он теперь внимал. Наконец, в хаосе леса он увидел гармонию и красоту, наполнившие его душу умиротворением. Страх покинул его.

Он направился дальше, уже не испытывая той неподдельной тревоги, что должна способствовать человеку в выживании. Какое-то новое чувство начало завладевать им. Все ощущения усилились, когда он переключил свое внимание с себя на окружающий мир. Он слышал, как приветственно покачиваются деревья где-то далеко, как оживает и преображается ночной лес, с которым он теперь, когда призраки разума дрогнули перед нарождающимся чувством, ощущал сродство. В ночном покое леса он слышал передвижения зайцев, за которыми охотились пронырливые лисы. Ему виделись перелетающие с ветки на ветку совы и благородные олени где-то вдалеке. Мир, который казался ему тихим и пустынным, наполнился жизнью, которая была везде и во всем. Животные не боялись его, но предпочитали обходить стороной, чувствуя его инаковость. Он же, столь увлеченный всем происходящим, на какое-то время забыл о своем желании покинуть лес.