Я только зубами скрипнула.
– До свидания, – сухо ответила я и, собрав бумаги в сумку, последней вышла из аудитории.
По дороге я заскочила в туалет, а когда спускалась в вестибюль по одной из боковых лестниц, заметила в коридоре второго этажа Зарецкого, сидевшего на лавочке, Вана, стоявшего рядом, и бурно жестикулирующего Митяя. Рядом с ними стояли еще несколько человек с потока.
– Она вообще монстр какой-то, – говорил Митяй возмущенно. – Блин, это какая-то литература! К чему этот фарс с посещением?!
Я остановилась на площадке, поняв, что говорят обо мне. Ребята были так поглощены разговором, что меня не замечали.
– Стерва, – согласно кивнула какая-то девочка с рыжими косичками, изредка поглядывающая на молчавшего Зарецкого с интересом.
– А я не буду ходить на ее лекции, – заявил еще один парень.
– И я, – поддержали его. – И так зачет поставит…
– Да ладно вам! Можно и походить! Аудитория удобная, можно незаметно спать на задних партах, – рассмеялась еще одна девчонка. – Я так сегодня спала.
– Да под ее лекции и уснуть можно, – согласился еще один парень. – Сухо рассказывает.
– А мне понравилось, – неожиданно вступился за меня черноволосый молодой человек с темными выразительными восточными глазами.
– И она вроде не читает, сама рассказывает, – поддержала его третья девушка.
– Все равно бесит, – взмахнул длинными руками Митяй. Он, кажется, очень на меня обиделся. – Еще и контрольную делать. И не прогулять нормально!
– Ладно, давайте собираться, – решил молчащий доселе Ярослав. – Нам пора на съемку. Встречаемся на точке в семь.
– Нам сегодня все успеть нужно сделать, – поддержал его Ван. – Иначе Васильич «неуд» поставит.
У меня от негодования внутри едва не закипела кровь. Первая мысль была – сбежать. Чтобы они не видели меня, не знали, что я все слышала. Но эту мысль я тотчас отогнала прочь. Я? Бежать? Никогда.
И я, громко стуча каблуками, направилась к студентам. Студенты, заприметив меня, разом замолчали. Они не могли понять, сколько я слышала.
– Прошу простить, что сухо рассказываю, – улыбнулась я премило. – В следующий раз в моем повествовании будут присутствовать метафоры, эпитеты, гиперболы, синекдохи, литоты и даже оксюмороны. Постараюсь по максимуму использовать речевые фигуры, обязательно поработаю со стилистикой и риторикой, дабы вам было интересно. И, конечно же, с удовольствием послушаю, как будете рассказывать мне вы. На зачете.
– Вы не так поняли, – начало было рыжеволосая девушка, у которой даже щеки покраснели.
– Я все прекрасно поняла. Увидимся через неделю, – отвечала я, бросив внимательный взгляд на Зарецкого, на лбу которого были солнцезащитные очки. Ярослав, делая вид, что не замечает меня, надел их и поправил средним пальцем. Кроме меня этот жест никто не углядел – все таращились в мою строну. А мне захотелось придушить этого наглого таракана, но я в который раз сдержалась.
Я не помнила, как оказалась на улице, и только вдохнув свежий воздух, пришла в себя.
С одной стороны я злилась на студентов – ненавидела, когда меня оскорбляют, к тому же за глаза, с другой – понимала, что преподаватели всегда являются объектом обсуждений учащихся, у самой в студенческие годы было так. А все из-за этого идиота Зарецкого, который вздумал прогуливать мои лекции. И их я, оказывается, сухо читаю! Подумать только! Может быть, мне изредка приплясывать за кафедрой или в микрофон подпевать, чтобы добавить эмоций?
В плохом настроении я поехала в главный корпус. И уже там, запутавшись в своих гневных мыслях, как в проводах, я и не заметила, как навстречу мне из-за угла вышла целая делегация. Миг – и мы с возглавляющим ее человеком столкнулись. К моему ужасу, этим человеком оказался заведующий нашей кафедры литературы – почтенный Борис Арнольдович, любитель изящной словесности, особенно почитающий творчество Достоевского.
Это был мужчина высокий, крупный, веселый и весьма привлекательный, несмотря на то, что он недавно разменял шестой десяток лет. Пятидесятилетний юбилей его справляли прошлой весной всем факультетом – поздравляли уважаемого профессора и преподавательский состав, и студенты, и даже выпускники, что наглядно демонстрировало всеобщую к нему любовь и уважение.
От нашего столкновения я едва не отлетела в сторону, однако меня неожиданно поймали – и не Борис Арнольдович, а один из его спутников, на которого я вообще сначала не обратила внимания. А когда поняла, кто меня подхватил, так словно заледенела…
Быть не может.
На меня – глаза в глаза – смотрел тот самый мужчина с Белосельского острова, которого мы встретили в ночь игры. Длинноволосый брюнет с серьезными карими глазами, четко очерченными скулами и благородным профилем. Он не был красавцем в традиционном понимании слова, однако лицо его казалось запоминающимся.
Отчего-то заныло сердце. И боль от него странным образом уходила в руку – но длилось это мгновение.
Мужчина помог мне встать на ноги, не забыв скупо, из вежливости, улыбнуться. Возвращать улыбку я не стала, только кивнула в знак благодарности.
– Вы в порядке? – спросил он на русском, но все с тем же акцентом.
– Да, все хорошо, – ответила я. – Спасибо.
– Настенька, Настенька, – загромыхал звучным басом руководитель кафедры. – Куда же вы так несетесь? Студиозусы довели? Так вы коньячку с лимончиком глотните. У нас как раз…
– Борис Арнольдович, – сухо прервала его Диана Вячеславовна, под руководством которой я позапрошлой зимой проходила практику в школе, – не думаю, что Анастасия Владимировна должна прямо следовать вашей инструкции.
Эти двое были супругами, и оставалось только удивляться, что веселый и добродушный Борис Арнольдович нашел в сухой, как сухарь, стервозной Диане Вячеславовне.
– Ах, да, Настенька, вы тогда чаек попейте. К нему у нас на кафедре есть замечательнейшие сладости, привезенные герром Ротенбергером, вашим спасителем! – Видя недоумение на моем лице, заведующий кафедрой воскликнул. – Так вы еще не знакомы?! Это наш с вами новый коллега, прямиком из Мюнхена – Карл Ротенбергер. А эта очаровательная девушка, которой вы не дали упасть так благородно – аспирант, Анастасия Владимировна. Можно просто Настенька, – улыбнулся широко Борис Арнольдович, известный, кроме всего прочего, и фривольным обращением с коллегами. Впрочем, ему прощалось.
Немец протянул мне руку, я в ответ – свою, и он осторожно пожал ее, сказав, что ему приятно познакомиться с такой очаровательной коллегой. А после вся компания, что-то громко обсуждая, ушла. Я же осталась с легким чувством опьянения и тяжестью в висках от неожиданной встречи.
Казалось, что я встретилась с кем-то необъяснимо важным, нужным для меня. И это ужасно беспокоило, и радовало, и будоражило, как шампанское. Я словно встретилась с человеком-оксюмороном. Чувства к незнакомому человеку, которого я видела лишь во сне – не это ли сочетание несочетаемого?
На ватных ногах я добралась до пустой кафедры и присела на диванчик, стоящий в углу. В ушах так и продолжало шуметь, а виски сдавливала невидимая сила. О том, что я приехала сюда за документами, забылось.
– Привет, – послышался вдруг незнакомый низкий женский голос, почему-то показавшийся мне хищным.
– Привет, – подняла я голову. На меня смотрела прищуренными черными глазами высокая девушка с копной иссиня-черных волос, заколотых в низкий хвост. Одета она была в облегающую белоснежную блузку и не слишком длинную темно-синюю мини-юбку. – Вы кто?
– Я – новая лаборантка, Арина, – представилась девушка.
Белая кожа, пронзительный взгляд ближе, чем положено эталонами красоты, посаженных черных глаз, угольные густые ресницы, брови вразлет, неклассические черты лица – она была по-особенному, как-то почти экзотически, привлекательна.
– Анастасия Владимировна, аспирант. Можно просто Настя. А Ксюша где? – удивилась я.
Еще недавно это место занимала Ксения, аспирантка, как и я, которая подрабатывала на кафедре. Честно говоря, эту должность предлагали и мне, но я отказалась – быть штатным «принеси-подай» мне не слишком хотелось. Борис Арнольдович, правда, намекал, что на нашей кафедре, прежде чем стать преподавателем, все проходили должность лаборанта, однако, как я уже говорила, преподавать мне хотелось меньше всего на свете, и я вовремя съехала с темы. А вот Ксюше работать на кафедре нравилось, и планы у нее были долгоидущие…
– Ксюша внезапно уволилась и посоветовала на свое место меня, – обворожительно улыбнулась Арина. И кого же она мне так сильно напоминает…
– Вот как, – вздохнула я, не совсем понимая поведение Ксении. Впрочем, ее дело. – Скажи, я видела немца… Кажется, его зовут Карл Ротенбергер. Что он будет преподавать? – словно между делом поинтересовалась я.
– Кажется, будет вести спецкурс по немецкой романтике, – наморщила она лоб.
– Романтизму, – поправила я ее. – Это художественное направление конца восемнадцатого века – первой половины девятнадцатого.
– Без разницы, – махнула рукой странная лаборантка, которая не знала простейшего. – Он еще немецкий преподавать будет. Надо будет не забыть объявление про этот самый спецкурс вывесить, – сама себе напомнила она и бодро поинтересовалась. – А почему ты про него спрашиваешь?
– Говорили, он какие-то сладости привез, – вспомнились мне слова завкафедрой.
