История одного проклятия, или Как полюбить грифона

Пролог

…Они знали, что их поступок, даже во благо спасение всего королевства, будет считаться страшным преступлением. Все Правящие Дома, трусливо поджав хвосты, терпели всё более дикие выходки безумной Королевы. Та, одержимая артефактом Древних, жаждала всё больше крови, всё больше насилия, и соседние Измерения захлебывались в бессмысленной войне. Миром Тёмных правила сумасшедшая!

И никто из старших лордов не отваживался что-либо предпринять. Кроме этих двоих, даже среди аристократов Темной крови державшихся наособицу.

На тайном собрании лордов они смело заявили о своем намерении: убить одержимую владычицу и вместе с ней – уничтожить злосчастный артефакт. Совет ахнул, поднялся крик, но все признавали – это было единственное по-настоящему действенное решение.

И этим двоим не дали ни одного клинка в поддержку, ни толику магической силы. Но и не препятствовали.

В тот же день двое, пользуясь правом могущественных верноподданных, испросили аудиенции Её безумного Величества. Они предлагали ей некое секретное оружие, должное принести ещё больше так желанных Королеве смертей.

Алчущая крови безумица приняла их и даже дозволила приблизиться к трону. Она не боялась магических или вооружённых атак: её защищало поле артефакта. Оба лорда, выказывая вассальную преданности, испросили дозволения поцеловать её руку…

Губы младшего несли страшный яд. Кровь другого была противоядием, ведь тот яд – убивал и самого лорда-предателя.

Младший вслед за старшим запечатлел на кисти Королевы смертоносный поцелуй, сам уже – на грани гибели. И тогда его сотоварищ по заговору тут же полоснул себя кинжалом по ладони, заставляя испить своей крови.

Горьким стало для обоих невольное побратимство.

Королева даже не успела ничего сказать: яд, сделанный из крови Исчадия Бездны, проник в неё и стал пожирать изнутри. Она умерла без звука, лишь с бешеной, запредельной ненавистью в глазах.

Лордам-убийцам оставалось только достать из груды разлагающейся плоти артефакт Древних и уничтожить его.

Старшие представители прочих Правящих Домов видели это, но никто не поспешил вмешаться и остановить добровольных предателей. Но никто и не заступился: убийство особы королевской крови каралось смертной казнью согласно древним законам Тёмных миров. Даже если это убийство – было во благо.

Их осудили, но не на казнь, тем лишь признавая их страшный подвиг во имя спасения Тёмных Миров. Однако приговор был хуже смерти: их обрекли на ссылку в измерения, где их силы будут бесполезны, покуда они будут в разлуке. И ни тот, ни другойой не будут знать, что это за миры.

Хуже было то, что Совет Правящих проклял обоих, наложив заклятие Отнятого Сердца: один будет жить за двоих, но почти лишённый памяти и воли к жизни. Второй – будет помнить, но не сможет ничем помочь побратиму очнуться от чар, чтобы сумел найти потерянного. И так оба – угаснут и сгинут, не сумев отыскать друг друга, чтобы разрушить проклятие.

– Найди меня, друг мой, – тихо сказал высокий смуглый лорд, стоя напротив своего друга-побратима.

– Я найду тебя, – ответил тот, ниже на голову, гибкий и сильный юноша. – Я вспомню тебя, брат мой.

– Я буду тебя помнить, брат мой, – начавшими неметь губами шепнул смуглый.

– Я буду…– лицо юноши утратило живость, побледнело. Из дерзких зелёных глаз ушёл блеск.

И в серую бесчувственность рухнули два сердца…

****

1.

Наши дни, где-то рядом

…Весна на Среднем Урале – то ещё шоу «Угадай мелодию». То затянется продолжением зимы, то шарахнет внезапными оттепелями и просто взрывным ростом всей растительности. Старожилы, глубоко недоверчивые к таким природным кунштюкам, до самого июня не торопятся прятать в шкафы демисезонный гардероб. Но даже «уральские мамонты» были ошарашены тем, сколь стремительно в этом году растаял снег, а к концу апреля и началу мая весь город утопал в буйной зелени. И уж как радовали температурные показатели: плюс 28 по Цельсию! Жара, форменная летняя жарища!

Народ, прельстившись уральским чудом, живо сбросил опостылевшие слои одежды, и дефилировал по улицам в летнем. Но упрямые «мамонты» кряхтели, почёсывали валенки и со значительным видом перетряхивали пуховики. Ещё не настало время для самой верной приметы: цветения черёмухи. Вот ужо вам будет тогда вместе с отключенными батареями!

А к тому моменту цвело уже всё: одуванчики, шиповник, нарциссы, яблони, груши, вишня, черешня и в конец обалдевшая сирень. Даже строгие липы, хранившие аскетическую наготу едва ли не до июня – и те поспешно гнали свежую зелень. Блаженствовали тополя и клёны, чьи косматые кроны глянцево блестели свежей листвой.

Городское население, ошалев от такого подарка, брало от погоды всё: загорали на балконах, крышах, парковых скамейках, в обеденные перерывы и в ожидании автотранспорта. Количество самокатов, велосипедов и прочих «колесато-пешеходных» граждан едва не сравнялось с автомобилями.

Квас, мороженное и фруктовый лёд продавали на каждом углу. В Сети набирали «лайки» ролики о совершенно ошалевших от ультрафиолета «урбаноидах»: те открыли купальный сезон на главной городской акватории, прыгая прямёхонько с набережной! Вот местным спасателям и полиции-то был квест – на лодках и вёслах «тюленей» вылавливать.

«Уральские мамонты» продолжали по-медвежьи ворчать и строго поглядывать на призадумавшуюся черёмуху.

И вот уже отключили отопление, и даже отшумели майские праздники. В небе с визгами носились стрижи и неистово орали воробьи и синицы, ведя территориальный раздел каждого куста. Знатокам уральского климата только и оставалась признать, скрепя сердцем, что приключился-таки какой-то климатический цикл, всё сдвинулось да съехало. Потому и весна расщедрилась.

…и тут, наконец, зацвела черёмуха!

«Мамонты», торжествуя, оглаживали бока пуховиков и охорашивали тёплую обувь на меху и толстой подошве. Да знай, посмеивались себе в шарфы, наблюдая за незадачливыми горожанами, которые, как в песне поётся, «летящей походкой вышли из мая», а на следующий день угодили едва ли не в ноябрь. Укатившие на выходные за город и на прочий отдых в легком облачении, несчастные проклинали понедельник, приветивший их едва ли не залпами снега.

И только многоопытные «мамонты» ходили с довольным видом, укутанные чуть не в три слоя одежды и с чувством, вкусно, бранили уральский климат.

***

– Тьфу, ну и май: я пёрнул – ты поймай! – в сердцах выругалась невысокая девушка, замешкавшись на крыльце «Делового дома».

Её приятельницы-коллеги в ультрамодных разноцветных плащиках стайкой птиц упорхнули далеко вперёд. Той, что от них отстала, пришлось сдавать ключи и расписываться в журнале охранника. А бодро щебечущим «менеджерам от косметички» не терпелось попасть в популярное кафе на «звёздный час»: урвать по дополнительной коробочке с фирменным маффином. При этом ни одна из них и не подумала задержаться и предложить Рене, хотя бы из вежливости, прихватить кексик и на её персону.

Той оставалось лишь обиженно сопеть, глядя им в след. Потом она привычно наклонила голову, натягивая поглубже капюшон видавшей виды куртки-штормовки. Она прекрасно знала и почти смирилась со своим положением в офисе. Как «почини-принеси-подай» – так Рена лучше всех. Как составить компанию после работы – так «ах, извини, мы про тебя забыли, но ты же не в обиде?».

Девушка покосилась на «стекляшку» охранника. Пожилой дядька в мешковатой форме дежурно улыбнулся и вернулся к изучению новостей на дисплее своего мобильного. Всем своим видом он будто показывал, что прекрасно в курсе, как относились к таким, как Рена, в «Деловом доме»: девица из семьи со средним достатком, звёзд с неба не хватает, на лицо не фотомодель. Ну, вот и работа соответствующая. Зарплата средняя, отношение – такое же. Жаловаться не на что. Короче, всем знакомый рефрен «жила-была девочка, сама виновата».

Рена тихонько вздохнула, поправила на плечах лямки рюкзака и вяло порысила в след стайке девиц впереди. Те уже почти пересекли небольшой сквер, весь вздыбленный благодаря порывам стылого, сырого ветра. Рена зябко поёжилась, живо представив себе, как и её нахлещет этой промозглостью, прежде чем она доберется до стены высокого кустарника, высаженного вдоль аллеи. Тот хоть немного прикрывал от непогоды…

Уже почти на выходе из сквера квартет в ярких плащиках вдруг дружно прянул в сторону, едва не влетев в те самые кусты. Рена, увидев этот манёвр, озадаченно хмыкнула. Что они там, спящую собаку углядели? Или были атакованы пакетом с мусором, который вдруг выпорхнул из ближайшей урны?

Обладательница неоново-оранжевого плаща задержалась, оглянулась через плечо и, увидев Рену, крикнула:

– Тут какой-то алкаш разлёгся! Ты поаккуратнее!

Рена, удивлённая такой внезапной заботой, не нашлась, что ответить. Только неопределённо махнула рукой. В ответ ей помахали все четверо и с удвоенной скоростью устремились к пешеходному переходу. Рена криво улыбнулась: даже со своего места она видела окна того самого кафе, манившие оформлением и тёплым светом изнутри.

Девушка в который раз вздохнула: не успеет ведь сама на «звёздный час». Потом, напрягая зрение, она попыталась найти на выходе из аллеи препятствие в виде «хомо бухалис». Пьяных она сильно недолюбливала и откровенно побаивалась. У неё даже возникла мысль пройти по ту сторону защитной стены кустов. Почти сразу ей под капюшон попыталась влететь пригоршня мелкой-мелкой водяной взвеси. А ведь на открытой части сквера Рене просто некуда будет деться от раскрученной ветром мороси.

Снова передёрнувшись, она решила, что уж как-нибудь перенесёт встречу с отталкивающей стороной людской природы. Хотя она никогда не могла понять и принять того факта, как некоторые добровольно доводят себя до столь скотского состояния, валяются, где ни попадя и в любую погоду. Особенно в настолько паршивую погоду!

Рена шмыгнула носом и решительно потопала к аллее, торопясь попасть в прикрытие кустарника. Налетающий с другой стороны ветер только тряс переплетшиеся ветки и сердито шипел и свистел в верхушках крон. С другой стороны аллею ограничивала длинная стена почтамта, особенно серая и унылая в этот час, с потеками от влаги на штукатурке. Тут-то Рена и увидела: на эту стену спиной действительно опирался какой-то тип, сам рассевшись на земле в характерной расслабленной позе. Разбросанные по сырому газону ноги не дотягивали до бордюра, обрамлявшего дорожку. Однако прохожие всё равно шарахались чуть не в кусты, торопливо обходя пьяницу и бросая быстрые неодобрительные взгляды.

Стылая водяная морось вдруг укрупнилась в калибре до полновесных, хотя ещё редких дождевых капель. Рена на ходу извлекла из рюкзака зонтик, косясь на полулежащего мужчину. Она невольно сдала к противоположной стороне дорожки и уже готовилась чуть не прыжком проскочить место неприятной встречи. Однако словно устыдившись этого своего трусоватого порыва, Рена специально остановилась, настороженно всматриваясь в алкаша.

Мужчина, в серой, набрякшей от воды толстовке, с капюшоном, низко сползшим на лицо. У него была та самая неприятно безвольная поза, что наводила на мысль о брошенной кукле. Или даже трупе. Длинные ноги в потертых, заляпанных грязью джинсах и сбитых кроссовках, разбросаны как попало. В прорехе на правом колене Рена рассмотрела старую ссадину и брезгливо скривилась. Тут же её царапнуло иррациональное чувство вины и смущения: такое зрелище не было редкостью для больших городов. И большая часть людей реагировала на опустившихся сограждан примерно так же, как на кучку собачьих какашек: с гадливостью и раздражением и тайной надеждой, что кто-нибудь уберёт с глаз долой.

Рена и себя сейчас ловила на сложной смеси чувств: неприязнью одновременно понимание, что перед ней – живой человек, а не кучка дерьма. Но ей было стыдно и страшновато вот так взять – и подойти и проверить, а вдруг человеку по-настоящему плохо.

Терзаясь размышлениями, она всё топталась на выходе из сквера, теребя в руках зонт и краем уха слушая шорох и чуть ли не хруст веток под напором ветра. Закрыть глаза – и можно представить себя на берегу штормового моря, благо сырости в воздухе предостаточно. Рена ловила себя на попытках понять, что же мешает ей, втянув голову в плечи, закрыв глаза и вообразив себя на диком морском побережье, пробежать мимо неподвижного мужчины. Наверное, незримое присутствие несгибаемой тётки за спиной, не боявшейся, казалось, вообще ничего.

Рена с тоской огляделась, надеясь, что вот сейчас кто-нибудь забежит в аллею, и уж вместе-то они тогда растормошат алкаша… Складывалось впечатление, что всех людей попросту сдуло прочь.

«И на «звёздный час» опоздала», – уныло добавила Рена к списку всех нынешних бытовых неприятностей. Потом вздохнула, посмотрела на свои пальцы, так стиснувшие зонт, что был риск спицы погнуть. Одёрнула себя, заставила расслабить плечи. И бочком приблизилась к алкашу, невольно принюхиваясь и готовясь в любой момент или дёру дать, или отмахиваться зонтиком.

–Эй! – робко окликнула она. Чуть присела, тщась заглянуть мужчине под капюшон толстовки. – Эй, дядя, тебе плохо или как? Ты б тут на сыром не лежал, шёл бы домой, а?

Он никак не реагировал, не шевелился. И Рене на миг стало по-настоящему жутко: а если он и не дышит?!

– Э-эй! – Она протянула дрогнувшую руку и легонько тронула алкаша за голову. – Дядь, ты там живой вообще?! Может, «скорую» надо вызвать, а?!

Она снова отчаянно заозиралась, надеясь на внезапных прохожих. Но сквер будто вымер в оба конца, стал ещё мрачнее в подступающих сумерках. Трусливая часть девушки верещала оставить всё, как есть и рвануть отсюда в ближайший магазин, кафе да хоть отделение банка; в тепло и иллюзорный уют человеческого общества, будь то даже банковские назойливые консультанты.

Ведь если мужик и вправду «откинулся», то это ей придётся пройти все круги бюрократического ада, вызвав демонов в лице работников «скорой» и полиции!

Рена едва не поддалась этой своей малодушной части. Но за спиной снова незримо встала «железная Сабина»: девушка почти услышала сухое неодобрительно покашливание, с намёком таким, мол, опять ссыкуешь, племяша?!

Она невольно сжалась в комок, почти дозволяя своей трусливой части возобладать и заглушить укор тётки. Да, девушка не раз, и не два спасала найденных на улице животных, дотаскивала до центра помощи «Эдем» и выхаживала, вкладывая и силы, и деньги…

«Так то – животные, – нашёптывала малодушная часть Рены, – твари несчастные, подневольные, от хозяйского произвола зависящие. А этот – человек и сам себе хозяин. Сам себя до такого состояния довёл, с тебя-то какой спрос? Пусть и получает, что заслужил…»

«А не пошла-ка ты?!» – разозлилась на саму себя Рена, и тень сомнительного искушения и самооправдания порхнула с писком прочь. Девушка опустилась рядом с мужчиной на колени и решительно взяла его за плечо.

– Слышь, мужик, – как можно более строгим тоном сказала она. – Давай, поднимай свои килограммы и промилле и топай домой! Почки себе отлежишь, а наша медицина новых тебе не вырастит. И печень, кстати, тоже. Так что давай, подъём! Труба зовёт!

Преодолевая робость (и что уж таить, некоторую гадливость), Рена несильно тряхнула мужчину за плечо. От того, как безвольно мотнулась его голова, девушке стало муторно. И ещё от того, что сквозь волглую ткань толстовки ей почудился холод, гораздо более гадкий, чем от царящей вокруг непогоды. Скверный, стылый холод ещё не закоченевшего тела.

– Эй, ты, не вздумай помирать! – уже не отслеживая, что говорит, воскликнула Рена и обеими руками ухватила алкаша за плечо. – Не смей, говорю! Не в мою смену, твою в параллель!

Подавшись к нему ближе, девушка краем сознания отметила: от мужчины не пахнуло характерной вонью опустившегося человека. А ведь подсознательно она готовилась учуять амбре общественного туалета и разоренной помойки. Рена даже потянула носом сильнее, хотя от сырости и холода обоняние притупилось. Уловить ей удалось только странный слабый душок, напоминающий о заброшенной пыльной комнате и сухих растениях.

– Дя-адя, да ты не алкаш никакой! – почти радостно воскликнула она и отважилась надавить ему ладонью на макушку, чтобы запрокинуть голову и рассмотреть наконец-то лицо. – Вот только давай договоримся, что ты и не наркоша какой… Ох, вот ведь!..

Как и в случае дурного запаха, она всё же готовилась увидеть опухшую от перепоя, а то и побитую физиономию, по которой нельзя бы было не то, что возраст, но и национальность определить. Однако…

…тайной её мечтой была кукла. И не какая-то там Барби или иная фэшн-кукла из ближайшего игрушечного магазина или даже с фирменного сайта.

Рена давно болела и грезила BJD 1 : роскошными шарнирными куклами, со сказочно красивыми лицами и потрясающим телами. Девушка видела таких и вживую на встречах местного клуба бжд-шников. Там она числилась в качестве фотографа, и могла утолять свою мечту, хотя бы снимая пластиковых красавцев и красавиц. Её чутьё на кадр ценили выше всяких похвал и доверяли даже очень дорогостоящие модели от ИпплХаус, ДоллШато, ДоллшеКрафт и тому подобных. Маялвочки-«ладошечники» от ФейриЛэнд или ДоллЗон, анимешные обитсу её мало впечатляли. Она бредила рослыми красавчиками от ДолшеКрафт, РингДолл или АнжеллСтудио 2 … Или хотя бы их рекасты 3 …

Но при своей зарплате Рене только и оставалось тайно вздыхать, глядя на счастливых обладателей ангельски красивых шарнирных идолов, и довольствоваться возможностью фотографировать их.

Так вот под капюшоном серой толстовки открылось точёное, нечеловечески красивое лицо, какое ей довелось видеть лишь у тех самых шарнирных кукол. И это была не анимешно-слащавая красота куклы-инфанта, подростка с пухлыми губами и глазищами в пол-лица.

Рена, забыв дышать, не замечая отвисшей челюсти, таращилась на парня, который был едва ли старше неё. Она могла на чём угодно поклясться, что его лицо – с твёрдым подбородком, очерченными скулами, прямым носом – совершенно гармонично и симметрично. И её не оставляло крепнущее ощущение, что перед ней – одна из тех головокружительно красивых именно своей мужественностью кукол от ДоллшеКрафт!

– Божечки-кошечки, птички-йогупопчики! Да ты же, ты!.. – только и могла бессвязно лопотать она. Потом подалась вперёд, поднеся свою ладонь к его лицу. Еле уловимое дыхание всё-таки было ощутимо. – Ф-фух! И правда, живой! Эй, парень! Ты ведь живой, да?!

Он снова никак не среагировал. Справившись с первым изумлением, Рена обратила внимание, что лицо парня какое-то бесцветное. Не бледное, а как бы лишенное красок и живости. Словно у куклы, к которой ещё не прикоснулся мастер по мейку4, а до этого даже самая роскошная шарнирка выглядит просто пластиковой болванкой.

Девушка отважилась потрогать щёку парня, и опять у неё возникло ощущение, что перед ней кукла: кожа была ни холодной, ни тёплой.

–Что ж ты с собой сделал-то, а? – растеряно пробормотала Рена, пытаясь понять, в каком он состоянии пребывает. – Аллё, Земля вызывает Юпитер! Очнись уже! Ты ж не наркоша, правда?!

Она чувствовала себя глупо и крайне неловко: ей всегда тяжело давалось общение с противоположным полом. А сейчас ей хотелось во что бы то ни стало растормошить этого странного красавца и услышать хоть слово. От этого стремления к щекам девушки прилила краска.

Закусив губу, Рена закатала рукава толстовки на его руках. Она знала, что следы от уколов могут и вовсе не обнаружиться. Но вид чистых предплечий и сгибов локтей её успокоили, хотя и у рук цвет кожи был таким же пластиковым. Словно серовато-пыльный.

– Слушай, ты ж наверняка промёрз до копчика, – с жалобной ноткой в голосе сказала Рена, заглядывая ему в лицо и снова не в силах удержаться от восхищения. – Хочешь кофе?! Тут рядом продают, давай принесу?

Парень опять не среагировал, глядя в никуда из-под низко опущенных длинных ресниц. На зависть любой фотомодели – ресницы-то, опять с восхищением отметила Рена и втянула голову в плечи, когда порыв ветра сыпанул ей чуть не за шиворот пригоршню капель. Горячего кофе теперь захотелось ей самой вприкуску со смешными – в палец длиной – пирожками, обжаренными в масле прямо при клиенте. Жирненькие, но вкусные-е!..

Рена подхватилась на ноги, но заставила себя придержать коней. Раскатала рукава толстовки на руках парня. Потом, помявшись, раскрыла свой зонт и воткнула его ручку между спиной парня и серой стеной Почтамта. Купол тут же накренился вперед, закрывая голову и грудь безответного красавца. Рена не стала поправлять зонт: именно в этот момент ветер перебросил поверх кустарника целый каскад холодных капель! Слушая, как они громко и бессильно барабанят по полосатой, словно купол шапито, ткани зонта, девушка поймала себя на нестерпимом желании достать телефон. Смарт был самым дорогим предметом среди вещей Рены, но ради его потрясающей оптики и стабилизатора она денег при покупке не пожалела.

Чувствуя, что щеки стали горячими, не в силах противиться соблазну, она снова присела на корточки, приподняла край купола зонта и навела камеру телефона на лицо парня. Звук, имитирующий звук затвора настоящей фотокамеры, заставил руку Рены в последний миг дрогнуть. Она поспешно выпрямилась, роняя край зонта, ощущая, что от смущения горят уже и уши, и даже шея. Потом, прикрывая дисплей рукавом, посмотрела на снимок… И дыхание у неё перехватило: такие драматичные портретные фотки у неё получались при хорошо выставленном освещении в тихую погоду, и то раза с десятого.

– Лана бы удавилась от зависти, если бы увидела! – сипло пробормотала Рена, сглотнула, кашлянула. Торопливо спрятала смарт в карман и поспешила к заветному окошечку, где продавали тот самый кофе на вынос. Благо сама кофейня находилась за углом, рядом с главным входом Почтамта.

За её спиной ветер предпринял очередную водяную атаку на вызывающе яркий купол зонта и того, кто был им прикрыт. Капли часто и дробно лупили по туго натянутой ткани. И если бы Рена в этом момент снова заглянула под зонт, то увидела, что длинные ресницы парня вздрагивают на эту дробь, силятся подняться выше…

Девушка обернулась так быстро, как сумела. В руках она несла картонную подставку с двумя фирменными стаканами. А вот коробочку с выпечкой ей пришлось взять за ручку зубами, и часто сглатывать слюну от доносящегося изнутри аромата. Ворвавшись под прикрытие кустарника, она с облегчением и смущением обнаружила, что загадочный красавец никуда не делся. Даже позы не поменял. Купол зонта всё так же служил ему щитом и бронёй от неистовств непогоды, хотя и норовил совсем опрокинуться.

Рена торопливо сгрузила свою благоухающую горячим парком ношу на бордюр и приподняла край зонта. Тут-то она и обнаружила кое-какие изменения: её встретил взгляд тусклых глаз из-под полуоткрытых век.

– Ого, да ты очухаться решил, что ли! – слегка напрягшись, нервно хихикнула Рена и поводила ладонью перед его лицом. С изрядной задержкой, заторможено взгляд парня последовал за движением её руки. Девушка хмыкнула: – Уже что-то. Добро пожаловать в реальность, Нео!

Она едва не встала коленками на сырой асфальт в попытках заглянуть ему в глаза и увидеть состояние зрачков. У наркоманов под дозой, как она помнила, зрачки должны быть не больше точки. Глаза парня не отражали скудный свет, выглядели словно пыльное стекло, и даже цвет угадывался с трудом. Рена предположила, что всё-таки зелёные, и, едва себя сознавая, снова потянула из кармана драгоценный смартфон. Закусив губу, сделала несколько снимков, чувствуя себя чуть ли не папарацци или ещё какой извращенкой. Потом опомнилась, убрала телефон и подтянула поближе подставку с кофе. Вытащила один из стаканов, ощутив, как по озябшим пальцам тут же разбегается блаженное тепло. Протянула посудину парню, сковырнув клапан пластиковой крышки так, чтобы ароматный парок коснулся его лица.

– Эй, Юстас Алексу, – не дождавшись от него никаких реакций, воскликнула девушка. – Это кофе, его надо пить, пока горячий. Так себе кофеёк, но зерновой, чес-слово! Главное, горячий, самое тебе оно. Я с сахаром взяла, может, тебе глюкозы не хватает в организме. А коньячка там не наливают, уж извини. Как говорится, чем богаты… Ты меня слышишь, эй?

Крякнув от досады и того, что по вине этого тормоза скоро сама вымокнет до нитки, Рена схватила левую руку парня и всунула горячий одноразовый стакан, заставив его сжать пальцы. После секундной паузы что-то в его лице изменилось, и девушка поняла, что он держит посудину сам.