

Владимир Владимирович Набоков
Скитальцы
Copyright © 1938, 1966, 1984, The Vladimir Nabokov Literary Foundation
Vesnoy, copyright © 2024, The Vladimir Nabokov Literary Foundation
All rights reserved
© А. Бабиков, составление, редакторская заметка, статья, комментарии, 2024
© Д. Черногаев, художественное оформление, макет, 2024
© ООО “Издательство Аст”,
Издательство CORPUS ®
От редактора
Драматургия В.В. Набокова (1899–1977), за исключением написанного в США по‐английски сценария романа «Лолита», целиком принадлежит европейскому периоду его творчества. Сохранилась первая короткая драма Набокова «Весной», сочиненная в 1918 году в Крыму. За двадцатилетие с 1923 по 1942 год Набоков опубликовал в периодических изданиях Берлина, Парижа и Нью-Йорка шесть пьес, драматический монолог «Агасфер», первое действие драмы «Человек из СССР» и «Заключительную сцену к пушкинской “Русалке”». При жизни писателя пьесы не переиздавались. Самое крупное драматическое произведение, «Трагедия господина Морна», а также полный текст «Человека из СССР» увидели свет только после его смерти. Набоков издал в США лишь одну свою пьесу – «Изобретение Вальса», переведенную на английский язык сыном писателя Д. Набоковым в 1964 году1. Несколько пьес в переводе Д. Набокова составили сборник «Человек из СССР и другие пьесы»2, в который вошли «Человек из СССР», «Событие», «Полюс», «Дедушка» и лекции Набокова о театре: «Playwriting» («Ремесло драматурга») и «The Tragedy of Tragedy» («Трагедия трагедии»)3.
Набоков собирался выпустить русский сборник своей драматургии до конца 1976 года4. Он авторизовал русский перевод предисловия к английскому изданию «Изобретения Вальса» и запросил из отдела рукописей Библиотеки Конгресса США свои драматургические произведения, хранившиеся там, «включая “Трагедию господина Морна”»5. Этот сборник так и не был составлен, оставшись среди других нереализованных русских проектов писателя, подобно русской версии книги интервью и статей «Strong Opinions» под названием «Кредо», над которой он работал в 1973 году.
В 1960 году, по предложению Д.Б. Харриса и С. Кубрика, Набоков для голливудской экранизации написал сценарий «Лолиты», новую (дефинитивную) редакцию которого он затем выпустил отдельной книгой6.
Первый сборник пьес Набокова в России вышел в 1990 году7. До сих пор наиболее полным оставалось подготовленное нами в 2008 году собрание пьес писателя «Трагедия господина Морна. Пьесы. Лекции о драме», в котором впервые был опубликован полный текст драмы «Человек из СССР».
Для изданий в серии «Набоковский корпус» состав драматургических произведений Набокова впервые дополняется драмой «Весной», новыми архивными материалами к «Трагедии господина Морна» и полным текстом «Речи Позднышева». Кроме того, впервые на основании архивных источников публикуется поздняя расширенная редакция «Изобретения Вальса», подготовленная Набоковым для несостоявшегося русского переиздания пьесы. В серии «Набоковский корпус» заново сверенные и уточненные тексты пьес Набокова печатаются в трех книгах: «Трагедия господина Морна», «Скитальцы. Пьесы 1918–1924» и «Человек из СССР. Пьесы 1927–1938». Дополнительные сведения об истории создания и характере набоковских пьес содержатся в нашей статье «Изобретение театра», включенной в этот том.
В Приложении публикуются две литературные стилизации Набокова: тяготеющая к форме драматического монолога «Речь Позднышева» (1926), написанная в Берлине для инсценированного суда над героем повести Л.Н. Толстого «Крейцерова соната», и «Заключительная сцена» к незавершенной драме А.С. Пушкина «Русалка», опубликованная в 1942 году в США.
Я сердечно благодарен Брайану Бойду за участие в составлении настоящего сборника и своей дочери Вере за помощь в сверке текстов пьес с первыми публикациями.
Весной
Лирическое нечто в одном действии
Действующие лица:Юноша, Девушка, Шахматист и Неизвестный.
Шахматист – плотный мужчина в сюртуке, несмотря на весеннее время. Юноша и Девушка – оба белокуры и оба в белом. Проницательный читатель догадается, что Шахматист – не кто иной, как вышеупомянутый Юноша несколько лет спустя. Неизвестный – невзрачный господин с бородкой клином. Действие происходит отчасти на большой светлой веранде, отчасти в саду. При поднятии занавес<а> Шахматист и Неизвестный только что начали партию на небольшом столике посреди веранды. Яркий солнечный свет. В раскрытом окне видны цветущие черешни и кусочек голубого неба. Чирикают птицы.
Из сада доносятся голоса.
Продолжают молча играть.
Из боковой двери, ведущей в сад, входит Девушка.
Сперва останавливается нерешительно, потом тихо подходит к игрокам и в недоумении переводит взгляд с одного на другого.
Девушка Неблагодарные! Глядите же: в окно вливаются лучей сверкающие струи; иль ненавистен вам весны победный зов?Они же молчат в глубоком раздумьи.
Вбегает Юноша.
Подойдя на цыпочках к Девушке,
он забрасывает ее цветами весенними.
Юноша Цветок… Еще цветок. Цветы, как поцелуи, цветы, как счастье.Один цветок падает на шахматную доску.
Шахматист (рассеянно смахивает цветок) Я не ценю цветов. Я поглощен борьбой.Девушка (стоит у окна) Иди сюда, мой нежный, к открытому окну. Теперь дай руку мне. Ты видишь ангелов над веткой белоснежной?Юноша Люблю тебя.Девушка Гляди: в небесной вышине витают ангелы стоцветные, витают, скользят…Юноша Люблю тебя.Девушка Скользят… перелетают с дрожащего луча на вздрогнувший цветок…Юноша Нам улыбаются.Девушка Люблю тебя.Юноша Смеются и тают в небесах.Девушка Остался огонек на каждом лепестке. Ты слышишь: песни льются неизъяснимые. Цветы, цветы звенят.Юноша Люблю тебя.Девушка Звенят и смело и несмело.Юноша То щебетанье птиц. Гляди, они летят, мелькая, меж цветов, как радужные стрелы.Девушка Люблю тебя.Юноша Весь мир ликует и поет. Как сладок вешний шум черешен благовонных.Девушка Цветы колышутся, свет голубой дробя, и рьяно сквозь узор ветвей переплетенных стремятся к нам лучи…Юноша Люблю, люблю тебя.Шахматист (передвигая пешку) Теперь все кончено. Сдавайтесь, враг любезный. Победной пешкою восьмой достигнут ряд. Склоните короля!Неизвестный (бесстрастно) Зачем же? Бесполезно… Поторопились вы. Я объявляю мат!Шахматист в горестном изумлении взирает на доску.
Занавес
23–i–18
Вивиан Калмбруд
(Vivian Calmbrood)
Скитальцы
(The Wanderers)
1768 г. Лондон
Трагедия в 4-х действиях
Перевод с английского Влад. Сирина
Действие первое
Трактир «Пурпурного Пса».
Колвил – хозяин – и Стречер – немолодой купец – сидят и пьют.
Стречер Я проскочил, он выстрелил… Огонь вдогонку мне из дула звучно плюнул, и эхо рассмешил, и шляпу сдунул; нагнулся я, – и вынес добрый конь… Вина, вина испуг мой томный просит… Я чувствую, – разбойник мой сейчас свой пистолет дымящийся поносит словами окровавленными!Колвил Спас тебя Господь! Стрелок он беспромашный, а вот поди ж – чуть дрогнула рука.Стречер Мне кажется, злодей был пьян слегка: когда он встал, лохматый, бледный, страшный, мне, ездоку, дорогу преградив, — поверишь ли, – как бражник он качался!Колвил Да, страшен он, безбожен, нерадив… Ох, Стречер, друг, я тоже с ним встречался! Сам посуди; случилось это так: я возвращался с ярмарки, и лесом поехал я, – сопутствуемый бесом невидимым. Доверчивый простак, я песенку мурлыкал. Под узорной листвой дубов луна лежала черной и серебристой шашечницей. Вдруг он выскочил из лиственного мрака и – на меня!Стречер Ой, грех, – мой бедный друг!Колвил Не грех, а срам! Как битая собака, я стал юлить (я, видишь ли, кошель червонцев вез) и выюлил пощаду… «Кабатчик, шут, – воскликнул он, – порадуй побасенкой – веселою, как хмель, бесстыдною, как тысяча и десять нагих блудниц, да сочною, как гусь рождественский! Потешь меня, не трусь, ведь все равно потом тебя повесить придется мне». Но худо я шутил… «Слезай с коня», – мучитель мой промолвил. Я плакать стал; сказал, что я, Джон Колвил, — пес, раб его; над страхом распустил атласный парус лести; побожился, что в жизни я не видел жирных дней; упомянул о Сильвии моей беспомощной, – и вдруг злодей смягчился: «Я, – говорит, – прощу тебя, прощу за имя сладкозвучное, которым ты назвал дочь; но, помни, – с договором! Лишь верю я вот этому пращу носатому, с комком сопли свинцовой в ноздре стальной – всегда чихнуть готовой и тьму прожечь мокротой роковой… Но так и быть: поверю и горгоне, уродливо застывшей предо мной. Вот договор: в час бури иль погони пускай найду в твоем трактире «Пса Пурпурного» приют ненарушимый, бесплатный кров: я часто крался мимо, хохочущие слышал голоса, завидовал… Ну что же, ты согласен?» Он отдал мне червонцы, и бесстрастен был вид его. Но странно: теплоту и жажду теплоты – я, пес трусливый, почуял в нем, как чуешь в день тоскливый стон журавлей, в туманах на лету рыдающих… С тех пор раз восемь в месяц приходит он спокойно в мой кабак, как лошадь пьет, грозит меня повесить иль Сильвию, шутя, вгоняет в мак.Входит Сильвия.
Вот и она. Ты побеседуй, Стречер, а у меня есть дело…(Уходит в боковую дверь.)Стречер Добрый вечер, медлительная Сильвия; я рад, что здесь, опять, склоняюсь неумело перед тобой; что ты похорошела; что темные глаза твои горят, лучистого исполнены привета, прекрасные, как солнечная ночь, — когда б Господь дозволил чудо это…Сильвия Смеетесь вы…Стречер Смеяться я не прочь; но, Сильвия, смеяться я не смею перед святыней тихой чистоты…Сильвия Мы с мая вас не видели…Стречер И ты скучала?Сильвия Нет. Скучать я не умею: все Божьи дни – души моей друзья, и нынешний – один из них…Стречер Мне мало… Ах, Сильвия, ты все ли понимала, когда вот здесь тебе молился я, и вел с тобой глубокую беседу, и объяснял, что на лето уеду, чтоб ты могла обдумать в тишине мои слова. Печально, при луне, уехал я. С тех пор тружусь, готовлю грядущее. В июне я торговлю открыл в недальнем Гровсей. Я теперь уж не бедняк… О Сильвия, поверь, куплю тебе и кольца, и запястья, и гребешки… Уже в мешках моих немало тех яичек золотых, в которых спят – до срока – птицы счастья…Сильвия Вы знаете, один мне человек на днях сказал: нет счастия на свете; им грезят только старики да дети; нет счастия, а есть безумный бег слепого, огневого исполина, и есть дешевый розовый покой двух карликов из воска. Середина отсутствует…Стречер Да, сказано… Какой дурак изрек загадку эту?Сильвия Вовсе он не дурак!Стречер А! Знаю я его! Не царствует ли это божество в глухих лесах от Глумиглэн до Гровсей и по дороге в Старфильд?Сильвия Может быть…Стречер Так этот волк, так этот вор кровавый тебе, тебе приятен? Боже правый! Отец твой – трус: он должен был убить, убить его, ты слышишь? Что ж, прекрасно устроился молодчик: пьет и жрет да невзначай красотку подщипнет… У, гадина!..Сильвия Он – человек несчастный…Незаметно возвращается Колвил.
Стречер Несчастного сегодня встретил я… Конь шагом шел, в седле дремал я сладко; вдруг из кустов он выполз, как змея; прищурился, прицелился украдкой; тогда, вздохнув, – мне было как‐то лень, — я спешился и так его шарахнул, так кулаком его по брылам трахнул, что крикнул он и тихо сел на пень, кровавые выплевывая зубы… «Несчастный» – ты сказала? Да ему бы давно пора украсить крепкий сук осиновый! «Несчастный…» – скажет тоже! Он подошел, а я его по роже как звездану…Колвил Э, полно, полно, друг! Хоть ты у нас боец небезызвестный, — но мнится мне, что воду правды пресной ты подцветил вином невинной лжи.Стречер Ничуть… Ничуть!Колвил Твой подвиг беспримерен, и ты – герой; но, друг мой, расскажи, как это так, что в мыле смирный мерин, а сам герой без шапки прискакал?Сильвия Оставь, отец: меня он развлекал лишь вымыслом приятным и искусным. Он говорил…Стречер Я говорил одно: я говорил, что Сильвии смешно умильничать с бродягой этим гнусным, я говорил, что кровью все леса измызгал он, что я его, как пса…Колвил Довольно, друг! Задуй свой гнев трескучий, не прекословь девическим мечтам; ведь сто очей у юности, и там, где видим мы безóбразные тучи, она увидит рыцарей, щиты, струящиеся перья и кресты лучистые на сумрачных кольчугах. Расслышит юность в бухающих вьюгах напевы дивья. Юность любит тьму лесную, тьму высоких волн, туманы, туманы и туманы, – потому, что там, за ними, радужные страны угадывает юность… Подожди, о, подожди, – умолкнут птицы-грезы, о сказочном сверкающие слезы иссякнут, верь, как теплые дожди весенние, и выцветут виденья…Стречер Давно я жду, и в этом наслажденья не чувствую; давно я, как медведь, вокруг дупла душистого шатаюсь, не смея тронуть мед… Я допытаюсь, я доберусь… Я требую, ответь, насмешливая Сильвия: пойдешь ли ты за меня?..Стук в наружную дверь.
Слыхали?.. Этот стук… Он, может быть…Колвил О нет; наш вольный друг стучит совсем иначе.Стук повторный.
Голос за дверью Отопрешь ли, телохранитель Вакха?Колвил Это он, — хоть стук и необычен. Стречер, милый, куда же ты?Стречер Я очень утомлен, пойду я спать…Голос Открой! Промокли силы… Ох, жизнь мою слезами гасит ночь.Стречер Я, право, утомлен…Колвил Ступай же, дочь, впусти его; а нашему герою тем временем я норку покажу.Колвил и Стречер уходят.
Голос Да это гроб, а не кабак!..Сильвия(идет к двери) Открою, открою…Входит Проезжий.
Ах!..Проезжий Однако – не скажу, красавица, чтоб ты спешить любила, хоть ты любить, пожалуй, и спешишь… Да что с тобой? Ты на меня глядишь растерянно… Ведь я же не грабила…Сильвия Простите, путник строгий…Проезжий Позови хозяина. Прости и мне: брюзгливо я пошутил; усталость неучтива. Мне нравятся печальные твои ресницы.Сильвия Плащ снимите да садитесь сюда, к огню.Сильвия выходит в боковую дверь.
Меж тем кучер и трактирный слуга вносят вещи Проезжего и выходят опять. Он же располагается у камина.
Проезжий Ладони, насладитесь живым теплом алеющих углей! Подошвы, задымитесь, пропуская блаженный жар! И ты будь веселей, моя душа! Смотрю в огонь: какая причудливая красочность! Смотрю — и город мне мерещится горящий, и вижу я сквозь траурные чащи пунцовую, прозрачную зарю, и голубые ангелы на глыбах оранжевых трепещут предо мной! А то в подвижных пламенных изгибах как будто лик мне чудится родной: улыбка мимолетная блистает, струятся пряди призрачных волос, — но паутина радужная слез перед глазами нежно расцветает и ширится, скрывая от меня волшебный лик – мой вымысел минутный, — и вновь сижу я в полумгле уютной, обрызганной рубинами огня…Входит Колвил.
Колвил(про себя) Дочь не шутила… Впрямь он незнаком мне… но голос…Проезжий Здравствуй, друг бездомных! Помни пословицу: кто всем приют дает, себе приют в любой звезде найдет…Колвил Мне голос ваш напомнил, ваша милость, ночь в глушнике…Проезжий …И, верно, вой зверей голодных? Да, – душа моя затмилась от голода… Но прежде – лошадей и моего возницу (мы изрядно сегодня потрепались) накорми.Колвил Слуга мой Джим займется лошадьми и остальным… Но вам, о гость отрадный, чем услужу? Тут, в погребе сыром, есть пенистое пиво, рьяный ром, степенный порт, малага-чародейка…Проезжий Я голоден!Колвил Есть жирная индейка с каштанами, телятина, пирог, набитый сладкой дичью…Проезжий Это вкусно. Тащи скорей.Хозяин и дочь его хлопочут у стола.
(Про себя.) Узнать, спросить бы… да, спрошу… нет, страшно…Колвил(суетится) Хлеб‐то где ж? Беда с тобою, дочь!Проезжий(про себя) Спрошу…Колвил Червяк капустный — ох, Сильвия, – в салат попал опять!Проезжий(про себя) Нет…Колвил Кружку! Да не эту! Вот разиня… Да двигайся! Подумаешь, – богиня ленивая… Ну вот. Ты можешь спать теперь идти.Exit8 Сильвия.
Проезжий(садится за стол) Отселе – далеко ли до Старфильда?Колвил Миль сорок <п>ять, не боле.Проезжий Там… в Старфильде… семья есть… Фаэрнэт, — не знаешь ли? Быть может, вспомнишь?Колвил Нет, не знаю я; бываю редко в этом плющом увитом, красном городке. В последний раз, в июне этим летом, на ярмарке…(Смолкает, видя, что Проезжий задумался.)Проезжий (про себя) Там, в милом липнике, я первую прогрезил половину нескучной жизни. Завтра, чуть рассвет, вернусь туда; на циферблате лет назад, назад я стрелку передвину, и снова заиграют надо мной начальных дней куранты золотые… Но если я – лишь просеки пустые кругом найду, но если дом родной давно уж продан, – Господи, – но если все умерли, все умерли, и в кресле отцовском человек чужой сидит, и заново обито это кресло, и я пойму, что детство не воскресло, что мне в глаза с усмешкой смерть глядит!(Вздыхает и принимается есть.)Колвил Осмелюсь понаведаться: отколе изволите вы ехать?Проезжий Да не все ли тебе равно? И много ль проку в том, что еду я, положим, из Китая, — где в ноябре белеют, расцветая, вишневые сады, пока в твоем косом дворце огонь, со стужей споря, лобзает очарованный очаг?..Колвил Вы правы, да, вы правы… Я – червяк в чехольчике… Не видел я ни моря, ни синих стран, сияющих за ним, — но любопытством детским я дразним… Тяжелый желтый фолиант на рынке для Сильвии задумчивой моей я раз купил; в нем странные картинки, изображенья сказочных зверей, гигантских птиц, волов золоторогих, людей цветных, иль черных, одноногих, иль с головой, растущей из пупа… Отец не слеп, а дочка не глупа: как часто с ней, склонившись напряженно, мы с книгою садимся в уголке, и, пальчиком ее сопровожденный, по лестницам и галереям строк, дивясь, бредет морщинистый мой палец, как волосатый сгорбленный скиталец, вводимый бледным маленьким пажом в прохлады короля страны чудесной!.. Но я не чувствую, что здесь мне тесно, когда в тиши читаю о чужом чарующем, причудливом пределе; довольствуюсь отчизною. Тепло, легко мне здесь, где угли эти рдели уж столько зим, метелицам назло…Проезжий(набивая трубку) Ты прав, ты прав… В бесхитростном покое ты жизнь цедишь… Все счастие мирское лишь в двух словах: «я дома…»Троекратный стук в дверь.