Это был приказ, и руки разжались сами собой. Тихий шорох, и я вцепилась в собравшуюся на бедрах ткань, чтобы удержать хотя бы что-то. Перед глазами стояли трость, перчатки и артефакт, рассыпающий яркий свет. Настолько яркий, что мне хотелось зажмуриться. Зажмуриться, чтобы не видеть, как кружево оборки тянется вниз, как скользит по напряженным соскам, задевая их плотной шершавой резинкой. Прикосновение вышло настолько ярким, что я охнула и ухватилась за край стола.
Лакированная поверхность и впрямь была теплой, я чувствовала ее подушечками пальцев. Всевидящий, я сейчас чувствовала так остро, что по телу шла дрожь. Закусив губу, чтобы не застонать, попыталась выпрямиться, но он не позволил. Чуть подался вперед, плотнее прижимая меня к краю.
– Невероятно чувственная девочка. – Хриплый голос стелился невидимым покрывалом.
Сорочка потекла еще ниже, и от прикосновения горячих рук к бедрам тело пронзила странная судорога. Всхлипнула, испуганно дернулась, и… проснулась на лежащих передо мной «Заклинаниях». Место, где Орман оставил трость и перчатки, разумеется, пустовало. Раскрытыми ладонями оттолкнулась от стола, вскочила. Сердце колотилось так, что дышать было трудно, низ живота наливался сладкой, томительной тяжестью.
– Шарлотта! Шарлотта, ты еще здесь?
О-о-оооо-й-й!
Так быстро, рискуя запутаться в платье и свернуть себе шею, я никогда по лестницам не лазила. Только запихнув «Заклинания» вместе с «Основами» на нужное место, обнаружила, что томик Миллес Даскер валяется на полу. Должно быть, зацепила локтем, когда спала.
Нет… нет, нет.
– Шарлотта!
Быстро сунула роман в ридикюль, плюхнулась на стул, выпрямилась и подтянула к себе книгу, которую мне дала леди Ребекка. Вовремя: она как раз вошла в библиотеку и наградила меня строгим взглядом.
– Прошло уже два часа. Я решила, что ты ушла, не прощаясь.
– Что вы, разве я могла так поступить? – поспешно вскочила, подхватив книгу, и артефакт погас. К счастью, потому что щеки у меня пылали. – Просто нужно было основательно подготовиться. Я же совсем ничего в магии не понимаю. Зато теперь граф будет доволен!
Выразительно похлопала ресницами.
– Что ж, чудно. Оливер вернется с минуты на минуту, – леди Ребекка нахмурилась. – Не прижимай к себе книжку, будь так любезна.
– Ой.
Я поняла, что и впрямь вцепилась в фолиант. Прижимая к груди так яростно, словно он мог унять бешено бьющееся сердце и погасить пламя охватившего меня смятения. Осторожно вернула книгу на стол, а леди Ребекка раскрыла медальон-артефакт, который носила с собой по дому. Это изобретение заменило обычные колокольчики, с помощью него можно было приглашать слуг. Для приглашения дворецкого нужно было прикоснуться один раз, горничных – два, и так далее. У слуг находились связанные артефакты, с помощью которых они узнавали, куда нужно подойти.
– Джон тебя проводит, – распорядилась виконтесса и кивнула в сторону двери.
Надежда на то, что удастся вернуть «Сладкую горечь свободы» на место таяла на глазах.
Особенно когда дверь открылась, и в кабинет заглянул дворецкий Фейберов: высокий, лысеющий и тощий, как захиревшая туанэйская сосна.
– Джон, проводи мисс Шарлотту, будь так любезен, – это прозвучало очень мягко. – Доброго вечера, Шарлотта.
– Доброго вечера, леди Ребекка. Поцелуйте за меня Миралинду.
– Непременно, – последовал ответ.
На том и распрощались. Как-то резко, рвано и слишком скоро, но сейчас я была искренне этому рада.
Пауль Орман
Прядь волос под пальцами раскалилась, как медная проволока в огне. Прядь волос и крохотная капелька ее крови, сохраненная магией – пропуск в мир ее снов. Магия гааркирт, позволяющая входить во сны любого: не просто входить, выстраивать их по своему желанию, создавать сюжеты и образы из воспоминаний спящего или собственных фантазий.
Окутанное туманом сознание понемногу прояснялось, возвращая в реальность, заставляя сжать зубы и сдавленно выдохнуть. Он ведь не собирался к ней приходить. Изначально – не собирался, но картина превратилась в навязчивый образ, и впервые за долгое время на смену привычному явился другой. Уводящий за грань реальности, из центра Лигенбурга – на окраину. Туда, где траурной лентой блестит река, где звезд не видно из-за тянущегося над домами дыма. И выше, к закрытой на хлипкую цепочку и старенький энгерийский замок каморке.
Девчонка не шла у него из головы. Маленькая мисс-сама-невинность Шарлотта Руа. С расплавленной медью волос и глазами цвета разбавленного молоком горячего шоколада, что подают в лучших ресторанах Ольвижа. С кожей, не уступающей лепесткам аламьены, застилающей поля Лавуа.
Лавуа, Ларне.
От воспоминаний накатило раздражение. Раздражение, которое он привык гасить на подходе, равно как и любое другое чувство, пытающееся прорваться сквозь полное, осознанное безразличие. Сильные чувства способны разрушить все, к чему он шел долгие годы. Все, что он выстроил вокруг себя, и его самого – тоже.
Древняя магия билась внутри, как мотылек под стеклом, шелк локона щекотал ладонь. Ладонь, которая еще помнила тепло ее кожи таким, каким оно могло бы быть наяву. Долгие годы он не прикасался ни к кому так, как сегодня прикасался к ней. Даже во сне.
Тихий вздох.
Женщина, стоявшая в центре комнаты на коленях, едва заметно повернула голову. Думала, что не заметит? Он сразу и не заметил, погруженный в поволоку сна и мысли о том, как впервые увидел Шарлотту спящей в мансарде. Представлять разметавшиеся по подушкам рыжие волосы было непривычно, но он не мог избавиться от этой картины. Так же, как от ощущения белоснежной кожи под пальцами. Призрачное прикосновение сквозь туман оставило отпечаток, который до сих пор не удалось стереть. Эта тонкая кожа и легкий запах жасминового мыла…
Так непохожий на яркие дорогие духи той, что не сводила с него глаз.
– Разве я разрешал на меня смотреть?
– Нет, Пауль. – Из-под приглушенной покорности пробивалось легкое возбуждение. Она даже этого не скрывала: глаза сверкали, с приоткрытых губ срывались тихие выдохи, грудь тяжело вздымалась. Пламя волос струилось по связанным за спиной рукам, подчеркивало кружево короткого нижнего платья, надетого поверх корсета. Помимо них и тонких чулок на женщине не было ничего, но ее это явно не смущало.
– Ты же знаешь, что сейчас будет?
– Да.
– Да, Пауль.
Поморщился: ставшее уже давно привычным имя неприятно резануло слух.
– До кровати, – отрывисто приказал он. – На коленях.
Одеть бы так Шарлотту, и посмотреть, как ее щеки заливает румянец. Энгерийское воспитание женщин зачастую приводило к печальным последствиям. Они выходили замуж, но чувственные удовольствия для них оставалось чем-то постыдным. Тем, о чем не принято говорить вслух и от чего не пристало получать наслаждение, но Шарлотта была невероятно, безумно чувственной.
Он помнил ее сверкающий взгляд и гнев, которым она окатила его в коридоре.
«Легко оскорблять, скрываясь под маской, правда?»
Смазливое невинное личико и пухлые губы, которые так и манили их попробовать. Во всех смыслах.
Вряд ли Вудворд стал бы держать при себе девчонку, которая ничего не умеет.
Мысль об этом полыхнула такой яростью, что пальцы с силой сжались на набалдашнике. Поднялся, опираясь о трость, глядя на покорно застывшую у кушетки в изножье кровати женщину. Женщину, готовую на все. Здесь и сейчас.
Изумрудная молния сорвалась с пальцев, с шипением вспорола веревку, и она сползла на босые ступни.
– Собери волосы, – приказал он, и она послушно раскрыла ладонь, поднимая тяжелые пряди одну за другой.
Эти шпильки он вытаскивал сам, бросая к ногам и заставляя ее собирать их губами. Сколько их было таких, готовых на все. Отдающихся за деньги и просто так, сгорающих от желания, фальшивого или искреннего. Он давно перестал получать удовольствие от продажной любви, а впрочем, и от истинной тоже. Тогда почему перед глазами стоят рыжие волосы (не этот яркий огонь, цвет раскаленной меди) которые так хочется сгрести в горсть, потянуть на себя, срывая болезненный стон?
Потому что она выглядела слишком невинно. Во сне люди удивительно откровенны и честны, в первую очередь с собой. Когда человек засыпает, даже самый ангельский образ уступает место истинному лицу, но даже спящая Шарлотта выглядела отчаянно-чистой. Именно поэтому ее хотелось разрушить, сделать одной из многих, всего лишь безликой подписью в уголке картины.