Нас просто не было (книга вторая)
Маргарита Дюжева
Глава 1
Громко. Ярко. Удручающе душно.
Первые мысли, как только переступила через порог заведения, были отнюдь не радостными. Да и весь мой чертов настрой совершенно не располагал к таким местам. Огромный, расположенный в самом центре города, Дворец Искусств. Красивый недавно построенный гигант. Сегодня именно ему "выпала честь" встречать нашу тусовку.
Прохожу сквозь толпу, киваю знакомым, отрешенно улыбаясь и скользя взглядом по сторонам. Благотворительный ежегодный вечер для золотой молодежи, значит, здесь будут все "наши". Здесь будет Максим и Карина, и все остальные.
Зубы сводило от одной мысли, что придется с ними пересечься в очередной раз. Как бы мне хотелось покинуть это место, развернуться, сбежать домой, или раствориться, стать невидимкой и сидеть в углу, чтобы никто не обращал внимания.
Сейчас покажусь, покручусь перед камерами, чтобы отец не цеплялся и не выдвигал претензий, и уйду. Как я умею: тихо, молча, никого не предупредив. Вернусь домой – единственное место в мире, где мне хочется быть. К единственному человеку, способному успокоить мое сердце. Смотрю на людей, но никого не вижу. Просто тени, безликие образы, везде только он. И внутри кипит от желания быть с ним. Нельзя так любить мужчину, нельзя настолько растворяться в нем, что все вокруг кажется пресным, неинтересным.
Запоздало понимаю, что вчера зря просила его пойти со мной. Фактически сама чуть не затащила в логово к демонам. Лучше одной, с неизменной ледяной маской на лице, барахтаться в этой грязи.
Прошла мимо стайки журналистов. Им больше делать нечего? В нашем городке нет событий интереснее, чем слет богатеньких Буратин? Да всем плевать на эту благотворительность, сплошная показуха!
Дефилирую мимо них, приветливо улыбнувшись в случайную камеру. Наслаждайся папочка, все для того, чтобы порадовать тебя. Все эти никчемные улыбки, наигранный блеск в глазах, весь этот образ довольной жизнью золотой девочки. Чтобы ты, сидя в своем роскошном кабинете, смог довольно повести бровью и снисходительно произнести "ну, хоть какой-то от нее толк".
В голове рождается странная мысль. Пора действительно искать работу. Чтобы ни в чем не зависеть от отца. Последнее время и так трачу его деньги все меньше и меньше. Похоже, настало время покончить с этим окончательно. Чтобы самой отвечать за свою жизнь, чтобы не было пресловутых рычагов воздействия, чтобы в следующий раз не идти на такие вот мероприятия только потому, что господин Антин так захотел, а я не смею его ослушаться. Пора взрослеть и брать свою жизнь в свои собственные руки.
Подхожу к барной стойке, присаживаюсь на высокий стул. Размышляю о том, как бы провести этот вечер, не пересекаясь с некоторыми персонажами, и практически задыхаюсь, уловив знакомый аромат дорогих духов.
Не вижу, скорее чувствую как на соседний стул опускается Абаева. Волосы на загривке встают дыбом, внутри сжимается тугая пружина.
Разворачиваюсь к ней, вопросительно изогнув бровь.
Каринка сидит, развернувшись ко мне вполоборота, одной рукой облокотившись на стойку и нервно барабаня ухоженными ноготками по затертой поверхности.
Гипнотизируем друг друга взглядами не меньше минуты, после чего она произносит:
– Тебе когда-нибудь говорили, что ты сука?
В ответ неопределенно повела плечами. Говорили не раз, и не два. И спорить с этим не собираюсь.
– Ты испортила мой День Рождения, – не унимается Абаева.
– Мне упасть на колени и в слезах вымаливать прощение? – равнодушно спрашиваю у нее, не отводя прямого холодного взгляда.
– На хр*н мне твои мольбы сдались! – шипит она.
– Не хочешь – как хочешь. А то я уже почти было собралась падать ниц.
– Сука, – дорогая подруга констатирует факт, потом недовольно поджимает губы и смотрит куда-то в сторону. Проследив за ее взглядом, наткнулась на проходящего мимо Градова. Он приветственно махнул ей рукой, а меня попросту проигнорировал, не удостоив даже кивка.
Иди, иди, с глаз долой! Не особо и расстроилась!
И он ухолит, скрывается в толпе. Переведя дух, облегченно выдыхаю, только тут заметив, что сжимаю кулаки, и ногти впиваются в ладони.
Пусть он меня игнорирует, пусть лелеет свою обиду. Что угодно, лишь бы не приставал ко мне, не подходил, не говорил.
Еще бы Абаева от меня отстала, было бы вообще здорово.
К сожалению Карина не собиралась отступать.
– Нам надо поговорить.
– Мы уже говорим.
На миг замолкает, прожигая меня темным взглядом, потом все-таки продолжает, хотя ясно вижу, что с трудом удерживается, чтобы не послать меня подальше.
– Я так понимаю, нашей дружбе пришел конец?
Просто капитан очевидность!
Хмыкаю себе под нос, еле сдержав едкое замечание.
Дружба? Сейчас как никогда остро понимаю, что никогда не было между нами никакой дружбы. Правильно Зорин подметил. Мы как люди, которых насильно свели вместе, посадили в одной комнате и дали одинаковые игрушки. В силу социального положения крутились в одной компании. Вот и все. Никакого единения душ, поддержки, вечерних разговоров за кружечкой чая. Ничего. Только фальшивые улыбки, нездоровое соперничество, наигранная радость при встречах. Все.
– По-видимому, да, – отвечаю равнодушно. И это равнодушие абсолютно искреннее. Мне плевать на Абаеву, плевать на нашу ускользающую, разрушающуюся на глазах псевдо-дружбу. Так даже лучше. Можно снять фальшивую доброжелательную маску, перестать восторженно пищать при случайной встрече, будто еще чуть-чуть и напустишь тепленькую лужицу, как маленький щенок.
Карина кивнула, принимая мой ответ. Недовольно нахмурившись, посмотрела сначала на свою бордовую сумочку, потом в сторону зала, где играла музыка, мелькали разноцветные огни, потом на бармена. Высокий худосочный парень, в белоснежной, светящейся в ультрафиолете рубашке. Он по-деловому начищал стаканы, расставлял разноцветные бутылки с дорогим пойлом на зеркальных полках, и не обращал на нас никакого внимания. Бармены привыкли к тому, что под самым носом у них разворачиваются то драмы, то комедии, то доверительные разговоры. Интересно сколько в его голове чужих секретов и историй?
– Ты хотела только уточнить по поводу нашей дружбы, или есть что-то еще? – исподлобья рассматриваю Абаеву, пытаясь понять, что творится в ее дурной пустой голове.
– Я хочу предложить тебе мировую.
– ??? – в моем взгляде немое удивление.
– Мы все равно будем с тобой пересекаться, хочется нам этого или нет. У нас один круг общения. Рано или поздно столкнемся на каком-нибудь вечере, сцепимся из-за какой-то ерунды и опозоримся перед народом, выставив себя сварливым базарным бабьем. В идеале, конечно вообще не контактировать, потому что меня тошнит в твоем присутствии, но это вряд ли получится. Так вот, предлагаю заключить перемирие. Дружбу на хрен. Нам больше не о чем говорить. А вот сдержанный мир – самое то.
– С чего это вдруг такие дипломатические потуги? – спрашиваю напрямую, не понимая, какую игру затеяла Карина.
– Ты больно кусаешься, – нехотя призналась она, – вытаскиваешь на поверхность такое д*рьмо, что не отмыться.
Да, есть такое. Когда пробуждается мой персональный демон, его не остановить. Сжигает все на своем пути, ломает, уродует. Каринка это прекрасно знает.
– Если я такая кусачая, то зачем мне заключать с кем-то перемирие? – усмехаясь, спрашиваю у нее, – может, мне проще продолжать кусаться? Чтобы не лезли?
Абаева на миг замолкает, а потом улыбается, демонстрируя отбеленные ровные зубы. Наклоняется ко мне и доверительно произносит:
– Я могу укусить в ответ.
Внутри будто рвется натянутая до предела струна. Она мне угрожает, прикрываясь улыбкой, но в глазах такой холод, что нет никаких сомнений. Абаева готова выйти на тропу войны.
В такие моменты в мозгу что-то срабатывает, не давая отступить, пойти на попятный. Голову поднимает внутренний зверь, но я его сдерживаю. Из последних сил. Черт, если бы не Артем, если бы не то, что я наговорила и натворила, если бы не мой страх потерять его, я бы прямо сейчас выпотрошила эту гадину, стерла бы с лица ухмылку. Она бы надолго запомнила это вечер. Если бы…
Широко улыбаюсь в ответ. Так же как и она. В глазах ледяное обещание уничтожить.
Подруги, мать твою!
– Хорошо, пусть будет мир, – бросаю небрежно и отворачиваюсь от нее, всем своим видом показывая, что разговор мне наскучил.
– Что, вот так просто? – подленько усмехаясь, продолжает она, даже не думая уходить.
– Зачем усложнять?
– Может ты испугалась? – хмыкает она.
– А может, просто переросла эту куриную возню? – ставлю ее на место, одаривая снисходительной улыбкой.
– Я смотрю, ты растешь прямо не по дням, а по часам, – недовольно отвечает Абаева, и делает знак бармену, чтоб налил, – раз уж мы с тобой заключаем мир, то предлагаю скрепить его тостом.
На мгновение отворачиваюсь, привлеченная ярким всполохом сзади. Ничего особенного, просто луч проектора попал на стеклянный шар под потолком, озарив весь зал россыпью разноцветных огней.
Обернувшись обратно, вижу Карину с двумя бокалами. Смотрю на тот, который она протягивает мне, и внутри в груди змеи шевелятся.
«Не бери, – шепчет интуиция, – Эта дрянь способна на что угодно. И мир этот поганый выеденного яйца не стоит. Она не простит того унижения на дне рождения».
– Шампанское, – с улыбкой произносит она, по-прежнему протягивая бокал мне.
Отрицательно качаю головой и прошу у бармена сделать коктейль:
– Нет настроения для шампанского, – поясняю, равнодушно наблюдая за тем, как она с трудом удерживает на губах легкую улыбку.
Недовольно ставит мой фужер на стойку. Громко звякнув стеклом. Я смотрю на ленивые пузырьки, поднимающиеся со дна, и меня охватывает какая-то тревога, еще не до конца понятная, но уже вполне ощутимая. Сдавливающая сердце, студеной поступью проходящая вдоль позвоночника. Надо идти домой.
Бармен ставит передо мной Пина Коладу. Киваю ему в знак благодарности, принимаю бокал и поворачиваюсь к Абаевой:
– Ну, что за перемирие?
– За перемирие, – кивает она, и мы звонко чокаемся бокалами.
Пьем молча. Карина чуть ли не в два глотка опрокидывает в себя содержимое своего бокала, морщась от пузырьков, бьющих в нос, а я неторопливо потягиваю коктейль через трубочку, наблюдая за тем как уже бывшая подруга снова делает заказ. Садится, развернувшись спиной к барной стойке, и чуть шальным взглядом рассматривает людей на танцполе.
– Знаешь. Я бы рада с тобой еще посидеть, помолчать, подумать о личностном росте, – усмехается она, – но извини, скучно.
Угу, зато с тобой, бл*дь, очень весело!
Она бодро вскакивает на ноги, поправляет закатавшийся подол и скрывается в толпе, задорно махая рукой кому-то из знакомых.
Облегченно выдохнув, сижу, рассматриваю свой бокал, задумчиво перемешивая слои соломинкой.
Как же хреново! Сил нет! Надо что-то делать, и я имею в виду не этот вечер, а всю свою жизнь, пропитанную горечью, ложью и сожалением.
Может все-таки стоит набраться смелости и поговорить с Зориным? Упасть на колени и молить о прощении? Я уже была готова даже на это. Что угодно, лишь бы избавиться от шипов в груди. Не думала, что так сложно что-то скрывать, когда душит чувство вины, когда сожаления о содеянном разъедают изнутри. Я оказывается не настолько сильная, чтобы молча все проглотить, запрятать в темных закутках своей души и идти дальше. Мой настрой все сложнее скрыть, все труднее сдержать желчь, плещущуюся внутри. Артем не дурак, прекрасно чувствует, что со мной что-то не так. Он пока еще не понял, что меня просто ломает, и стоит только прикрыть глаза, набрасываются мучительные воспоминания. Но поймет. Обязательно поймет.
Надо что-то с этим делать. Я так долго не выдержу, сорвусь, и тогда все разлетится на осколки.
Я люблю Артема и не могу без него жить, но на такой лжи у нас не получится построить что-то большее. Я буду думать об этом изо дня в день, а Зорин будет беситься, чувствуя, что от него что-то скрывают. Рано или поздно это нас сломает.
Решено. Я поговорю с Темкой сегодня, после этого гр*баного вечера! И пусть Градов останется моей мерзкой тайной, во всем остальном покаюсь.
Смотрю на часы. Минуло пятьдесят минут с того момента, как моя нога переступила через порог этого заведения. Еще немного, еще чуть-чуть и ухожу. Меня все видели, я со всеми поздоровалась, пожертвование на великие благотворительные цели сделала. Я молодец, я умница, я гений. И я не обещала отцу, что проведу здесь весь вечер. Сыграла свою роль, отметилась, хватит. Даю себе установку пробыть тут еще полчаса. Всего тридцать минут.
Черт, как же шумно. В висках гудит.
Решение принято, сегодня поговорю с Зориным, от этого страшно, хочется прикрыться пустой болтовней с кем-то незначительным, просто чтобы проверить, что я еще жива, что не рассыпалась на осколки.
Поднявшись со своего места, иду прочь, намереваясь перебраться в другой зал, где потише. С кем-нибудь пообщаться. С кем-нибудь не из «своих», просто равнодушная беседа ни о чем, что бы заполнить пустоту в груди, не дать себе еще глубже погрязнуть в самокопании. Чтобы отвлечься.
Выхожу из зала, где гремит музыка, и оказываюсь в просторном фойе, залитом ярким светом. На стенах зеркала, еще больше раздвигающие пространство. Потолки высокие, и от этого кажется, что в торжественном помещении больше воздуха. Становится легче дышать.
Взгляд упорно тянется в сторону широкой лестницы. Может ну его, эти полчаса? Спуститься вниз, забрать одежду из гардероба и уйти.
Мысль кажется настолько привлекательной, что ноги сами делают шаги в сторону выхода.
К черту все!
На губах зарождается улыбка, когда осознаю, что меня никто не может здесь удержать. Я сама себе воздвигла рамки, сама могу их и сломать.
И тут, как по заказу, по лестнице, с первого этажа поднимается Градов. С*ка! Да, что за невезение!
Заметив меня, останавливается на последней ступени. На лице видимость спокойствия, но в глазах клубится темнота. Заправив руки в карманы брюк, мрачно смотрит на меня, будто преграждая путь к отступлению. Чувствую, что ни за что на свете не заставлю себя подойти к нему ближе. В прошлый раз Максу удалось меня выбить из колеи, испугать. Больше не хочу.
По привычке задираю нос к верху, и, смерив его равнодушным взглядом, направляюсь прочь от лестницы, будто это и не я минуту назад мечтала сбежать.
Чувствую, между лопаток будто раскаленные угли прижимают. Это он смотрит вслед.
Господи, ну почему я не смогла с самого начала разрулить эту ситуацию с Градовым? Что помешало сразу отправить его в отставку, а потом уж ловить Зорина??? Да, была бы обида, скандал, но, по крайней мере, все по-честному, без вражды. Тем более пламенной любви между нами никогда и не было. Не мы первые, не мы последние расстались в этом мире.
Справился бы. Побесился, попсиховал и все. Пошел бы дальше, как всегда с небрежной вальяжной улыбочкой на губах. А теперь он один из тех, кто мечтает о моей медленной и мучительной смерти.
Тщательно пряча раздражение, захожу в малый зал. Здесь тоже много людей, но все спокойно стоят кучками, общаются. Здороваюсь то с одним, то с другим. Тут обмолвилась парой фраз, там участливо покивала. Будто в теме, будто не все равно. Красивая картинка снаружи и черное отчаяние внутри. Ощущаю себя настолько одинокой, что словами не передать. Я здесь лишняя. Весь мой мир заключен в Зорине. Только в нем. Я не глядя, отказалась от всего, от своей прошлой жизни, окунувшись в наши отношения. И я могу потерять его в любой момент. Могу потерять все.
Становится душно, рот наполняется горечью.
Отступаю в сторону, чтобы было видно парадную лестницу. Прислонившись к перилам Градов по-прежнему стоит там, разговаривает с кем-то по телефону. Раздраженно жестикулирует, эмоционально высказывая собеседнику.
Черт! Будто специально там стоит, пасет меня, чтобы не сбежала! Нервно усмехаюсь. Бред. Паранойя!
Сзади раздается вежливое "извините".
Развернувшись, хмуро смотрю на молоденькую репортершу, улыбающуюся в тридцать два зуба.
– Вести Плюс, – протягивает свою пресс-карту, – уделите мне пару минут?
Чуть смущенно киваю. Нет настроения говорить на камеру, но папане это должно понравится. Он будет доволен.
И я, в очередной раз надев сияющую маску, напустив на себя доброжелательный вид, старательно улыбаюсь, увлеченно отвечаю на вопросы. Причем ответы в моей голове не совпадают с теми, что произношу вслух.
– Как вам сегодняшний вечер?
– Отличный вечер. Спасибо огромное организаторам за проделанную работу.
«Адская хр*нь».
– Как вы относитесь к благотворительности?
– Для меня участие в благотворительных мероприятиях всегда многое значит. Приятно осознавать, что делаешь что-то важное, полезное для общества.
«Да, бред все это! И мне плевать, как и всем собравшимся здесь! Показуха. Хотите благотворительности – занимайтесь адресной помощью. Переводите деньги на персональные счета тем, кто действительно нуждается!»
Может, я и ошибаюсь, но это мое мнение. Правда оно так и остается сугубо моим, не прозвучав вслух.
Еще вопросы и такие же лживые ответы. Отвратительно. Все это отвратительно.
– Ну и напоследок личный вопрос. Что для вас главное в этой жизни?
– Главное? – на секунду задумываюсь, вспоминая зеленые глаза, – главное это семья.
Она ждет продолжения, но у меня слова застревают в горле. Теряю мысль из-за шума в голове.
– На этом все, извините, меня ждут, – прерываю это нелепое интервью, с милой улыбкой, еле удержавшись от того, чтобы не начать растирать виски.
Репортерша не замечает, растерянности в моем взгляде, просто кивает, произнося дежурное «спасибо, за сотрудничество», и переключается на следующего "благотворителя".
Медленно выдыхаю, чувствуя ком в горле и внезапную жажду. Надо попить. Окинув взглядом помещение, не вижу ни одного официанта. Конечно, мы же не пузатые толстосумы, среди которых непременно сновали бы стаи, желающих угодить. Статус не тот, малы еще, не доросли.
Снова выхожу в фойе, пытаясь отдышаться. Нервно обливаю пересохшие губы, обнаружив на прежнем месте Градова. Разрываюсь между желанием гордо пройти мимо, и страхом, что начнется новый виток разборок.
К черту Макса. Не сможет он тут стоять вечно, сейчас кто-нибудь утянет в сторону для беседы, тогда и уйду.
Направляюсь туда, где играет музыка. Здесь весело, шумно. Все танцуют, но мне не до них.
Здороваюсь с нескончаемой вереницей знакомых, а сама не могу оторвать взгляда от барной стойки. Кое-как отвязываюсь от особо приставучих особей, желающих поболтать и, наконец, тяжело опускаюсь на стул.
Жестом подзываю бармена и прошу воды. Он улыбается, кивает, и через несколько секунд передо мной запотевший стакан с холодной водой, от которой сводит зубы и заходится горло.
Жадно пью, до дна. Становится немного легче. Совсем чуть-чуть. Жажда отступает, но виски словно сдавливает огромная безжалостная рука.
Все, хватит. Ухожу.
Разворачиваюсь, скользя по гладкой поверхности стула, и испуганно вздрагиваю, уронив на пол клатч.
Рядом со мной Максим. Усмехнувшись, наклоняется, поднимает сумку, и задумчиво крутит в руках.
Только его не хватало! Все-таки не удержался, подошел. Эх, надо было раньше уходить, продефилировать мимо него, пока болтал с кем-то по телефону на лестнице и все. Уйти не оборачиваясь.
– Спасибо, – протягиваю руку, сжимая непослушные пальцы на черной лакированной коже.
– Да не за что, – смотрит в глаза, но не отпускает свою находку. Тяну на себя, результата ноль.
– Макс, если тебе нравится моя сумочка, то мог бы сказать раньше – с удовольствием дала бы поносить, – не могу сдержать ядовитую реплику. Настроения и так нет, да еще и голова раскалывается. Раздражает все: и Макс, и этот зал, и музыка, и цветные огни, постепенно сливающиеся в одно сплошное марево.
Он недобро улыбается:
– Как всегда сплошные колючки.
– Удивлен?
– Ни капли.
– Тогда не смею задерживать, – поднимаюсь, отмечая неприятную тяжесть в желудке, и пытаюсь его обойти.
Не выходит. Градов делает шаг в мою сторону, преграждая путь.
– Уже уходишь? – спрашивает, пристально всматриваясь в глаза.
– Да.
– Зря, самое веселье скоро начнется, – хмыкает он, небрежно поглядывая на свои дорогущие золотые часы.
– Без меня, – пренебрежительно фыркнув, снова пытаюсь его обойти.
– Нет, Крис. Без тебя никак, – бесцеремонно хватает чуть повыше локтя, удерживая рядом с собой.
Остановившись, медленно разворачиваюсь, опускаю ледяной взгляд, на его пальцы, спившиеся в кожу, а потом, подняв бровь, смотрю в глаза.
– Ох, ты, блин, прямо кобра, – усмехается он, и показательно отводит руку в сторону, – все отпускаю.
– Максим, я никак не пойму, чего ты добиваешься? – подхожу к нему вплотную, наблюдая за тем, как он с каждым мигом становится все мрачнее, – ты же не идиот. Понимаешь, что все. Конец. Чтобы нас не связывало раньше – оно осталось в прошлом. Я извинилась, хоть мои извинения тебе на хр*н не сдались. Больше ничего предложить не могу. Клясться в вечной дружбе и обещать общаться семьями тоже не буду. В тебе сейчас самолюбие, оскорбленное играет, не более того. Поэтому будь добр, держи его в узде, не усложняй жизнь ни себе, ни мне.
– Да-а-а-а? – протянул он, – серьезно думаешь, что дело в ср*ном самолюбии?
– Ну, может еще в самомнении. Все Макс, заканчиваем этот спектакль и расходимся.
Он снова не дает мне уйти, не вызывая ничего кроме жуткого раздражения. Музыка эта, будь она неладна, то звучит словно сквозь слой поролона, то нарастает, терзая мои барабанные перепонки.
– Черт, – не выдерживаю, морщусь, плотно прижимая руки к ушам, – зачем так врубать?!
Парень напряженно смотрит на меня, явно не собираясь пропускать.
От шума, и жуткой какофонии звуков начинает звенеть в голове. Желание уйти, становится просто невыносимым, поэтому, примирительно вздохнув, устало произношу:
– Градов, скажи, что мне сделать, чтобы ты оставил меня в покое?
Он с минуту рассматривает меня, а потом тихо просит:
– Потанцуй со мной.
– Нет, – отрицательно покачала головой. Я не хочу танцевать, мне нехорошо.
– Просто один танец, и я обещаю, что отстану от тебя. Напоследок.
Как по заказу грохот клубной музыки сменяется плавным мотивом. Градов усмехается и протягивает мне руку.
– Давай, Крис. Помнишь, наш с тобой первый вечер тоже с танца начался. Давай и закончим на той же ноте.
Надо же, помнит наш первый вечер! Я вот ни хрена не помню. Ни первый вечер, ни второй, ни то, что было с утра. Странное ощущение, будто мое тело живет отдельно от меня. Мысли путаются, и я с трудом понимаю, что творится вокруг.
Сама не знаю, почему рассеянно вкладываю свою прохладную, влажную ладонь ему в руку. Не хочу танцевать, но плетусь следом за ним на танцпол.
Музыка медленная, красивая. Кладу руки ему на плечи, а сама растерянно вожу взглядом по сторонам, потому что все кажется нереальным, надутым, выпуклым, будто смотрю на мир сквозь стенку круглого аквариума. Что за бред?
Пол словно живой, покачивается, вращается, и я против воли цепляюсь за пиджак Макса, потому что меня раскачивает из стороны в сторону.
Градов снова смотрит на часы.
– Ждешь кого-то? – спрашиваю, а сама считаю удары своего сердца, которое кажется, пульсирует не в грудной клетке, а в горле, в глазах, на кончиках пальцев. Мотаю головой, пытаясь отогнать наваждение.
– Жду, – соглашается Макс.
– Кого? – не то чтобы мне было интересно, просто дежурная фраза.
Градов склоняется к моему уху, и тихо произносит:
– Конца света.
– И когда он планируется? – ирония не удалась, голос становится каким-то вялым, тусклым.
– Судя по всему, минут через десять окончательно накроет.