Тут, раздался пятый стук. Все вернулось на свои места. Чернота уступила адекватности и быстро ретировался обратно во всевозможные щели. Предметы вновь обрели смысл, а разум очистился от несуразиц.
Хоть я и понимал, что это была лишь мелодичная игра моей фантазии, всё равно был крайне признателен пятому стуку и, возможно, остался ему обязан по гроб жизни.
Дверь отворилась без нашего ведома. На пороге стоял солидный мужчина и пускал клубы игристого дыма в потолок. Серый туман изящно переплетался волнистыми линиями, огибая наш дверной косяк. Неизвестный господин был одет по последнему писку моды, пусть и давно ушедшего века. Блестящие туфли темно-синего цвета, который переходили из напыщенной зеркальности в элегантный узор шнурков. Шикарный светло-серый костюм тройка, в котором спокойной мог ходить любой аристократ Англии. Гладко выбритое лицо, без каких-либо запоминающихся примет. Сотни таких лиц вечно идут мимо тебя, толпятся в общественных транспортах, сидят за соседними столиками в кафе. Единственное, что было на этом лицо отличительного – это легкая, непринужденная, – хоть и явно вымученная, – широкая улыбка, без мимических складок вокруг глаз. И конечно, как же я мог забыть, глаза. Цвета морской воды над Марианской впадиной, – один неверный шаг, – и ты полетишь вниз плевком в колодец. Не будет никаких сил на сопротивление, лишь плавное, спокойное погружение на дно. Вот какого цвета они были, никак иначе их описать невозможно.
Оторваться от них мне помог лишь внезапно начавшийся монолог гостя:
– Прошу меня простить за опоздание, господа. Поезда из Этеменанки ходят крайне редко в наше время. Добраться до сюда стоило мне довольно больших усилий, но не переживайте, только ступив на перрон города N, я понял, что все мои инвестиции возрастут в цене десятикратно! – Рассмеялся он. – Ох! Что за бестактность и неуважение! Я совсем забыл представиться! Зовите меня Доктор Э, излишние подробности – лишние размышления, а размышления введут к неумолимой гибели в наших то с вами делах, – сказав, подмигнул чарующий Доктор.
Мы находились в некотором оледенении от шока, когда он вдруг начал движение вглубь комнаты. Мы безмолвно расступились перед нахальным господином, словно неведомые силы фантомной руки примагнитили нас ко стенам.
Беха первый из нас кому удалось разомкнуть, – будто на стальные заклёпки, – сшитый рот:
– Кхм-кхм, очень приятно Доктор Э, но, во-первых, у нас обутыми не ходят, а во-вторых, не могли бы вы, – как бы пародируя его манеру речи, – все же чуть более понятным языком разъяснить: кто вы, и зачем пожаловали?
– Ох! Великодушно извиняюсь! Видимо вам обо мне не сообщили, что крайне разочаровывает, но почти не удивляет, зная всю эту бюрократию. А ботинки спешу вас успокоить – чисты!
Он поднял блестящую туфлю, а на подошве не было ни узора, ни грязи.
Потихоньку и мы с Зубом начали отходить от его обескураживающей ауры.
Я не любил когда-то кто-то вторгался в нашу нерушимую идиллию без спроса, так что решил начать нападение:
– Вы, сударь, видимо дверью ошиблись! Мы докторов не вызывали и вообще их не жалуем. Мы сами своего рода – доктора – души лечим. Тут сейчас как раз таки проходит очень важный сеанс терапии упокоения души, прошу всех непосвященных – на выход!
Он начала безудержно смеяться. Его хохот заполнял комнату абсурдом, концентрация которого и так уже подходило к отметке, к которой не должно подходить в трезвом состоянии.
Отдышавшись, он начал:
– Так мы с вами господа – одного направления в медицине! Единственной мое занятие в жизни – это лечить души! И уж поверьте, ошибки быть не может. Я должен был постучать пять раз, в указанное время, именно в эту дверь, именно этого общежития, именно этого города, именно страны Пустырей, планеты Zемля! Все инструкции приведены в тщательно, дважды лично мной, проверенном документе, так что несостыковок быть не может. А раз уж вы были не оповещены о моем прибытии, это может означать лишь то, что уведомлены вы будете чуть позднее. Тем более учитывая то, что все принадлежности для проведения процедуры, вы уже получили ранее. И как вы очень метко ранее подметили, в трезвом состоянии будет довольно сложно объяснить все тонкости данного мероприятия, предлагаю не медлить и уже приступать к излечению души!
Он вприпрыжку зашагал туфлями по ковру. У меня был небольшой страх, как бы ворс не прилип к его идеальным подошвам, чтоб нам потом не пришлось их начищать. Он с манерами аристократов, мягко наклонился к тумбочке около стола и приоткрыл нижний ящик. Он аккуратно выкладывал различные конспекты и учебники на стол, в каждом движения была лёгкость и уверенность. Он точно знал, что ищет и точно знал где искать. На лице сверкнула зубастая улыбка победы. Он нашёл.
– Ну вот видите, точно по инструкции – все на месте! Прошу рассаживайтесь поудобнее по кроватям, несите ведра и тазики, сеанс уже почти начинается, больным необходимо занять свои места!
Мой взгляд будто шёл сквозь самоуверенного господина, он устремлялся вдаль, выходил через окошко и цеплялся за опавший с дерева листик. Ветер в неспешном порядке уносил меня далеко за горизонт событий. Я думал о всём, что только можно, лишь бы как-то забыть несколько рядов острых зубов Доктора Э.
Беха и Зуб были очарованные происходящим безумием. Они не нашли поводов возразить предложениям Доктора Э и слепо начали им следовать. Я по своей натуре пусть личность и нигилистическая, но стадному инстинкту воспротивиться не смог. Думаю, его пьянящие глаза так на меня повлияли.
Все что произнёс Доктор Э ранее, начало быстро обретать смысл и форму. В голове выстраивались причинно-следственные связи, движения становились непринужденными, даже уже особых указаний было не нужно, что делать мы знали и сами. Словно действительно, эти события планировались уже довольно давно, и всего лишь ждали своего часа. Приход неизвестного господина, – без которого по какой-то неведомой лишь нам троим причине, приступать мы не могли, – ознаменовал начало плана.
Дабы чувствовать полное единение друг с другом, мы приняли решение расположиться на ковре. Доктор Э положил рядом с нами подушки, расставил два ведра и тазик, а после раздал по шприцу.
– Последние приготовления! – радостно воскликнул он. – Прошу господа, очистите свои мысли от назойливой ерунды и ударьтесь лучше куда-нибудь в ностальгию, а как только дребезги вашего сердца перестанут разрывать ушные перепонки, я начну дальнейшее инструктирование после ввода лекарства.
Как только все успокоились, мы проделали еще несколько нехитрых махинаций по повелению Доктора Э, и он продолжил:
– Сейчас вы можно сказать взяли билет на скорый поезд из города N в Этеменанки. Ну а пока лекарство будет потихоньку лечить ваши искалеченные всплески психоактивной энергии, я введу в вас в курс дела.
Более его указаниях я не нуждался, так что довольно быстро перестал слушать. Даже те обрывки его монолога, что доносились до меня, я не смог надолго удержать в памяти.
Все эти события происходили то ли во сне, то ли наяву, точнее вам не скажет ни один из присутствующих. Может вновь разыгравшийся причудливый пируэт фантазии или возможно чей-то интригующий монолог по телефону в общественном транспорте, невольно подслушанный краем уха, а после выданный моим сознанием как события, происходящие со мной. Никто не знает. А если уж быть совсем честным, то, наверное, без разницы, иллюзия или быль, разницы даже может и не быть. Кому какое дело? Мне уж точно все равно. – Не сочтите за грубость, – ни в коем случае. Лишь полное спокойное безразличие большого города.
Внезапное помутнение во взгляде, запах больницы, голова стала тяжелой, и я начала падать на подушку. Момент моего полёта почти полностью застыл в бесконечном потоке времени. Я перестал чувствовать свою ужасающую мигрень и растворился в иллюзорном блаженстве. Произошла некая внутренняя эмиграция, куда-то вглубь отделов мозга, отвечающих за удовольствие.
Все проблемы, – прошлые, будущие, настоящие, – исчезли. Растаяли в этом странном тумане, окутывающим наши тринадцать квадратных метров комнаты. Я не чувствовал ничего кроме счастья. Честно. Простое приятное, – окутавшее все тело с головы до ног, – счастье. Я даже мог чувствовать, как его импульс рождается где-то в груди, а после приятной волной расходиться по всему телу прямо до кончиков пальцев.
Какие-то приятные спутанные образы нахлынули в голову. Нет, ничего определенного, – никаких идей или воспоминаний, – лишь бесформенные силуэты. Возможно, какие-то мысли и были. Могу поклясться, я точно о чем-то думал! Но это все уже совершенно неважно. – По приятному неважно. – Это не тот случай, когда опустились руки от безысходности – решительно нет! Это божественное благословение ударило меня под дых, и сказало: «Успокойся, нет причин больше страдать, злиться, расстраиваться. Больше нет не единой проблемы, которая может тебя задеть, даже если очень сильно попытается.». Эти слова накрывали меня теплым пуховым одеялом, гревшим в самую лютую стужу. Существование, наконец, стало приятным.
Конечно, любой переживший подобное скажет вам, что это описание не показывает даже четверти всех тех красок эмоций и ощущений, что нам пришлось пережить. Несносная ошибка повлекла за собой череду событий и обстоятельств, полностью разрушивших всю мою дальнейшую жизнь.
Мы начали приходить в себя, но в комнате царила тишина. Доктор Э исчез также внезапно, как и появился. Никто не заметил, как он ушёл, и мы о нем никогда не разговаривали. С того дня в комнате часто царила тишина. От этого лекарства не особо хотелось разговаривать, мы просто лежали. Было приятно зевать и потягиваться, так что мы занимались в основном этим.
Прошло немало времени и эффект почти не ощущался. Началось недомогание. Нескончаемая рвота приносила ужасающий, болезненный дискомфорт. Тело будто вопило от боли после крайне изнуряющей силовой тренировки; будто мы только что пробежали по Греции, – из Афин в город Марафон, – с огромным куском мрамора, приваренном на стальные пруты к спине.
Полное опустошение внутри и снаружи. Мир после укола казался крайне красочным, цветастым, будто кто-то выкрутил резкость. Теперь же, серость резала взор. Боль моральная и физическая открылась язвами по всему телу. Мигрень вернулась с новыми силами, будто взяв передышку на мобилизацию, и ударив всеми войсками в один момент. Пот тёк ручьями, заливал глаза и рот. Кровати превратились в мокрые подстилки. Пустота, страх, одиночество – это все что мы могли ощущать.
Ужас, который нам пришлось пережить, наверное, должен был полностью отбить любое желание повторять процедуру, но… всегда бывает это ужасное «но». Все наши мысли охватило что-то страшнее чумы, сибирской язвы и испанки вместе взятых. Мы ничего не хотели: ни спать, ни есть, ни жить. Единственное спасение – еще один укол.
Так и начался наш самый странный и страшный период в жизни. Всего одна детская шалость и мы ступили за порог, который не стоит переступать. В жизни бывают вещи, которые можно просто не попробовать, – и поверьте, – вы ничего не потеряете, а то и проживете куда счастливее в прекрасном неведении. Когда все только зарождалось, мы даже и не могли представить куда нас это приведет. Но ничего не поделать, наш автобус летел вниз с утеса, и даже потяни мы за ручник, это не дало бы никаких результатов. Сближение со стеной, на сверхзвуковой скорости, неизбежно в наших делах.
Укол за уколом мы становились уверенней в своих заблуждениях и бесчеловечнее социально. «Морфий колол даже Булгаков!» – восклицали мы шутя. Так же, эта шутка служила контрактом с совестью. Это не страшный, рожденный где-то в подворотнях, инопланетный красный цветок. Это вполне себе чистое медицинское обезболивающее.
Мы элита, мы новые русские, мы золотая молодежь…
– Мы герои нашего времени!
В голос восклицали мы, прогуливаясь по весенним улочкам города без имени, Пустой страны, планеты без будущего. Бушующие ветра, разносящие гигантские перистые облака по небосводу, шумели в такт с мурмурацией скворцов. Это поистине было впечатляющие зрелище. Хорошее настроение, приятная компания, радость погоды – это хорошо, но ничего так сильно не грело душу, как бушующая опиатная зависимость. Блаженное постоянство.
Вымощенная брусчатка проспекта, стелилась вдоль пути нашего лавирования. Мы шли бесцельно, нет никаких надежд и планов. Наш образ жизни заставляет отказаться от всего существенного, перейдя на более несуразные мысли. Машины, – вероятно так же бесцельно, или с выдуманной целью, – проносились мимо нас, напоминая о вечной скорости общества. Ничего так в жизни не само утверждает, как полное спокойствие в вечно спешившей толпе.
– Вот смотрите, – внезапно начал Беха. – Все эти люди куда-то бесконечно бегут, все всё время спешат, несутся сломя головы в стены, прошибают их, ломают руки и ноги, и все равно бегут, забывая о чем-то важном.
– Им всем просто нужно замедлиться, – с хохотом отвечал Зуб.
– Все из-за навязанных ценностей, – отвечал я.
– Вот! И я об этом же! – Окинув нас взглядом, продолжал Беха. – Бесконечные истории успеха передаются воздушно-залипательным путем, и никак от них не спастись. Как не изолируйся, они проникнут везде. Стоит только начать разговор с прохожим, и он сразу тебе: «А ты видел, как этот там?», «А слышал, что вот эти вот?». Это чума нашего поклонения!
Далее он стал на несколько децибел тише, как бы пытаясь скрыть от прохожих, какие-то секретные сведения.
– Мы, простые потребители, сами создали этих новых богов, сами себе рассказали сказки об их успехе, и сами себе подписали смертный приговор. Ну если уж не смертный, то точно обязали себя на несчастное существование в вечной погоне за выдуманными идеалами.
– Я бы вообще вот, стал президентом и отменил все интернеты и телефоны ваши! Вот бы зажили! – Соглашался с ним Зуб, пародируя деревенский говор.
– Вот, типичный представитель, который приведет наше общество к краху, – указывая на Зуба, продолжал Беха. – Половина наших моральных ориентиров умрет от передоза, через несколько лет. Остальная половина – уже мертвы.
– Мы дети, выросшие на фигуре отца, которая трясла засаленными патлами и пела о самоубийстве, – встрял я.
