Протоплазма

Пролог

Первый слабый взрыв прозвучал поздно ночью, во время вахты второго помощника. Капитан Ли Данкан Миллер спал чутко, и тут же проснулся от резкого толчка. Вскочив, он быстро оделся, и уже выходя из каюты, услышал звонок пожарной тревоги.

– Доложите обстановку. – Сказал он спокойно, обращаясь к вахтенному.

Не хотелось выдавать своего беспокойства и сеять нервозность среди офицеров и экипажа. Только он и грузовой помощник знали все о грузе и той опасности, которая могла возникнуть при определенных внешних условиях. А предпосылки для несчастливого стечения обстоятельств были. На это капитан Миллер указывал в своем рапорте, представленном начальнику базы флота транспортной компании «Australian Cargo Delivery», на судах которой он работал уже более десяти лет. В этот раз «Тасманский волк» должен был перевезти груз минеральных удобрений в Перу. Все бы хорошо, но при повышенной влажности и высокой температуре удобрения начинали выделять взрывоопасную газовую смесь, и для ее отвода была необходима мощная вытяжная вентиляция, каковой трюмы «Тасманского волка» оборудованы не были. Первым сломался грузовой помощник. Ему предложили дополнительную оплату, и он подписал погрузочные документы. Капитан от денег отказался и поставил условие – его рапорт должен был быть принят компанией официально как его особое мнение, зарегистрирован и подшит в папку с документацией по «Тасманскому волку». Все это было сделано, однако Миллер выходил в рейс с неприятным предчувствием. «Слизняк. Вот тебе и расплата за мягкотелость. Людей жалко», подумал он, быстро просчитывая ситуацию.

– Включить систему подачи противопожарной пены. Боцману расчехлить и подготовить спасательные мотоботы. Старшему помощнику принять руководство спасательными действиями на корме.

Миллер посмотрел на карту, потом на локатор. «Странно, судя по карте, ближайший остров Французской Полинезии находится в ста пятидесяти милях…» Между тем на локаторе милях в трех отчетливо отбивалась изрезанная кромка береговой черты. Он вышел на правое крыло мостика и приложил бинокль к глазам. У горизонта на фоне светлеющего неба виднелась темная полоска суши, отделенная от моря белой линией прибоя.

– Рулевой! Право на борт. Держите курс на северную оконечность острова. Средний вперед!

Последние слова потонули в страшном грохоте. Огненный столб взметнулся над кормой, и в воздух со свистом взлетели искореженные куски металла, дробно ударив по обшивке надстройки.

– Старший помощник ответьте капитану! – Прокричал Миллер, поднеся ко рту свой уоки-токи. Ответом была тишина. Тогда он обратился ко второму помощнику. – Свяжитесь с машинным отделением, что у них?!

Прибежал запыхавшийся боцман и быстро заговорил, испуганно вращая глазами.

– Корма вся в огне, взрывом повреждены оба спасательных бота. Возможны повреждения в обшивке судна. По левому борту наблюдаются пузыри воздуха. Топливо вытекло на поверхность моря! Огонь уже охватил надстройку. Что делать, капитан?

– Рулевой! Курс прямо на остров, будем сажать на мель. Другого выхода нет. Радисту передавать сигнал СОС. Боцман соберите людей на полубаке!

Через несколько минут судно перестало слушаться руля. Двигатели умолкли, когда до острова оставалось от силы пять кабельтовых. Боцман собрал остатки экипажа на палубе возле носового трюма. Капитан Миллер стоял на крыле мостика, обреченно глядя на приближающуюся линию прибоя над рифом. Уже вся надстройка была в огне, огонь быстро распространялся по коридорам нижней палубы и по ходам сообщения под нею. Под действием инерции «Тасманский Волк» врубился носом в прибойную полосу, послышался скрежет металла о риф, сильным толчком всех бросило на палубу, в это же время в носовом трюме взорвался скопившийся газ.

В одно мгновение судно окуталось огненным облаком. Миллера ударило взрывной волной о надстройку, Осколки обшивки раскроили ему череп, и увлекаемый чудовищной силой он взлетел в воздух, словно тряпичная кукла, размахивая вдруг ставшими гибкими конечностями.

Последнее что он увидел, было летевшее ему навстречу зеркало лагуны, в котором отражалось кровавым заревом рассветное небо.

– Сима, у меня сейчас встреча с тем австралийцем. Я тебе говорил. – Петр Никитич Вересов стоял у окна своего суита на пятьдесят восьмом этаже башни Langham Place Hotel в центре Коулуна и задумчиво смотрел на ощетинившийся небоскребами Hong Kong Island, на охватывающий его серовато-серебристый монолит моря и ползущие над ним отяжелевшие грозовой чернотой тучи. – Прошу тебя, останься дома. Шэньчжэнь не самое подходящее место для прогулок. Я постараюсь скоро вернуться.

– Я же сказала, что поеду с тобой. – Серафима поставила на журнальный столик стакан тоника со льдом, поднявшись из кресла, подошла к нему и положила руки ему на плечи. Темно-карие угольки ее глаз, совершенно не вязавшиеся с ее классическим обликом натуральной блондинки, сверкнули злой решимостью. – Я единственный близкий тебе человек, и мне нужно быть в курсе всех твоих дел. Случись что, только я смогу довести их до завершения. Ночью ты опять глотал обезболивающее, был приступ?

– От тебя все равно ничего не скроешь. Ночью особенно остро чувствуешь боль. Кажется, будто какой-то ненасытный червь ворочается там, пожирая мои внутренности. – Сказал он обреченно, приложив руку к животу. – Я не понимаю, зачем ты со мной возишься? У тебя есть все, молодость, эта пронзительная красота, которая не только меня сводит с ума, деньги, и что особенно странно – рациональный гибкий ум. Плюнь на меня. Продай свою долю, заведи семью, живи по-человечески. А я сам пройду оставшийся путь. Похоже, он обещает быть особенно коротким и тернистым.

– А зачем ты возился со мной? Ты бы мог обобрать меня, сделать своей наложницей. Твои коллеги по цеху сплошь и рядом творят такое, перед чем моя фантазия пасует. По крайней мере, прибрать к рукам бизнес отца было бы не зазорно.

– Это была дань твоей матери. Я был по уши влюблен в нее, но она выбрала Филиппа, моего лучшего друга. В последний вечер, когда она уже угасала, я был у нее в больнице. Мы вспоминали наши студенческие годы. Она сказала, что мы ей оба очень нравились, и если бы я был понастойчивей, то она вышла бы за меня. Тогда она попросила меня позаботиться о тебе и Филиппе, и я пообещал. Как видишь, половину обещания я не сдержал, не уберег твоего отца, поэтому я хочу уберечь хотя бы тебя. Это мой долг перед твоими родителями. Ближе них у меня никого не было.

– Почему же ты хочешь отобрать у меня право на чувство долга? Теперь моя очередь отдавать долги, и лучше тебе смириться. Все равно от меня не отвяжешься. А как выздоровеешь, я тебя брошу.

– Если выздоровею… Отчасти я благодарен болезни, за то, что она дала мне возможность быть рядом с тобой.

– Ты старый, больной, но все еще блудливый козел! Даже из смертельного недуга пытаешься извлечь выгоду. Поехали!

Согласно договоренности с посредником, человек, которого они искали, должен был появиться на перекрестке, только когда их машина в третий раз свернет на эту не совсем чистую, мрачноватую, но довольно оживленную улицу. Старый побитый фургон с прикрытием еще с утра занял позицию на перпендикулярной улице, метрах в тридцати от перекрестка. а на перекрестке было, по меньшей мере, шесть потенциальных мест, откуда мог появиться контакт, среди них дешевый супермаркет, ресторан, занимавший три этажа углового здания, два бара, небольшой рыбный рынок и здание с тремя выходами, на котором было два десятка вывесок мелких компаний, арендовавших здесь помещения под офисы. Проконтролировать все эти объекты не представлялось возможным. Кроме того, незнакомец предупреждал, что не сядет в машину, если там не будет Вересова собственной персоной, или же при наличии китайцев среди пассажиров.

– Внимание, Джимми! – Обратился Вересов к шоферу. – Контакт, китаец-полукровка, имеет на лице шрамы и видимые серьезные повреждения лицевых костей, смотри в оба. Судя по всему, за ним охотимся не только мы, поэтому – предельное внимание.

Было видно, как справа к перекрестку медленно приближался белый фургон прикрытия, а впереди в сотне метров замаячил джип охраны, только что припарковавшийся у тротуара. Сзади беспокойно заерзала Сима.

– Кажется, я его вижу, слева, за газетным киоском! – Громко прошептала она, просунув голову между сидениями.

И действительно, от киоска отделилась сухопарая разболтанная фигура, передвигавшаяся странным полуприставным шагом. Хотя шляпа слегка затеняла лицо незнакомца, но не мешала увидеть, что оно страшно изуродовано. Вернее сказать, вся голова была в каких-то вмятинах и выпуклостях, и от ее вида у Серафимы тошнотворный спазм неожиданно свел живот. Ей стоило больших усилий контролировать себя. Человек пересек тротуар, и ступил на дорогу, собираясь сесть в замедливший ход «Ягуар», когда слева на перекресток начал выруливать внедорожник «Мерседес». Дальше все произошло так быстро, что трудно было зафиксировать все происходящее разом. Джип притормозил, его двери открылись, и в них появились широкоскулые лица качков с раскосыми глазами. Незнакомец бросился бежать к «Ягуару», и тут же справа на джип накатил ускорившийся белый фургон, вынося «Мерседес» на тротуар. Послышался глухой звук удара, звон стекла и крики окружающих. В это время бегущий инвалид достиг задней двери «Ягуара», Сима открыла ее, и изуродованная голова, утратившая шляпу, просунулась внутрь. Испуганные глаза скользнули по лицам пассажиров.

– Я Вересов! – Крикнул Петр Никитич, перегнувшись через сидение.

Серафима дернула человека за руку, и он упал внутрь чуть ли не ей на колени. Машина рванулась вперед, и дверь захлопнулась сама по себе. Достав из-под ног легкий бронежилет, девушка накрыла им лежащее на сидении рядом с ней тщедушное тело, и сама пригнулась так, чтобы ее не было видно.

Жалкое сгорбленное существо сидело, забившись в угол дивана, и трясло изуродованной головой, поросшей клоками черных жестких волос. Зрелище было более чем удручающее, и Серафима исподтишка промокнула платком зародившуюся в уголке глаза слезинку. Вересову стоило больших трудов вывести странного гостя из состояния глубокого ступора. Серафиме даже пришлось взять на себя функции медсестры и ввести ему приличную дозу транквилизатора. Ли Данкан Миллер, так звали австралийца, категорически отказался от врачебной помощи, и вообще настоял на том, чтобы никто из посторонних не знал о его местонахождении. В виду этого пришлось отпустить охрану и самим отвезти его в особняк на окраине, который Сима незадолго до этого сняла на чужое имя.

– Вы говорите по-английски? – Спросил Вересов, садясь в кресло напротив Миллера.

– Конечно говорит. Что за глупые вопросы! Он же австралиец! Просто у него сильно растрепаны нервы. Сейчас подействует укол, и мы сможем с ним побеседовать. – Сказала Сима, сев рядом с Миллером и, переборов отвращение к его физическому уродству, взяла его за руку. – Успокойтесь, Ли. уже все позади. Вы среди друзей.

Миллер закрыл глаза и долго сидел, покачиваясь вперед-назад, что-то шепча себе под нос.

– Теперь уже все равно. У меня осталась только капелька Его, и память. Если я почувствую, что вы злые люди, то убью себя. Вы не узнаете ничего о Нем. – Вдруг сказал Миллер и, повернувшись к Серафиме, добавил. – Не бойтесь меня, милое дитя. Уродство пугает, но не само по себе. Вы примериваете его на себя, представляя, что такое могло произойти с вами. Но этого не будет. Бог оградит вас…

– О чем вы говорили? О какой капельке? – Спросил Вересов.

– Сейчас я вам покажу. – Миллер пошарил во внутреннем кармане видавшего виды пиджака и извлек пластиковую пробирку с каким-то темным шариком внутри. – Этого не хватит, чтобы одолеть ваш недуг, но увидев его действие, вы сможете кое-что понять. Нет ли у кого-то из вас какой-нибудь ранки или нарыва, который бы вас беспокоил.

– Не пойму, о чем вы… – Начал было Вересов, но Сима остановила его жестом и показала Миллеру руку.

– Я чем-то поранилась во время нашей эскапады из Шэньчжэня.

Ранка на тыльной стороне ладони запеклась, и вокруг нее образовалась красноватая припухлость. Миллер открыл пробирку, вытряхнул из нее шарик себе на ладонь и, помяв его пальцами, приложил к ранке. Сима вздрогнула, но не отдернула руку. Миллер крепко прижал шарик пальцем.

– Что вы чувствуете?

– Странное ощущение. Будто что-то шевелится под кожей. – Миллер отнял палец, и она посмотрела на место, где была ранка. – Ой! Смотри!

Она протянула руку Вересову. Тот взял ее и внимательно стал рассматривать место, где только что был порез и опухоль. Ранка уже полностью затянулась, оставив лишь светлый след, который исчез через несколько секунд. Покраснение потускнело и тоже исчезло вместе с припухлостью.

– Как такое возможно? – Воскликнула Серафима. – Это какой-то фокус?

– Это не фокус. Фокус сидит перед вами. – Сказал Миллер. – После взрыва на судне меня, единственного из всего экипажа, выбросило с мостика, при этом как видите не совсем целого. Я был похож на мешок с дроблеными костями, в котором еще теплилась жизнь. Не знаю, как я оказался на этом островке, где мне пришлось прожить два года. Но скорее всего взрывом меня подкинуло очень высоко, и я упал в лагуну, в самую гущу этого желе. Оно в свежем виде выглядит совсем по-другому. Прошло уже шесть лет, и как видите, даже мертвое, оно сохранило некоторые свои свойства.

– Вы хотите сказать, что знаете, где его много? И оно может исцелять любые недуги? – Спросил Вересов.

– Все эти шесть лет я искал человека, которому бы мог доверить эту тайну, но так и не нашел… Вы моя последняя надежда. Похоже, болезнь сильно обуздала вашу гордыню, и возможно, вы тот человек, который мне нужен.

– Что вы имеете ввиду?

– Оно живое. Это желе не просто может двигаться, узнавать вас, играть с вами, оно еще и проникает в ваш внутренний мир. И горе тому, у кого в душе живут чудовища! Оно выпускает их на волю, и они пожирают своего носителя. Так что, вы или вылечитесь, и будете жить долго, или умрете страшной смертью. – Миллер посмотрел на Вересова пронзительным взглядом, но через мгновение искра в его глазах потухла, плечи опустились, и он снова впал в полудрему, но уже не раскачивался, а просто сидел, глядя перед собой. Через несколько минут он впал в глубокий сон.

– Похоже, его сморило от транквилизатора. – Сказала Серафима, когда они вышли в другую комнату. – Тебе не кажется, что у него не все дома? Хотя этот фокус с царапиной… Полная регенерация тканей в очень короткое время.

– Не важно, сумасшедший он, или нет. У нас есть возможности прояснить все вопросы. В моем положении нельзя отказываться от подарков судьбы. Вдруг это как раз то, что я ищу? Отмахнувшись сейчас, я уже никогда не узнаю правды.

– Что ты собираешься делать?

– Нужно вывезти его отсюда поскорее. Наличие конкурентов лишь убеждает меня в том, что к нему стоит прислушаться. Псы, что шли по его следу не простые уличные рэкетиры. Их хозяин – птица высокого полета. Думаю, отвезем его в наше поместье в Сан-Паулу. А там разберемся. Главное, исчезнуть отсюда незамеченными.

– Мне кажется, нужно найти место, о котором никто не знает. Не стоит светить наше английское гражданство. Можем мы использовать наши греческие паспорта? Они надежные?

– Вполне. По крайней мере, еще год к ним не подкопаешься. Возможно, ты права.

Глава 1. Кюрасао – Мартиника

Ослепительный полдень горячим киселем обволакивал обожженные солнцем скалы Кюрасао. Солнце было везде – оно изливалось с неба огнедышащей лавой, отражаясь в светящемся синевой море, в окнах будто игрушечных, раскрашенных в веселенькие яркие цвета домов «Карибской Голландии», в стеклах автомобилей, в фонтанах, в пестрых витринах и солнечных очках туристов. «Нереида», плавно покачиваясь, разрезала гладь канала, и вот уже проскользнув под мостом между Хандельскаде и Роувиллевег, заложила крутой вираж, кренясь на борт. За кормой осталось казино «Реннесанс» и берег Отробанда, а по левому борту медленно проплывали пляжи Виллемстада с нависшими над ними глыбами отелей.

Андрей полулежал в шезлонге на верхней палубе, держа в руке пинту ледяного темного пива. Он лениво поглядывал сквозь солнечные очки на проплывающий мимо пейзаж, на роящиеся вокруг катера и яхты, на зависших у самой мачты чаек, то и дело кося взглядом в сторону, где в шезлонге, демонстративно отворачиваясь от него, возлежала загорелая блондинка Сандрин. Ее немилость была вполне понятна, но Андрей нисколько не жалел о вчерашнем «фестивале», устроенном местной голландкой Майрой Ванн Руперинк в честь удачного завершения работ на шельфе Малых Антильских островов. Весь рейс Майра была суховата в общении, сдержана и сосредоточенна на работе. Под стать настрою были и ее одинаково невыразительные свободные наряды, делавшие ее фигуру бесформенной. Темные очки, которые она не снимала даже ночью, выгоревшая бейсболка, и вечно забранные в конский хвост пепельные волосы дополняли этот серый, карандашный портрет бесполого «яйцеголового» существа[1], жадного до работы и абсолютно безразличного к еде, выпивке и прочим, доступным в море забавам. Каково же было удивление экипажа, когда в последний день, после официального окончания камеральных работ, из ее каюты вышла роскошная загорелая фемина, не отягощенная излишками одежды, с распущенной по плечам пепельной гривой волос. Прекрасно сложенная, как породистая кобылка, отведя плечи назад и чуть запрокинув голову, она остановилась перед Андреем, уныло ожидавшим исполнения выпавшей на его долю повинности – проводить ее с вещами на берег, и сказала, томно растягивая слова:

– Андрэ, возьмите, пожалуйста, мои чемоданы в каюте. Я жду вас на причале.

Спустившись по трапу с двумя огромными баулами, Андрей обнаружил группу поддержки, приехавшую встречать Майру на двух кабриолетах. Высокие как на подбор курортного вида голландцы, загорелые и громкоголосые, забросали багаж в машины и начали усаживаться сами. Майра медлила, стоя перед открытой дверцей, вопросительно глядя на Андрея.

– Что же вы, Андрэ? Все ждут только вас. – Сказала она тоном, не терпящим возражений. – Сейчас мы едем на барбекю на Авила-Бич, потом будет ужин в ресторане, а ночью пройдемся по дискотекам. Как вам такая культурная программа?

Андрей замялся, так как полное перерождение Майры «а ля принцесса-лягушка» застало его врасплох.

– Звучит заманчиво. – Нерешительно проговорил он, стараясь потянуть время, чтобы принять какое-то решение. – Только как-то неожиданно. Я не взял плавок…

– Ой, какая чепуха! Вижу, вы согласны. Я беру над вами шефство. Будут вам и плавки, и выпивка. Поехали!

Она протянула тонкую загорелую руку, и Андрею ничего не оставалось, как сесть с ней рядом на заднее сиденье кабриолета.

В Авила-Бич все уже было готово к их приезду. К трем парам, встречавшим Майру на причале, прибавилось еще четверо – два таких же длинных голландца со своими сухощавыми высокими подругами. Они уже расставили под парусиновым тентом несколько столов, за которыми хлопотали девушки, а мужчины занимались большим, мангалом, вокруг которого уже витал аппетитный, сдобренный благородным дымком, запах жареного мяса. Закрепощенность Андрея быстро улетучилась после первого же тоста. Обходительные аборигены, узнав, что он не говорит по-голландски, дружно перешли на английский.

После первого массированного штурма выстроенной на столе крепости из бутылок самого разнообразного происхождения, застолье перешло в неформальное русло. Включили музыку, кто-то пустился танцевать, другие отдали предпочтение купанию, благо, столы стояли в каких-то пяти метрах от узкого песчаного пляжа. Майра властно взяла Андрея за руку и повела по ступенькам в свои апартаменты, находившиеся на втором этаже занятого шумной компанией бунгало.

– Тебе нужно подобрать плавки. – Прошептала она ему на ухо и улыбнулась непосредственно-бесстыдной улыбкой.

Андрей уже понял, что плавки были всего лишь предлогом покинуть суетливое празднество и остаться с ним наедине, однако, он совершенно не видел причин сопротивляться коварному плану своей обольстительницы. В прохладном полумраке зала-студии она молча разделась, бросив белый комок одежды куда-то в сторону, под кресло, и с разбегу растянулась на огромной кровати, глядя оттуда на то, как он нетерпеливыми резкими движениями расстегивает рубашку и стягивает шорты.

За столом как будто и не заметили их отсутствия и, спустившись на пляж, они сели на свои места, как ни в чем не бывало, сразу включившись в круговорот веселья, которое, правда, значительно прибавило в градусе. Андрей с удовольствием опустошил стакан ледяного джин-тоника и с не меньшим удовольствием обнял Майру, которая с готовностью прильнула к нему горячей упругой грудью. Он чувствовал себя бездомным котом, которого приветила чуть ли не первая встречная незнакомка, и не только потрепала за ухом, но еще и накормила до отвала. Такого плотского довольства он не чувствовал уже несколько месяцев. На берегу его никто не ждал – как-то не складывалось серьезных отношений из мимолетных романчиков на перестоях, а в рейсах далеко не всегда удавалось найти себе подходящую «походную жену». Последние три месяца он как-то зациклился на Сандрин, и она, казалось, выделяла его из остальных, флиртуя всегда на грани, но дальше мимолетных поцелуев дело все как-то не сдвигалось.

Три месяца вынужденного воздержания его прилично утомили, и откровенная бесшабашная приязнь Майры бальзамом легла на измочаленную неопределенностью душу. Вообще, Майру он зауважал за умение сконцентрироваться на наиболее важном на настоящий момент, отрешившись от всего остального. Андрей знал, что она больше года выбивала деньги и готовилась к этой месячной экспедиции. Каждая секунда прошедшего рейса была отмеряна, просчитана и выстрадана ею. Она работала более шестнадцати часов в сутки, кое-как перекусывала на ходу, спала вполглаза, и благодаря этому месячному авралу выжала из экспедиции максимум материала, который она еще несколько лет будет обрабатывать и анализировать в тиши прохладной лаборатории, а по вечерам и в выходные будет развлекаться от души и со вкусом.

А в развлечениях, судя по всему, она знала толк, да и Голландские Антилы были щедры на экзотику. Хорошенько подкрепившись, они оседлали два скутера и целый час летали по бухте наперегонки. Андрей должен был признать, что Майра чувствовала себя на скутере как амазонка на коне. Да и в плотских утехах она была также неистова и искусна. Тонко чувствовала партнера, заводилась сама с полуоборота, и легко заводила Андрея, и теперь уже он пару раз увлекал ее на второй этаж в полумрак студии, чтобы испить до дна этот внезапно упавший ему в руки «сосуд греха», который казался бездонным. Уже стемнело, когда вся шальная компания загрузилась на яхту и направилась в Виллемстад на дискотеку.

Андрей с Майрой, протанцевав без перерыва минут сорок, наконец, в изнеможении плюхнулись в кресла перед круглым стеклянным столом. Расторопный чернокожий официант с очень экзотической внешностью сновал между стойкой бара и столиками, ловко оделяя жаждущих ледяными напитками. Вот он пронесся мимо их столика и, как показалось Андрею, метнул в них двумя блеснувшими радужным отсветом кусками стекла, которые скользнули по столу и остановились точно как по заказу. Перед Майрой оказался высокий стакан с кайпириньей, а перед Андреем пузатый бокал, звякнувший кусочками льда в темно-янтарном полушарии бренди.

– Ну и чертик! Прямо Карибский Фигаро! – Восхищенно сказал Андрей, провожая взглядом неестественно тонкую фигуру официанта.

– Он чемпион среди официантов на Антилах. На него ходят как на артиста, поэтому у него здесь золотой контракт, хозяин с него пылинки сдувает. – Отозвалась Майра, кладя свою тонкую руку поверх его руки.

– Зря ты это. – Андрей освободил руку и сделал большой глоток. – Ты меня снова заведешь, а твой бунгало далеко.

– Неужели тебе не приходилось заниматься любовью в боевых условиях? – Она улыбнулась, отчего ямочки у нее на щеках обозначились более четко.

– Приходилось. Иногда это было забавно, иногда выходило как-то по-скотски. С тобой я так не хочу. Да и на сегодня мы выбрали лимит, как мне кажется. Четвертый раз будет хуже первых трех – это все испортит.

– Ты эстет. Но, пожалуй, ты прав. Я в принципе не против покувыркаться еще, но это будет уже оргия.

– Я все хотел тебя спросить, ты специально меня выманила с парохода, или это просто случайный импульс. Я не замечал, чтобы ты хоть раз взглянула на меня за целый месяц.

– Не забывай, что я была в темных очках! Глаз я на тебя положила еще тогда, когда вы с Максом приезжали подписывать контракт. Но сам понимаешь, ни тогда, ни в море все равно ничего бы не вышло. Еще и эти ваши с Сандрин телячьи нежности. Я понимала, что если не сделать что-то немедленно, то ты так и останешься на судне. Будешь волочиться за ней, и может быть, добьешься, наконец, своего. А я тоже хотела кусок праздничного пирога для себя. Поэтому и придумала этот трюк с чемоданами и переодеванием. Знала, что ты клюнешь.