– Да ничего он не сделал! – Нина Дмитриевна повысила голос.
– Тогда что ты от меня хочешь? Чтобы я что тебе рассказала?
– Как у вас дела? Как он с тобой обращается?
– Офигенно, мам. Он обращается со мной офигенно. Не надо искать подвоха в каждом его действии.
Мать тяжело дышала в трубку.
– Аня, мне надоело, что ты так со мной разговариваешь! Тебя ни о чем нельзя спросить, ты сразу все принимаешь в штыки. Что я такого сказала?
– А я? Я не понимаю, чего ты от меня хочешь. Ты задаешь вопрос, но это вопрос ни о чем. И в нем чувствуется подвох. Что именно ты хочешь узнать?
Мама молчала, только сопела в динамике, как простуженный слоник.
– Алё, мам! Ты там? – сделала попытку вывести ее на разговор Анна, и ей это не сразу, но удалось.
– Я тут. Я хочу знать, как вы живете. Я не понимаю, что связывает тебя и его. И мне все время кажется, что там у вас что-то нечисто.
Девушка снова тяжело вздохнула. Что могло быть у них нечисто? Что, черт подери, могло это быть? Шантаж? Торговля людьми? Проституция? Долги? Что?! И с чего вдруг?
Очень медленно, осторожно, пытаясь подобрать слова и удержать в себе разрывающий в клочья гнев, Анна озвучила эти вопросы. Она уже ждала, что мать снова разразится какой-нибудь обиженной тирадой, и, к сожалению, оказалась права.
– Почему ты вечно все передергиваешь? Я что, уже не имею права поинтересоваться, как дела у моей дочери? Я стала чужим человеком, или как?
Анна поймала себя на том, что очень хочется нагрубить и бросить трубку. Поймала и прикусила язык, стала медленно дышать и считать до десяти. Потом тихо-тихо – только так удавалось не орать – проговорила:
– Ты никогда не была мне чужим человеком. И не будешь. Но однако же это не значит, что я должна рассказывать тебе обо всем, что происходит в моей жизни, передавать все мысли и все действия, знакомить со всеми людьми, с которыми я общаюсь. Есть что-то, что не касается тебя, а потому и не коснется. Я тебя люблю, но не обязана перед тобой отчитываться в том, что считаю личным, интимным. Ты знаешь, кто мой парень, чем он занимается, где работает. Много другого про него знаешь еще со времен больницы. Теперь вот человек открытым текстом озвучил свои намерения в отношении меня. Все, мы пара. Что еще ты хочешь узнать? Каких подробностей?
По все-таки повысившемуся тону голоса девушка поняла, что ее уже несет, но взять себя в руки не то что не смогла – не захотела. Что удивительно, до возвращения Александра в ее жизнь родители не слишком ее прессовали, а теперь снова взялись за старое и стали вести себя так, словно она малое дитя. Что опять случилось? Что у них там за зуб на Сашу? Может, она чего-то не знает об их взаимоотношениях? Значит, надо спросить Александра напрямую – он не станет ей лгать.
– Аня… Я не требую от тебя твоих, как ты выразилась, интимных подробностей. Но мы должны быть в курсе… Да и папа беспокоится, что Александр Николаевич может тебя обидеть…
Это стало последней каплей. Опять папа… Как же это все надоело…
– Мамуль, давай так. Если папа там о чем-то беспокоится, пусть выпьет капель и перестанет беспокоиться. Я не буду больше его успокаивать, он взрослый мальчик. В крайнем случае, ты его жена, вот и занимайся. А на меня не давите, я устала от такого отношения. Повторяю: я счастлива, у меня прекрасный мужчина, у нас с ним все хорошо. Спасибо, пока.
И отключила звонок. А потом от всей души, искренне и с тихим матерным монологом, плюнула себе под ноги. Действительно, хватит. Она взрослая женщина и не обязана о каждом своем чихе докладывать родителям, что бы им там не привиделось.
Анна встала, подхватила сумку и двинулась к ближайшему кафе – обедать. Лучше поздно, чем никогда. И только когда она уже пила мятный чай, стараясь ни о чем не думать, а просто отдохнуть, ее внезапно осенило. Так внезапно, что рука, державшая чашку, дрогнула, и внушительная часть содержимого пролилась на грудь. Пришлось промокать ткань платья салфетками, чтобы не осталось следов, но делала девушка это автоматически, мысли ее были заняты другим. «Это уязвимость, – думала она. – Это просто уязвимость. Вот в чем дело. Саша – моя ахиллесова пята. Как только он вернулся в мою жизнь, у меня снова появилась слабость. И это злит. Именно это злит, а не родители. Они всегда такими были и навсегда останутся. Психую-то я не из-за них… Но почему Саша дает слабость, а не силу? Ведь любовь, по идее, должна дарить крылья, а не сбрасывать на землю. Или у нас не любовь?»
Она задала этот вопрос мужчине, когда он возник на ее пороге уже после заката, с большой сумкой, весь какой-то дерганый, но с видной невооруженным глазом решимостью и в эту ночь остаться у Анны. Он выслушал, посмотрел на нее каким-то новым взглядом, будто раньше не видел, потом кивнул и сказал:
– Вот давай вместе и подумаем об этом. Только можно мне сначала в душ?
Ему все было можно. Так, по крайней мере, ощущала девушка. Даже если не все, то очень многое могла и хотела она ему позволить. Любовь ли это? Или просто зависимость, незакрытый гештальт прошлого, который не давал покоя и не позволял стать по-настоящему счастливой в эти странные месяцы? Может, просто обида на то, что он тогда ушел, едва не сожрала ее изнутри и заставила снова влюбить его в себя, чтобы успокоиться и… отомстить? Не, бред какой-то…
Пока Александр приводил себя в порядок, она стояла на балконе, наблюдала за ночным небом и все думала, думала, думала… Вспоминала начало их романа, тот непонятный любовный треугольник, который возник между нею, Александром и Денисом. Снова проваливалась в сладость понимания, что любима и это чувство взаимно, а потом – в боль, которую испытала, когда потеряла обоих и осталась одна. Ощущала, как избавлялась от боли и страхов, как становилась свободнее день ото дня и как приходила к себе, к пониманию того, что ни в ком не нуждается, чтобы быть счастливой, что ей с самой собой хорошо… Так что, когда мужчина наконец вышел из ванной разгоряченный, чисто выбритый и заметно посвежевший, настроение ее было уже далеко не таким мрачным, как когда она его встречала. И она даже почти могла здраво рассуждать.
Александр встал рядом с Анной, так близко, что она ощущала идущее от его кожи тепло. Он не стал смотреть на нее, а тоже устремил взгляд куда-то к небесам, и на лице его на несколько секунд отобразилось вдохновение. Если бы он вдруг заговорил стихами, девушка не удивилась бы. Вместо этого он сказал другое:
– Я не знаю, что ощущаешь ты, Анют. Я не могу говорить за тебя, как и за кого-то другого. Только ты одна можешь точно сказать, любовь ли для тебя то, что ты чувствуешь ко мне, или это просто сильное физическое влечение. – Он умолк, повернулся к ней, чуть склонившись, чтобы хорошо видеть ее лицо в полутьме. – Но и слепому видно, что я тебе небезразличен. А я люблю тебя, и для меня ничего не поменялось.
Анна не знала, что ответить. Она не понимала себя, не понимала, что такое бродит в ней, почему с этим мужчиной она кажется себе такой уязвимой, слабой, но при этом такой счастливой, какой никогда еще не была. Ее переполняло это невыносимое счастье, когда он был рядом, но так и подмывало протянуть руку и потрогать его, чтобы убедиться, что он реален. Слишком он был хорош, слишком хороша была вся эта ситуация. Быть с ним, быть его – это где-то очень близко к пределу мечтаний, даже если это не любовь…
– Я думал сегодня о том, как внезапно изменилась моя жизнь, – чуть позже сказала Александр, когда они пили чай на кухне.
В воздухе разливался запах мяты и липы, которые Анна на этот раз добавила в сбор, чтобы успокоить расшалившиеся нервы и лучше уснуть. Кухня была полутемной, только небольшой светильник освещал ее, и тени от их фигур были длинными и немного жутковатыми. Анне казалось, что они живые и внимательно прислушиваются к разговору. А вот Александр был спокоен, уверен в себе, вся нервозность, бросившаяся в глаза при его приходе, растворилась, и одним своим видом он успокаивал.
– Понимаешь, я как бы уже смирился, что тебя со мной нет, мучился от этого, но уже привык. И тут внезапно ты снова врываешься ко мне, все меняется, и я немного в шоке. – Он усмехнулся. – Я даже снова начал спать. А ты спрашиваешь, любовь ли это.
Анна покраснела. Хорошо, что в скудном свете это не было слишком заметно.
– Я глупая, Саш, – сказала она в ответ. – Я слишком много думаю обо всем. Слишком много копаюсь в своих чувствах, пытаюсь понять, что они такое, что такое я… И когда я поняла, что с твоим возвращением почувствовала себя слабой, меня это взбесило.
Побуждая продолжать, мужчина накрыл ладонью пальцы ее здоровой руки, чуть погладил, легко улыбнулся, и девушка снова поразилась, каким красивым улыбка делала его лицо. Почему так? Потому что она его любит или просто потому что хочет? А в чем разница в данном случае? Она хотела его тела, хотела быть с ним, вот так сидеть на кухне и разговаривать, хотела снова сыграть с ним в связке в баскетбол и обыграть его друзей, хотела готовить ему домашнюю еду, когда он усталый вернется с дежурства, хотела танцевать босиком на ночном пляже и целоваться, пока никто не видит. И целоваться, когда другие видят, тоже хотела – пусть завидуют!
Кажется, она слишком глубоко погрузилась в мечты и желания, потому что не сразу услышала, что Александр зовет ее по имени.
– Прости, я задумалась. Вот тебе еще одно доказательство, что я слишком много думаю, – чуть виновато, но с улыбкой пояснила она. – Я говорила о своей слабости, кажется…
Он кивнул, внимание в его взгляде говорило ей, что он тут, с ней, слушает и слышит.
– Понимаешь, Саш, я ненавижу быть слабой. Просто ненавижу. Не люблю, когда не могу с чем-то справиться сама, мне сложно принимать помощь… А когда ты со мной, я… Я даже не знаю, как это сформулировать… Просто мне кажется, что я ни на что не способна без тебя, что ты мне жизненно важен, ну как вода или воздух… А если я не могу без тебя, это зависимость, это слабость…
Внезапно Анна уставилась на него огромными глазами.
– Через тебя на меня можно воздействовать, – прошептала она. – Через тебя мною можно манипулировать. Я же ни в чем не смогу тебе отказать. Чёрт! – Она вскочила со стула и едва не стукнула по столу загипсованной рукой, Александр едва успел перехватить ее. – Вот в чем дело!
Девушка шагнула к окну, повернувшись спиной к мужчине, и он увидел, как мелко дрожат ее плечи. Плачет, что ли?
– Ань… – тихо позвал он. – Кажется, я понял, чего ты боишься, почему злишься. Понял, почему я для тебя слабость. Ты просто не доверяешь людям. Это проблема. Но не катастрофическая. Она у большинства есть, и живут как-то. Но мне ты можешь доверять. Нужно время, чтобы ты к этому привыкла. Не торопи себя. Просто позволь себе быть со мной, любить, верить. Ты привыкнешь к хорошему и поймешь, что я не слабость твоя, а сила.
Он подошел сзади и осторожно, чтобы не причинить боль руке, обнял за плечи.
– У тебя сложная семья, понимаю. Ты даже не представляешь, насколько хорошо понимаю. Но не все так живут. Мы с тобой будем жить по-другому. И ты увидишь, что это возможно – быть счастливыми вместе.
Александр поцеловал ее в скулу, потом прошел поцелуями по ее векам, тихо прошептал:
– В конце концов, именно за это я тебя и полюбил, что ты не боишься собственных страхов. Ты идешь туда, где страшнее всего, и побеждаешь. И тут справишься. Я знаю.
Анна, не открывая глаз, чуть запрокинула назад голову, подставляя для поцелуя губы, и мужчина не смог отказать в нем ни ей, ни себе. И даже горечь сдерживаемых слез не смогла сделать этот поцелуй менее сладким.
Глава 7
К концу рабочей недели, в пятницу, уже после обеда, Вадим Константинович поймал Анну, когда она отправляла факсом предварительную смету одному из потенциальных клиентов.
– Аня, ты-то мне и нужна! Зайди в мой кабинет, – сразу вцепился он в девушку.
