Опалы даже…
Князь огляделся.
– Палатку поставить? – предложил он.
– Найдут, – Император положил удочку на землю.
– Может, уехать куда… скажем, на юга…
– И все они отправятся следом, – Император присел на камень. – Ты же понимаешь…
Князь понимал.
Матушку свою Император любил и старался не расстраивать, а она, чувствуя этакую власть над сыном, пользовалась ею не часто, но все же пользовалась.
И ныне не устоит.
– Уеду! – решил Император. – Тайно…
– Куда?
– В Подкозельск!
– Куда?! – переспросил Поржавский, признаться, несколько удивленный. Ладно бы к морю или там в горы. Натура его подопечного требовала движения, то ли дар сказывался, то ли кровь, где уж тут разберешь. Главное, что горы Император любил.
И море тоже.
Но Подкозельск… это вообще где?
– Я бумаги глянул… кто и куда направляется… интересно стало, – Император принялся сматывать леску. – Тогда и подумал, что стоило бы своими глазами… ты ж сам рассказывал, что прапрадед мой любил переодеваться в обычное платье и гулять по городу.
– Петербургу. По набережной. По согласованному маршруту при тайном сопровождении двух дюжин охранников.
– На набережной Петербурга меня и в личине узнают, – отмахнулся Император и во взгляде его появилось то, характерно упрямое выражение, которое летописцы скромно именовали великим наследием воли, а Поржавский втайне полагал явным проявлением дури, не раз и не два ставившим династию на край гибели. Главное, что выражение это, появляясь, свидетельствовало о решении принятом, от которого Его императорское Величество теперь не отступится. – Нет… я много думал…
Минуты две.
Или три даже.
– Колыма – далековато. Да и вообще Севера не люблю вот. Холодно там. Печально. На восточной границе я в прошлом году бывал. На югах сезон открывается, да и заявок там почти нет. Сами все решают… ну а Подкозельск – он рядышком. За день доберусь.
– На чем, простите?
– На мотоцикле, – Император аккуратно сложил удочку. – С утреца завтра выеду, и через сутки буду на месте.
Князь выдохнул.
Будут сутки, чтобы подготовиться…
Император, кажется, тоже это понял и руку на плечо возложил, и произнес так, ласково.
– Ты только попробуй мне все испортить!
– Как?
– Ты позвонишь туда… предупредишь… а потом особый режим… полиция на ногах, пожарные на ногах… все на ногах… балы, суаре, просители… и матушка скоренько прознает.
Поржавский подавил вздох, признавая, что, скорее всего, так оно и будет.
– Я тихо поеду. Своим ходом… наймусь на работу. Посмотрю, чем люди живут…
Князь прикрыл глаза.
– Ты ж сам говорил, что мне это понимать нужно… чаяния простого народа. А как их понять, если я этот простой народ издалека только и видел? – Император руку убрал. – Данные соцопросов… аналитика… хрень эта ваша аналитика!
– Почему это? – князь раздумывал, сколь велик будет гнев, если он нечаянно проговорится… скажем, в присутствии императрицы. Та точно не позволит Александру отбыть в неизведанные дали Подкозельска.
Император разгневается.
Обидится.
– Да потому! Ты помнишь, я просил подобрать девицу в любовницы?
– И? – Поржавский заинтересовался, поскольку задание он передал лучшим аналитикам.
– Они рекомендации выдали! Мол, надо найти такую, которая соответствует чаяниям больших групп населения. Вот скажи, кому любовницу ищут? Мне или этим… социальным группам?
– Ваша любовница – дело государственной важности, – осторожно заметил Поржавский.
– Ага, а потому надо, чтоб она была родовита, но не слишком, красива естественной красотой, но соответствующей современным о ней представлениям. Открыта для общения, но…
– Понял, понял…
Вот… бестолочи.
– И списочек приложили. С фотками.
– Ни одна не понравилась?
– Да как сказать… в общем, они все одинаковые!
– Кто?
– Девицы эти… и фотки их! Вот, честное слово, на одно лицо! Губки во, – Император выпятил губы. – Бровки – во! Скулы…
Растянул кожу у глаз.
– Глазищи… ощущение, что их на одном заводе выпустили!
